«Почему не помчался домой сразу после Нового года? — запоздало корил он себя, пока остальные сдавали билеты и возвращали багаж. — Не захотел лишний раз расстраиваться или понадеялся на прогноз врачей, что батя протянет еще месяц-другой? Вчера днем звонил, все вроде было нормально… Насколько может быть нормально при таком диагнозе. “Крепкое сердце”, — вспомнил он слова Зои. — А вот сердце как раз и не выдержало… Что теперь будет с мамой? Может быть, Артему удастся уговорить ее переехать?..»

…Седьмого января после обеда Тамара с сыном выехали из Смоленска домой. Сергей дремал на откинутом сиденье, а она прокручивала в памяти события последних суток и ловила себя на мысли, что впервые за последние годы возвращается от матери в хорошем настроении. Причина простая: похоже, мама влюбилась.

Как оказалось, история эта началась много лет назад, когда интернатскую девочку Тоню Воронову полюбил сын местного военкома Гена Решетников. Учились они в одном классе средней школы, оба активисты, отличники, шли на серебряную медаль и нравились друг другу. Вот только не принято было тогда выставлять чувства напоказ, разве что чуть дольше обычного могли они посмотреть в любимые глаза, задержать на доли секунды случайное прикосновение… Хотя, очень даже возможно, причина была в другом: Тоня сомневалась, что это настоящая любовь. Любовь — она должна быть такой… такой… что ах!

После школы Геннадий поступил в военное училище, а Антонина недобрала баллов на математический факультет в МГУ. Пришлось возвращаться и нарабатывать стаж пионервожатой в родном интернате. А на следующий год она без проблем поступила на матфак пединститута соседнего областного центра в Беларуси. Поближе к старшей сестре, которая как раз окончила техникум и распределилась на завод в Минск.

Все годы учебы Тоня и Гена переписывались, и скорее всего быть бы свадьбе, если бы… если бы Антонина не воспылала любовью к одному аспиранту, в чем честно и призналась Решетникову. В тот же год бывший возлюбленный окончил училище и уехал на Дальний Восток, а она… отправилась в Минск делать аборт: как оказалось, аспирант был давно женат и даже имел двоих детей. Ни развод, ни новая женитьба, ни тем более дети в его планы не входили. Вот чем она обернулась, «настоящая» любовь…

Дослужившись до полковника, Геннадий вышел в отставку и вместе с женой в девяносто первом году вернулся в Смоленск, поближе к дочерям, которые были замужем за военными и жили под Москвой. В девяносто третьем, ничего об этом не зная, в город детства переехала и Антонина Степановна — тянуло в родные места. Но судьбе было угодно, чтобы они встретились лишь в сентябре две тысячи первого, на пятидесятипятилетии школы… А ведь жили практически рядом, за пару кварталов друг от друга. Жена Решетникова к тому времени умерла, Крапивина много лет была одна… В общем, накануне Нового года Геннадий пришел с цветами и сделал предложение своей первой и, как он утверждал, самой большой любви. Та ответила согласием. Решили знакомиться с детьми, и первую, как самую старшую, пригласили в гости Тамару…

Сказать, что пожилые люди были счастливы, значило не сказать ничего! Все пространство вокруг них было наполнено такой трогательной нежностью, что Тамара непроизвольно ловила себя на мысли: вот оно, счастье. Забыты горести, неприятности, незачем злиться, не на кого повышать голос, да и ни к чему… Почти сутки она недоверчиво поглядывала на улыбающуюся мать и пыталась вспомнить: видела ли когда-нибудь ее такой умиротворенной? Нет. Никогда!

«Неужели все это сотворила любовь? Бедная моя мамочка, ведь она знала Геннадия Васильевича со школы, и счастье было так близко, — придерживая руль одной рукой, размышляла Тамара. — Ошибочное увлечение стоило ей почти двадцати пяти лет жизни с нелюбимым человеком… Но как же отец? Неужели и он, женившись на маме, ошибся? За что его наказала жизнь? За то, что не замечал влюбленную в него сопливую соседскую девчонку? Редко кому удается не перепутать любовь с влюбленностью. Женятся, живут, сами страдают, потом мучают детей, близких… Как же права была тетя Аня: рожать нужно только от любимого мужчины! Даже если он предаст, любовь перейдет на ребенка, — взглянула она на спящего Сережку. — Мальчик мой, — наполнилось нежностью ее сердце. — Как бы я жила без тебя на белом свете?»

Тамара сбросила скорость и выключила приемник, боясь разбудить сына, но под Минском его все равно пришлось потревожить: загорелся сигнал бензинового датчика. Спросив спросонья: «Тебе помочь?» — и получив отрицательный ответ, Сергей заблокировал двери и снова откинулся на подголовник.

В этот момент к бензоколонкам справа и слева лихо подрулили два джипа с российскими номерами. Выскочив из салона, водители быстро вставили заправочные пистолеты в бак, один из них быстрым шагом направился к кассе.

Забыв о сне, поворачивая голову то вправо, то влево, какое-то время Сергей сравнивал свою мечту — серебристый «БМВ Х5» с такого же цвета «тойотой». Двери обеих машин открылись, из них вышли еще люди: по-видимому, размяться… Услышав стук по стеклу, он отщелкнул автоматический замок.

— Ну и мерзопакостно на улице, — села на место Тамара и подула на руки.

— Давай, я поведу.

— Отдыхай, — улыбнулась Тамара. — У тебя послезавтра второй экзамен. — И, повернув ключ зажигания, плавно тронулась с места.

Выехав на дорогу, она добавила в салоне тепла и включила радио. Следом с заправки вынырнули два джипа, через зеркало заднего вида ослепили ее светом фар, один за другим обошли слева и рванули вперед. Спустя несколько минут габаритные огни автомобилей практически исчезли в сыпавшем с неба месиве дождя со снегом.

— Эти когда-нибудь доездятся, — заметила она.

— Ма, у них такие классные «тачки», еще лучше твоей, так что можно запросто гнать по такой дороге. А наши штрафы для россиян — копейки.

— Дело не в штрафах. Надо думать о себе, о тех, кто рядом, о тех, кто ждет и может не дождаться, — произнесла она и, бросив взгляд на спидометр, убрала газ: с сыном в салоне она никогда не лихачила…

Чернов сменил за рулем Михаила, едва они оказались на территории Беларуси. После того как съехали с трассы Брест — Москва, пришлось сбавить скорость: стемнело да и дорога стала гораздо хуже. Напряженно вглядываясь в разрезанную светом фар темень, он не переставал думать, правильно ли поступил, не сообщив спутникам, с кем столкнулся у кассы на заправке.

Если честно, не услышь он приятный голос, то не обратил бы и внимания на стоявшую впереди женщину. Украдкой за глянул под закрывший лицо капюшон и в первый момент даже не поверил собственным глазам: Тамара Крапивина! Образ этой женщины прочно засел в памяти еще на Ибице. Да он узнал бы ее из тысячи!

Стоявший у одной из заправочных колонок «Мерседес-Бенц ML 320» окончательно убедил его в том, что не ошибся. Заметив мужскую фигуру в салоне, Владимир перевел взгляд на своих спутников: Кушнеров о чем-то разговаривал со склонившимся над левым задним колесом Михаилом, Радченко с каменным лицом стоял чуть поодаль и отсутствующим взглядом провожал проносящиеся мимо машины — за все время пути он не произнес и пары фраз. Дубров и еще трое ребят из службы безопасности находились рядом.

«У человека горе. Зачем ему знать, что здесь эта женщина?» — закручивая крышку бензобака, принял окончательное решение Владимир.

Между тем, не обратив на мужчин никакого внимания, женщина села за руль, завела двигатель, включила фары и тронулась с места — как уже понял Чернов, Тамара Крапивина не имела привычки оглядываться по сторонам. Выехав с заправки, он добавил газ и спустя десять минут оставил «мерседес» далеко позади. Так же как и свои сомнения…

…Неприятности для Тамары начались с самого утра восьмого января.

«Так вот почему мне было так тревожно, — поняла она свое состояние в последние дни декабря и перевела взгляд на факс, который переслал один из помощников Семеновича. — Как можно заключать параллельный контракт на переоснащение станции, если еще в начале лета партнер разместил заказ и перевел почти девяносто процентов средств? Если это не чья-то злая шутка, тогда — полный беспредел!»