========== Глава 3. To ==========

Образ железной зубастой ловушки

Зверю предельно понятен;

На человека же ставят капканы

В виде раскрытых объятий.

ГРОТ — Ни с кем.

Поздоровавшись с хозяином дома, где Эдогава остановился, юноша поднялся в свою квартиру, зло швырнул бумаги на стол и, не раздеваясь, упал на кровать, уткнувшись лицом в мягкую перину.

У юного детектива бывали моменты отчаяния. Он знал, что это.

Он помнил, как его избивали в школе — за то, что был слишком умным. Родители оказались не в силах помочь, а сам Эдогава лишь один раз попытался противостоять и в итоге оказался побит еще сильнее, чем прежде. С тех пор он глотал обиду, закрывая глаза, и молча терпел, просто выжидая. Спустя год он, будучи доведен до крайности, решился на ответный ход. Пару раз проник в чужой дом, выкрал несколько вещей и подкинул их в школьные портфели, подделал почерка и распространил необходимые слухи — этих ребят ждали суровые наказания, а двоих отчислили за плохое поведение.

Рампо осознал, что такое отчаяние, когда оказался на грани вылета из университета. Из-за чрезмерно безразличного отношения к некоторым предметам юноша был едва ли не первым в списках на отчисление. Ему пришлось приложить все силы, по десять раз бегать за преподавателями и практически умолять дать ему шанс. Выучить скучный предмет было не самым сложным — сложнее всего было разрушить человеческие предубеждения. Многие преподаватели давным-давно махнули рукой на безусловно одаренного, но руководствующегося только своими интересами молодого человека, и переубедить их казалось невозможным. Эдогаве все же удалось тогда удачно закрыть сессию, на одни «отлично», но нервов он потратил немало.

Детектив познал, что такое отчаяние, когда в начале его блистательной карьеры многие полицейские со смехом взирали на только-только окончившего университет юношу и категорически отказывались верить в его талант и силы.

Рампо нуждался в признании и отчетливо это осознавал.

С тех пор, как Фукудзава-сан взял его под свое покровительство, позволил действовать открыто и в случае необходимости оказывал посильную поддержку, в жизни Эдогавы настала светлая эпоха. Зарабатывая любимым делом, вволю смеясь над людьми и ощущая свою власть над ними, получив долгожданные славу и признание — юноша не знал горя. Не было дела, которое он не смог раскрыть. Не было преступника, которого он не смог бы сдать с потрохами полиции, а та лишь поражалась, как такое возможно.

Но почему-то сейчас Рампо ощущал отчаяние. Он чувствовал себя так, словно утопал в болоте. Липком, темном, захлебываясь мутной жижей и будучи не в силах вдохнуть.

Он чувствовал себя подобно бабочке, попавшейся в паучьи сети. Хищника не было рядом, но он отчетливо ощущал его присутствие, почти что слышал его дыхание и мысленно уже смотрел в алые глаза, вздрагивая от холодных, подобных смерти прикосновений. Эдогава мог кричать, мог пытаться вырваться, трепетать крыльями и отбиваться, но не мог выпутаться, как если бы его разум был помутнен.

Он видел себя ребенком, выброшенным на темные улицы незнакомого города, что ухватился взглядом за черную ткань, лежащую на широких плечах, и бросился следом, во тьму, со своим слабым, трепещущим огоньком надежды в груди. Он видел эту обманчивую улыбку, знал, что она не подарит ему счастья — только страдания, но все равно самоотверженно бросался в эти тонкие руки, так похожие на камень. Зарываясь носом в шею, он не чувствовал биения крови в чужом теле, и холодел от ужаса; поднимая взгляд, он не видел глаз — только пустые глазницы; пытаясь убежать, он продолжал стоять на месте, прикованный к призраку, слушая потусторонний голос и понимая, что он попал во влажные, отвратительные, ледяные руки отчаяния, которое тянулось к его сжавшемуся от страха сердцу.

Рампо резко проснулся, сбивчиво дыша. Было неприятно: он ощущал себя больным. Коснувшись дрожащей рукой лба, он почувствовал холодный пот на коже.

Юноша заставил себя подняться. Подойдя к окну, он поднял ставень и несколько раз глубоко вдохнул.

На улице стояла изумительная ночь, но все такая же безлунная, как и предыдущие. В последнюю неделю над городом будто скопились тучи, предвещая беду.

Эдогава устало протер глаза и вздрогнул. Ему редко снились сны. Его голова, ежечасно прокручивая внутри себя сотни и тысячи вариантов событий, откладывая на задворках памяти миллионы людей и лиц, жестов и слов, даже по ночам работала, продолжая выстраивать теории и либо подтверждать их, либо опровергать. Поэтому если во время сна и возникали образы, они были связаны разве что с работой. Кошмары ему снились крайне редко — он ничего не боялся, будучи лишен той фантазии, которая подстерегает молодых юношей и девушек за темными углами и превращает обычные вещи в демонов и исчадий Ада.

Решив, что заняться делом будет наилучшим решением, Рампо зажег пару свечей, чтобы освещение было получше, упал на стул, закинув ноги на поверхность стола, и принялся снова изучать бумаги, что забрал у инспектора.

В мыслях прозвучали слова По: «Я ожидал большего. Я дал Вам подсказку еще вчера вечером».

«О чем он говорил?» — Эдогава нахмурился и начал вспоминать их диалог с архитектором на треклятом празднестве. Вот По говорит о Гильдии. Но это констатация факта, в этой реплике нет ничего, кроме сухой информации. Потом Эдгар просит его, Эдогаву, рассказать о раскрытых им делах. Здесь они не касались темы нынешнего расследования Рампо никоим образом. Подсказок быть не могло. Под утро Эдгар говорит, что пора заканчивать.

Юноша хлопнул себя по лбу и чуть не свалился вместе со стулом.

«Юные девушки, выросшие в высоком обществе, часто попадают в не ту компанию».

«Как можно было пропустить это?!» — злился на самого себя Рампо, вместе с тем чуть ли не подпрыгивая от радости. Это же был прямой, самый что ни на есть намек на связь Монтгомери с Гильдией! И Эдогава умудрился не заметить его. «Стареешь», — выругал себя он и продолжил размышлять.

Если По так уверенно указал на взаимосвязь Фицджеральда и Монтгомери с Гильдией — значит, он имел к ней прямое и непосредственное отношение. Возможно, был одним из глав или приближенных. «Он явился на вечер не из-за дочери, а из-за тайной связи», — с разочарованием думал Рампо.

Каждый раз, когда Эдогава находил очередные подтверждения причастности По ко всей этой политической дряни, он ощущал в себе непонятное сопротивление, как если бы часть его была против. Она неожиданно глупо и наивно твердила, что Рампо заблуждается, что Эдгар не будет связываться с подобными людьми и пятнать себя грязью заговора.

«Но ведь это налицо», — удивлялся юноша, споря с самим собой.

«Именно поэтому ты должен задуматься! Стал бы он с такой легкостью раскрывать все карты, если бы был с ними заодно?» — возмущенно лепетала неосознаваемая им половина.

«Самый лучший способ обмануть — сказать правду. — Но в данном случае эта правда только тебе на руку. Враг бы не стал вкладывать тебе оружие в руки против него же. — Это может быть мастерская ловушка. Меня могут пытаться обмануть».

Все эти споры завершались ничем: Эдогава оставался с неприятным осадком в душе и полной неуверенностью в своих же суждениях. Утешало его лишь то, с чем он не раз сталкивался на практике: со временем, когда появятся зацепки и начнет выстраиваться логическая цепочка, все мнения разделятся на черное и белое, на правду и ложь, и все встанет на свои места.

Но слова По, что Эдогаве может не понравиться истина, до которой он докопается, скреблись на сердце, раздирая его в клочья и вынуждая кровоточить.

_

Медленно шло время. Август закончился, и в свои права вступила осень, усыпая улицы яркой листвой, игриво путая мысли, оголяя деревья и радостно готовясь к зиме. Природа, казалось, очнулась от тепла, что томило ее все лето, и счастливо смеялась последним лучам яркого солнца, шутя с бликами света на мостовых, отдавала последние силы на созревание поздних плодов и щедро раскрашивала разноцветными красками унылые дома. Воздух пропитывался холодом, что веял с севера, пугливо прятался под одеждой, забегал в помещения вместе с людьми и опасливо заглядывал в открытые ставни.