Тамара замолчала. Внешнее спокойствие и уверенность в голосе были полным блефом — она изо всех сил старалась не выдать внутреннего напряжения, достигшего пиковой точки, и шла ва-банк: если играть не по правилам ему разрешили сверху, он не испугается.

— Хорошо, — пробормотал человек, еще пять минут назад напоминавший прежнего Ляхова. Перемены, произошедшие с ним, подтвердили, что она не ошиблась. В то же время на душе стало горько: «Боже мой! А ведь когда-то я подумывала родить от него ребенка!» — Я попытаюсь организовать встречу… Но, насколько мне известно, человек он занятой и может отсутствовать в Москве…

— Хоть на Карибах, — перебила Тамара. — Встреча должна состояться как можно скорее, желательно на этой неделе. Жду звонка в любое время суток и напоминаю: это в твоих интересах. Учти, я могу тебя опередить.

Встав со стула, она подхватила сумку и, не оборачиваясь, покинула кабинет.

«Надо заехать на мойку, — почему-то вспомнила она утреннюю встречу с инспектором. — Стыдно, Тамара Аркадьевна: такая интересная женщина и в такой грязной машине!»

Но, проезжая мимо автоматической мойки и увидев хвост длиннющей очереди, Крапивина даже не притормозила: некогда. Вернувшись в офис, она попросила Машу ее не беспокоить, закрылась в кабинете, прилегла на кожаный диван и закрыла глаза: одно дело было сделано, но оставалось другое, более важное. И здесь требовался тщательный анализ ситуации.

Кто мог ее предать? Кто и когда мог снять копии с документов? К ноутбуку доступа нет ни у кого, он всегда закрыт в сейфе, офисной сетью она пользуется редко… Кто?

Дима? Молод, умен, честолюбив… Нет, именно потому, что умен, он на это не пойдет. Он еще не всему научился, не все взял от нее, да и повода усомниться в его порядочности за почти четыре года работы не появлялось. А ведь она взяла его на работу впопыхах: на кого-то срочно нужно было переложить обязанности Ляхова. Правда, не все: расставшись с Александром Романовичем, Крапивина открыла новые офшоры, закрыла старые и не собиралась больше делиться этой информацией ни с кем.

Итак, Рогов отпадает… Кто еще? Петр Гаврилович, променявший с выходом на пенсию кресло зампредседателя одной из негромких, но важных комиссий в комитете на роль консультанта по особо щепетильным вопросам? Непохоже…

«Он старой закалки, из тех, кто не меняет хозяев и отличается редкими по нынешним временам преданностью и принципиальностью. Нет, не он. Кто тогда? Кто еще? — продолжала она поиск, и мозг четко, словно метроном, отрабатывал возможные варианты: — Маша? Вряд ли… Пришла со школьной скамьи, без образования, а на сегодняшний день — левая рука шефа… Нет, ей нравится ее роль да и зарплата устраивает. Попробуй достичь подобного в другом месте!.. Кто еще? Ира, Кира Петровна? — вспомнила она сотрудников бухгалтерии. — Не-е-е-ет… Во-первых, для такого дела нужна особая стервозность, чего у обеих не наблюдается. Во-вторых, у них — семьи, дети-школьники. Их устраивает жизнь без интриг. Точно не они…»

Мысленно перебрав всех сотрудников офиса, она остановилась на охране. Дядю Ваню можно отбросить сразу и без комментариев, а вот остальные… Почему бы и нет? Дежурят сутки через трое, ночью могут запросто попасть в любой кабинет. Но как открыть сейф?

И тут ее осенило: три недели назад, вернувшись из командировки в Москву, она обнаружила на своем столе папку с документами, прикрытую газетной статьей с фотографией Ляхова! А ведь всех учила: ничего не оставлять на рабочем месте!

«Два дня в Москве, два выходных… Итого четыре дня, четыре ночи, — прикинула она. — Теоретически каждый из охранников имел возможность проникнуть в мой кабинет: запасные ключи хранятся в сейфе у секретаря и на ночь сдаются охране… Ясно! — вскочила она с дивана. — Теперь надо хорошенько подумать и вычислить предателя…»

Из офиса Крапивина вышла около восьми вечера. Голова гудела от переизбытка работы, но мозг, как запрограммированный компьютер, сам вспомнил о невыполненном деле и довел хозяйку до ближайшей мойки. Однако очередь из машин была не намного меньше, чем днем: таких умников, как она, оказалось семеро.

«Больше часа ждать», — раздосадованно прикинула она, но делать было нечего.

Позвонив домой, Тамара нажала настроенную на любимую волну кнопку радиоприемника и сразу услышала знакомый бархатный голос.

«А потом жалуется, что мужики проходу не дают! — в сотый раз восхитилась она талантом перевоплощения подруги и улыбнулась. — Кто же такую не захочет!»

Продолжая слушать, как Ирка разыгрывает в вечернем эфире очередной приз от очередной компании, проводящей очередную рекламную акцию, она вдруг припомнила, что та давно к ней не заглядывала и даже не звонила.

«Значит, снова пашет без выходных и проходных, — сделала она несложный вывод. — И когда мы, бабы, научимся перекладывать это дело на мужиков? И детей воспитываем, и домом занимаемся, и деньги зарабатываем, а кое-кто еще и держит на своей шее эти “сильные” мужские плечи…»

Проследив взглядом, как стоявшая перед ней машина спряталась в моечном боксе, Тамара подъехала ближе и заглушила двигатель: надо было заплатить в кассу.

Мило улыбнувшись мужчине в красном комбинезоне, помогавшему ей движениями рук остановиться в нужном месте, она передала ему чек и устроилась в кресле удобнее. Дождавшись, когда ворота с брызгавшей из щелей пеной вздрогнули и двинулись на машину, она попробовала добавить громкости, но случайно коснулась пальцем соседней кнопки и переключилась на другую FM-станцию.

«Жестокий мир, жестокие пути — жизнь пополам на острие из лжи, — услышала она сквозь шум и потрескивание. — И падает, издав прощальный зов, разрезанная надвое любовь…» — И вдруг откуда-то из глубин подсознания всплыл растерянный Алексей как раз в тот момент, когда она отдала Ляльке с таким трудом раздобытую им розу.

«Чужой! За что такие муки! — надрывно продолжал женский голос, и картинка тут же сменилась: Радченко предстал в больничных стенах с костылем под мышкой. — Чужой! Мы столько лет в разлуке! — боль, жгучая боль от пролитого из чайника кипятка. Невольные слезы заставили Тамару закрыть глаза. — Чужой! Я помню, как все было, — рыдала певица, которую она прежде никогда не слышала, а потерянный Леша сидел на краю кровати и пытался осмыслить произошедшее. — Я так тебя любила, я до сих пор живу одним тобой», — мерцающие свечи по периметру комнаты, беспредельная нежность, бесконечные поцелуи…

«Чужой! О, как же это больно! — не выбирая дороги, она бредет по улице, потрясенная известием о беременности. — Чужой! — кричит душа невольно, — разговор с Кравцовым в деканате: Алексей женится на Тишковской. — Чужой! И плачет чуть живая она, изнемогая, и шепчет: “Ты прости меня, родной…” — уже почти рыдала Тамара и слышала на лестнице пьяный вопль: “Я убью тебя, сволочь, если ты тронешь ее хотя бы пальцем!” — Но эхом отдается слово “боль…”» — прошептала певица.

Песня закончилась, и из динамиков тут же зазвучал голос незнакомого диджея. Машинально нащупав на панели кнопку, Тамара выключила радио.

«Боль… — мысленно повторила она. — Со своей болью я за эти годы сжилась. Она — моя, она мне — родная…»

Легкий стук по стеклу заставил ее испуганно открыть глаза. Под настороженным взглядом мужчины в красном комбинезоне она повернула ключ зажигания и попыталась улыбнуться. Видимо, получилось это плохо: выехав из бокса, она бросила взгляд в зеркало и заметила, что фигура в красном комбинезоне продолжает смотреть ей вслед.

Отъехав от мойки на приличное расстояние, Тамара остановила машину и снова настроилась на любимую волну. Дождавшись, когда из динамиков зазвучала бодрая танцевальная мелодия, она набрала номер Ирки, что делала крайне редко: даже если ей очень понравилось, что та «промурлыкала» в эфире, в лучшем случае Тамара отправляла подруге SMS.

— Привет, — неожиданно быстро ответила Ира: фоном в трубке слышался все тот же танцевальный ритм. — Давай быстро, у тебя две минуты.

— Ир, ты слышала песню со словами: «Чужой… Боль… Мы столько лет в разлуке…»