Коренастая фигура с пылающими глазами. Времяточец в последний раз вселился в своего любимого носителя. ЧервеБойл шагнул вперёд, подняв стальные кулаки. Доктор осторожно повернулся лицом к существу. Зрители нетерпеливо ревели, топая ногами и копытами, размахивая хвостами.

— Итак, — прошептал Времяточец. — Всё сводится к тому, к чему и должно было. Доктор и Вирус. Почему ты меня не убил, повелитель времени?

— Потому что моя подруга оказала мне большую услугу, — Доктор спокойно встретился взглядом с существом. — Она показала мне, что есть и другая возможность. Если бы я тебя уничтожил, ты бы всё равно со временем вернулась. Как моё чувство вины, мои сожаления, ты — часть ужасного цикла. Я не могу отобрать у тебя жизнь. Я отказываюсь делать это. Но я могу дать тебе покой. Идём со мной, Иштар. Позволь мне помочь тебе.

— Почему я должна тебе верить?

— Я тоже этим вопросом задавалась, — Эйс шагнула вперёд, немного удивлённая своей уверенностью. — Ему веришь потому, что нужно кому-то верить. Да, он сделал несколько ошибок, но сейчас он взялся за ум, — Эйс немного помолчала и посмотрела Доктору в глаза: — Я верю тебе, Доктор.

По лицу Доктора пробежало странное выражение, и Эйс на мгновение показалось, что повелитель времени заплачет. Но это выражение быстро промелькнуло, и его сменила уверенность.

— Иштар, если ты всё ещё контролируешь этот организм, я даю тебе слово, что не хочу причинить тебе вред.

— Ты врёшь! — закричала маленькая фигурка, пыхнув пламенем из металлических ноздрей. — Это очередная игра! Я побеждал тебя раньше, смогу победить снова! Я убью твоё сознание здесь и сейчас, захвачу твоё тело и отправлюсь грабить вселенную! Я сожру твою драгоценную Землю!

— Если ты решила быть такой дурой, — закричала Эйс, — верни хотя бы Бойла. — Он не заслужил такого.

— Чеда Бойла? — вскрикнул Времяточец. — Маленькое живое существо? Я пожираю целые планеты!

Маленькое тело, в котором находился Времяточец, начало дёргаться и изгибаться, его мышцы сокращались из-за внутреннего давления. Ноги не выдержали, и тело свалилось на землю.

С мерзким треском костей тело Чеда Бойла лопнуло и раскрылось. Из раздираемой плоти хлынула кровь, и изнутри вырвались наружу сверкающие металлические кольца. С триумфальным видом из шеи вырвалась драконья морда.

Обрывки человеческой формы Чеда Бойла смялись под сверкающей массой огромных металлических ламелей, лапы разметали в стороны обрывки хрупкой человечности, пока не осталось от ребёнка ничего.

Времяточец принял свою истинную форму.

Эйс поняла, что плачет, злясь на то, что нечто такое способно так просто отбросить человеческую жизнь. Она не сразу поняла, о ком именно она плачет.

О Чеде Бойле, о её мучителе.

Она надеялась, что где-то найдётся рай и для него.

Доктор смотрел, его лицо потемнело от древней силы. Времяточец метался по сцене, вытягивая энергию из собравшихся демонов бессознательного. Они визжали, пищали и исчезали, растворяясь в бурлящем океане чёрного пара, который расползался по зрительному залу и растворялся, засасываясь в растущую фигуру Времяточца. Руки росли, из пальцев вылезли похожие на сабли когти. Ноги и туловище слились в гигантский извивающийся хвост из блестящей стали. Грани драконьей головы смялись и разгладились, превратившись в лицо молодой женщины. Зрачки глаз Времяточца, последний остаток души Бойла, исчезли, и их сменили красные, светящиеся злым интеллектом. Новая форма закричала от боли и триумфа.

— Зайди в ТАРДИС! — крикнул Доктор Эйс. — Быстро!

Эйс прыгнула в дверь корабля, не успевая следить за окружением, которое менялось всё быстрее и быстрее, цвета и формы размывались в чисто белую пустоту. Остались лишь синяя полицейская будка и два противника, повелитель времени и Времяточец, стоявшие лицом к лицу. Изменённая Катака возвышалась над маленькой фигуркой Доктора. Выглянув из двери, Эйс увидела, как существо подняло голову и заревело.

— Не будь дурой! — орал Доктор. — У тебя нет причин сражаться, тебе нечего больше добиваться!

— Твоей смерти, Доктор! — проревел монстр. — Твоей смерти!

Оно дунуло струёй голубого пламени прямо на стоявшего перед ней Доктора; он закричал, его одежда загорелась, а кожа начала усыхать. Какую бы силу он не призвал для исцеления себя, она не была бесконечной. Он шатнулся вперёд, заслонился рукой, а Времяточец наклонился вперёд и раскрыл рот, чтобы проглотить эту надоедливую букашку.

Доктор обернулся на Эйс, и в эту секунду женщина из Перивейла увидела на его лице подобие гордости. Он словно прощался.

Доктор отвернулся и посмотрел на опускавшиеся на него челюсти.

— Слишком много смерти. Слишком много конфликтов! — крикнул он Времяточцу. — Это должно прекратиться немедленно! Сгинь!

Он протянул руку и дотронулся до существа.

Вселенная вспыхнула светом.

В розарии первый Доктор смотрел на идеальный цветок, который ему принёс пятый Доктор. Сарлейн. Он хорошо прижился в саду, и старый Доктор улыбался и кивал. Это был тот самый цветок, который он так долго пытался вырастить.

Любуясь цветком, сидевший рядом на корточках молодой Доктор улыбнулся, встал, засунул руки в карманы.

— Что же, мне пора, — улыбнулся он. — Нужно приготовить площадку, найти старую биту. Хорошо быть снова свободным. Ты не придёшь сыграть?

— Конечно, — засмеялся старик, держась руками за лацканы алой прайдонской мантии. — От игры я никогда не отказываюсь.

Доктор плавал в пустоте, его тело включало в себя миллиард точек-галактик, медленную вспышку ядерной жизни. Грубая сфера космоса расцветала внутри него, росла у него на глазах, жизнь теснила ночную тень. На его глазах расцветали и рушились космические цивилизации, концепции порядка и хаоса разрастались и ужимались, рождались и умирали вместе со своими культурами языки, каждый из них стремился описать то, что было внутри Доктора. Ни одному из них это не удавалось.

Этот момент продолжался вечно, Доктор созерцал эту внутреннюю прогрессию как течение бесконечной музыки, бесконечный ремикс, в котором одна тема возникала, чтобы оттенить другую; жизнь, смерть и возрождение. Во вздымающихся галактиках, окружённых сияющими квазарами, звёзды расцветали и коллапсировали, их скопления разбивались друг о друга под действием гравитации. Законы формировались из того, как вещество играло в вещество, и эти законы нарушались на поверхности и в центре сферы.

А затем появился Времяточец.

Как верно подметили поэты многих культур, он окружал сферу вселенной, а значит, и Доктора. Он проглотил собственный хвост, бесконечно питаясь самим собой. Он был всем, что было и что будет. Сражаться с ним было всё равно, что воевать с закономерностью, кричать навстречу шторму. В его чешуе отражался свет космоса и все его крохотные войны.

Но в этой концепции, в этой величественной поэме окружения, всё ещё сияла одна жизнь. Очевидно. Времяточец был такой же частью жизни, как дыхание или кровь. Он был тем, на что орали коты августовскими ночами, за чем кайрили следили на небесах своих снов, о чём младенцы думали во время рождения. Доктор прикоснулся к этой жизни.

Жизнь была короткая и в то же время бесконечная. Катака знавала и любовь, и жалость, и смех. Доктор просто предстал перед ней, и она увидела в нём то, чем её механическая форма не могла быть. Она согласилась.

Она хотела домой.

Времяточец почувствовал, что его суть растворяется, вычислил приближающийся факт растворения. Голова отпрянула от своего хвоста, с рёвом бросилась к Доктору, пустив волну, нарушившую эволюцию целых скоплений галактик.

Они воевали в биологии, поэзии и астрономии тысяч рас, звёздный мужчина сражался со змеем.

Как говорят сказители, Змей был готов схватить шею мужчины.

И тогда мужчина улыбнулся.

Саул смеялся.

— В чём дело, Саул? — встревоженно посмотрел вверх преподобный Трэло.