— Ты сама положила ей начало.
— А почему ты сдался? Почему поверил мне, а не своей Тамаре? Ты ведь мог ее защитить, но этого не сделал! Ты один во всем виноват! — с вызовом посмотрела она ему в глаза. — Разве не так? — Радченко опустил взгляд: признаваться в том, что Крапивина скорее всего была беременна от кого-то другого, Лиде не хотелось. — Если бы ты знал, как я устала бояться, что тебе все станет известно… Столько лет жила и дрожала, а вдруг ты что-то заподозришь… Как хорошо, что закончился этот кошмар, — закрыла она лицо руками.
— Не закончился… Соколовский…
— Не смей! Я все сделаю, лишь бы он ничего не узнал! — быстро перебила Лида.
У Алексея тут же отлегло от сердца.
«Умница Артем! — мысленно отдал он должное проницательности друга. — Вот у кого талант распознавать людей! Осталось только применить его в собственной личной жизни!»
— Он ничего не подозревает, он мне верит! — добавила Лида и, тупо уставившись в телевизор, замолчала.
— Это не выход, — не предполагая, во что может вылиться дальнейший разговор, осторожно начал Алексей. — Рано или поздно тебе придется все ему рассказать, иначе ты снова совершишь ошибку. Кто-нибудь начнет тебя шантажировать… Если ты ему дорога, он все простит. Ты только представь себе, что значит жить с чистой совестью! Расскажи ему сама, сходи в церковь, покайся… Ну, не знаю, что еще… — Он взглянул на Лиду и осекся: по ее щекам одна за другой сбегали огромные горошины слез.
В комнате снова стало тихо.
— Ты оставишь мне хотя бы квартиру? — наконец решилась она спросить.
Растерявшись, Алексей машинально нажал кнопку на пульте и выключил телевизор: такого быстрого исхода дела он не ожидал.
— Она твоя, я своих решений не меняю. И это еще не все… Скажи, Соколовский думает о частной практике? Глядя на тебя, я не сомневаюсь: он хороший специалист… Значит, так… Завтра ты заберешь заявление о разделе имущества, распрощаешься со своими цепными адвокатами, послезавтра нас тихо и мирно разводят. Взамен я сделаю все, чтобы помочь Соколовскому открыть свое дело и встать на ноги. Я в этом заинтересован не меньше тебя: будет хорошо тебе — будет спокойно мне. Ты мое слово знаешь, я никогда тебя не обманывал.
— Не обманывал. Даже когда нам было хорошо в постели, ты ни разу не сказал, что любишь.
Алексей запнулся и снова посмотрел на бывшую жену: как же глубоко несчастна была с ним эта женщина!
— Это первое… — снова попытался он собраться с мыслями. — Второе: я должен знать, кто передал тебе список компаний холдинга… То есть фактически заставил пойти против меня.
— Друзья, — опустила глаза Лида. — Они просто хотели мне помочь и объяснили мне мои права…
— Какие права? — перебил он, хотя при слове «друзья» внутренне напрягся: неужели недоброжелателей несколько? — Пойми наконец, эти люди — враги, твои и мои. Им наплевать на тебя, на Соколовского, на этих девочек, — кивнул он на дверь, за которой слышался детский смех. — Они хотят раздробить холдинг и прибрать к рукам все, что отойдет к тебе! Деньги нужны всем и всегда, поэтому я даже не спрашиваю, зачем ты согласилась на их предложение! Но в результате ты могла лишиться всего…
В этот момент за спиной скрипнула дверь.
— Тетя Лида! Тетя Лида! — зазвенели детские голоса. — Мы уже поели и посуду вымыли. Можно немножечко на компьютере поиграть?
— Можно, — незаметно смахнула слезы Лида. — Только совсем немножечко, пока папа вернется.
— Ура! — заверещали сестрички и скрылись за дверью.
— Мамой еще не называют? — неожиданно поинтересовался Алексей.
— Пока нет. Леночка иногда пытается, а Света еще хорошо помнит мать. У них и портрет в комнате стоит.
— Правильно. Подрастут — сами все решат. Мне кажется, ты будешь им хорошей матерью.
— Правда? — с надеждой посмотрела на него Лида, и на ее ресницах снова блеснули слезы.
— У тебя получится. Ты можешь быть ласковой, любящей — я знаю. Ведь это ты выходила меня после аварии.
— Леша, прости меня, пожалуйста. Прости за все, — прошептала она и, закрыв лицо руками, заплакала. — Я завтра же заберу заявление, только прошу о двух вещах: ничего не говори Андрею и не спрашивай, кто помогал мне в этом деле… Я сама должна разобраться. У меня так мало друзей…
— Хорошо, — пришлось ему согласиться.
Домой Радченко вернулся около часа ночи. Вечер в квартире на Тверской продолжился знакомством с Соколовским, раньше обычного вернувшимся домой, приглашением поужинать и долгим мужским разговором.
«Не он, — окончательно убедился Алексей. Андрей Иванович произвел на него хорошее впечатление. — И Лида рядом с ним стала другой, это правда. Кто же тогда?»
Артема он нашел в кабинете.
— Ну и?.. — не отрываясь от монитора, спросил тот.
— Завтра утром Лида заберет иск.
— Слава тебе Господи! — перекрестился Кушнеров. — Может, теперь белая полоса пойдет?
— Будем надеяться.
— Гниду, как я понимаю, она не сдала?
— Это было ее условие… Но, мне кажется, сдаст, когда убедится, что ее использовали. Она не глупа, разберется.
— Конечно, не глупа, — скептически согласился Артем. — Только пуля в ее голове со смешенным центром тяжести. Не знаешь, куда повернет…
— В любом случае ему — или им — недолго осталось. Ладно, не будем загадывать. Завтра Чернов введет в курс дела Дуброва… Я пошел спать. Спокойной ночи.
— Спокойной… Я еще поработаю…
* * *
…Дни, остававшиеся до Нового года, были наполнены для Тамары странной и непонятной тревогой. Ничего особенного не происходило, ровным счетом ничего, но на душе было беспокойно, хотелось прильнуть к кому-то сильному, уверенному в себе, почувствовать себя защищенной… Приступы таких желаний в последнее время случались все чаще и были такими острыми, что хоть волком вой в пустоту!
Но рядом по-прежнему никого не было. Если же иногда Тамара ловила на себе случайный мужской взгляд, то по привычке собиралась в комок, выпрямляла спину и холодно глядела поверх, сквозь, в сторону, но только не в глаза тому, кто ею интересовался…
В один из таких вечеров она лежала на диване в гостиной и смотрела старый, знакомый еще с детства советский фильм.
«Эту елку мы с Сережкой покупали после его возвращения из Штатов, — во время рекламы перевела она взгляд на сверкающее разноцветными огоньками пушистое великолепие в углу. — Времени с тех пор пролетело немало, а рядом со мной так никого и нет… Почему? Ну почему так хочется этой проклятой любви!»
Не выдержав, она подняла с ковра мобильник и, собравшись с духом, позвонила одному из своих давних и безуспешных воздыхателей. На звонок ответил приятный женский голос. Оторопев на секунду, Тамара нажала «отбой» и опустила трубку на пол. Почувствовав подступивший к горлу ком обиды, она вскочила с дивана, влетела в свою комнату и зарылась головой в подушку.
«Игру в любовь придумали мужчины, — донеслось откуда-то из незапамятных времен. — Любви на свете нет, есть сладкая иллюзия…»
Тамара вздрогнула и повернулась на спину.
«Мама, мама… — щелкнула она выключателем настольной лампы. — Жаль, что в свое время ты понятия не имела о феминизме, потому что об этом в первоисточниках марксизма-ленинизма не было сказано ни слова… Многого бы достигла на этом поприще… И меня воспитывала, словно готовила к борьбе на баррикадах… Женщина должна быть сильной… Кому должна? Ну, вот она, я — сильная, смелая, независимая, только почему-то не очень от этого счастливая… А быть слабой не умею… Да если бы и сумела, разве это принесло бы мне счастье?.. Может быть, оно как раз в равновесии между силой и слабостью?..»
В коридоре послышался шум. Тамара быстро погасила свет: кажется, Сережка с приятелями.
— Ма, ты спишь? — прошептал сын, просунув голову в дверь.
— Пока не сплю.
— Я так и думал: телевизор включен. Можешь меня поздравить — получил последний зачет! А ты боялась!
— Молодец. Первый экзамен у тебя пятого, а следующий когда?
