Сказав это, Времяточец ускакал, скрывшись за гребнем лунного холма. Доктор провёл его взглядом.

— Не забудь, — тихо сказал он, — что я предлагал тебе милосердие.

Он ещё раз взглянул на свою спутницу и убрал с её лба капельку грязи.

— Прости меня, — прошептал Доктор.

С рёвом искажающегося пространства-времени возник большой объект, его посадка подняла огромные расширяющиеся тучи лунной пыли. Он окружил собой Доктора и ТАРДИС.

Церковь святого Христофора прибыла на Луну.

Для Трэло и Хатчингсов это выглядело так, словно Доктор и полицейская будка внезапно возникли в церкви, в проходе между скамьями, а на алтаре появилась лежащая в коме женщина.

Эмили завизжала, а затем прикрыла рот рукой. Доктор кивнул Трэло, сел на скамью, и задумался.

— Доктор! — вскрикнул удивлённый преподобный. — Что вы здесь делаете?

— Спасаю мир. Вы на Луне. Существо по имени Времяточец воспользовалось каким-то мощным источником психической энергии и перенесло вас сюда. Зачем — не знаю. А теперь дайте мне подумать.

Он сел и задумался, внимательно глядя вдаль. Время от времени он протирал рану на щеке. Питер Хатчингс выглянул в окно и увидел лунные кратеры. Затем он посмотрел на Эйс. Затем на Доктора. Он поднял палец, чтобы задать вопрос.

— Нет, дорогой, — сказала его жена. — Лучше я.

Она села рядом с повелителем времени и коснулась его рукава:

— Эй, этого недостаточно. Нам нужны ответы на некоторые вопросы.

— Вы уверены? — Доктор посмотрел на неё. — Вам они не понравятся. Я Доктор, а это, — он указал на лежавшее на алтаре тело, — моя подруга Эйс.

— Доктор, — беспокойно сказал Саул. — У вашей подруги отсутствует мозговая активность. Она, простите меня, умерла.

— Ещё нет, — пробормотал повелитель времени. — Пока я жив, она тоже жива.

Хеммингс не был Хеммингсом. Он был гребнем волны, лёгким отличием от океана бессмысленного хаоса. Его толкало и тянуло ко всем сильным концепциям, наталкивало на эмоциональные напыщенные речи, он изо всех сил удалялся от ложных догм и извращённых концепций. Лишь понимание того, чем он не был, не давало ему раствориться в этом море данных. Он не был ни коммиком, ни черномазым, ни гомиком. Он не был… Море продолжало изменяться, а он продолжал спорами удерживать свою личность. Его никогда не спрашивали о том, кем он был.

Рядом с ним плавали другие, очевидно другие, шипастые и стрекочущие. Дьяволы, которых он когда-то нарисовал, а потом перерисовал в арийских ангелов. Перед ним раскрывались ворота, и он почувствовал, что кто-то прижал к его лбу розу, и её шипы начали прокалывать его кожу.

Это было не то, во что он, как ему казалось, верил. Он думал, что верит в славные военные небеса, в легионы кавалеристов, сражающихся и пирующих. Так ему рассказывал отец.

Но его отец не давал матери раскрыть рот, а она тихо продолжала верить во что-то другое, отчаянно ища утешения в своих чётках, когда Руперт радовался каждой победе Германии.

Его мать знала, во что её сын верил на самом деле, в глубине души; что его заставляло просыпаться каждый раз, когда он слышал ночью плач в камере.

В аду мучают мучителей.

Эйс чувствовала прижатую к её щеке кожу. Она раскрыла глаза и осмотрелась. Хм. Она ведь должна была очнуться снова в таверне, так? Но это не таверна. Она лежала на красивом кожаном диванчике, подушка выскользнула из-под её головы. Рядом с диванчиком стоял столик, на котором был ворох старых журналов, включая парочку выцветших комиксов. За большим окном был залитый солнечным светом маленький газон. На календаре было двадцатое августа. Вокруг неё в креслах сидело множество людей, некоторые из них тихо беседовали. На столе был большой бронзовый колокольчик, а за ним приветливая медсестра что-то писала в большом журнале.

О. Ясно. Снова выбор. Так что, теперь всего предыдущего словно никогда и не было? Её теперь никогда не уносило временной бурей, она никогда не встречала Профессора, никогда не подумывала о том, чтобы стань наёмницей Кейна?

Она села и потянулась. Что же, может быть, если она выберется отсюда, она произведёт впечатление на старых друзей тем, что была психом. Эй! Значит, Мидж всё ещё жив! С каждой минутой становится всё лучше. Она осторожно подвигала ногами, размышляя о том, где конкретно она может находиться. Для её семьи тут слишком всё богато. Впрочем, их это не волновало. Её всё ещё не покидало чувство, что она сделала что-то ужасное. В какой-то момент она увидела сияющий труп, исчезающий в белизне атомного взрыва. Кошмар какой-то. Эйс надеялась, что этот образ пропадёт, но интуиция подсказывала, что это было по-настоящему, что её действия привели ко множеству смертей. Огромному количеству. Поэтому, наверное, она и находилась в одном из последних мест во вселенной, где она хотела бы быть.

Ничто не сравнится с домом. Слава Богу.

Медсестра подняла взгляд, улыбнулась, закрыла книгу и подошла к Эйс.

— Вы, должно быть, только что прибыли. Вам хорошо спалось?

— О да, — широко улыбнулась Эйс. — Теперь у меня голова нормально работает. Это же Перивейл, да?

— Да, — улыбнулась медсестра.

— И это 1987 год, верно?

— Да, — засмеялась сестра.

— Вот дерьмо, — усмехнулась Эйс, встала и взъерошила свои волосы. — Ну, давайте, что вы там для меня припасли.

— С таким отношением вам будет очень тяжело, — вздохнула сестра. — Мне понадобятся некоторые ваши личные данные, — она взяла блокнот и ручку. — Группа крови?

— Первая. А зачем вам?

— Это для того, чтобы мы могли подобрать вам правильного вампира.

— А, понятно, — кивнула Эйс. — Это можно было предвидеть. Это ад, да?

— У вас есть какие-нибудь предпочтения: забрасывание камнями, сжигание, распятие? — сестра радостно улыбнулась, облизывая губы.

Все, кто был в приёмной, обернулись и посмотрели на Эйс так, словно она была жертвой большого розыгрыша.

Эйс на какое-то время закрыла глаза и подумала о том, каким был бы рай. В раю должны были быть чудесные приключения, она бы бегала с дикими лошадьми, а пальцы её ног облизывал бы Иен Браун.

— Как вам такой вариант? Начало в обед — снятие кожи живьём, затем упомянутый ранее вампир, потом цирк с клоунами, которые интересуются анатомией, потом чай…

Эйс старалась не слушать. Она хотела сказать что-то уместное, остроумное, но её распирало рвотой, внутри волнами нарастал животный ужас.

Она ни за что не станет плакать. Если это Ад, она его примет, она будет с ним сражаться, она попытается сделать из него что-то хорошее.

Но в начале её, наверное, всё-таки вырвет.

Так что, наверное, ковровым дорожкам Ада повезло, что в этот момент двери приёмной распахнулись. Эйс резко развернулась, готовая драться, но новый прибывший её даже не заметил. Это был Хеммингс, его тащили за руки два хихикающих монстра. Они тащили его к внутренней двери, а он кричал бессмысленные молитвы, кричал что-то своей матери. Но он не сопротивлялся. Сестра засмеялась:

— Расчленение не настолько плохо, мистер Хеммингс. Оно может стать очень интересным опытом.

Дверь за ним захлопнулась, остался лишь лёгкий запах серы. Эйс скрипнула зубами и посмотрела на сестру.

— Нет, — сказала она. — Это не может быть ад.

— Уверяю вас, это он. А почему вы этому не верите?

— Ну, если бы вы хотели меня пытать по-настоящему, вам бы потребовалось совсем другое.

— Что именно?

— Перри Комо[11], — девушка из Перивейла достала из кармана тёмные очки и надела их. — Делайте, что хотите, мне не страшно.

Сестра нахмурилась. Некоторые люди относились к вечным мукам недостаточно серьёзно.

— Ей не страшно, — донёсся смех с другой стороны комнаты, и Эйс почувствовала, что у неё в животе снова всё напряглось.

Боже, этот голос был из такого далёкого прошлого. Не может быть…