– Свинья.
– Я это слышу от человека, всю мою жизнь водящего меня за нос?
– Твой нос слишком заманчив, чтобы за него не водить.
Амато одной рукой приподнял мой подбородок и прижался губами вышеупомянутому носу.
Ангелы уже столпились на площади. Амато, как я заметил, старался ни на кого не смотреть. Ни когда ехал, ни когда остановил Мракобеса и ждал, пока я спешусь. А с того момента, как я помог спуститься ему самому, он и вовсе смотрел только на меня.
Изучил каждый мой жест, пока я расседлал коня, когда помог мне протереть его, пока мы меняли овес. Он не отрывал от меня взгляда, как будто пытался наверстать упущенное за двадцать лет.
Но стоило мне самому повернуться к нему – его резко начинали занимать мои ботинки, интереснейшая архитектура конюшни, овес и собственные ногти.
Когда мы закончили с Мракобесом и вошли в харчевню через парадный вход, я сперва подумал, что здесь был турнир с подушками. Весь этаж захватили перья и ярчайший белый цвет.
Опять летали разносчицы, опять едва поспевал работать Череп. Реми, довольный, меня едва не расцеловал. Крепко хлопнул по спине и прошипел на ухо:
– Черт возьми, Рей, я не знаю, как ты это делаешь, но они все пришли глянуть на тебя. Устроишь аншлаг еще хоть разок – будет премия.
И он показал двум десяткам ангелов большой палец.
Среди них я заметил и того русого, что заприметил еще на площади Покойных. Он на долю секунды вскинул брови и подозрительно привычно улыбнулся, но не ртом, а одними глазами. И не мне – Амато.
Тот с идеально ровной спиной, глядя никуда и всюду одновременно, подошел к его столу. Как на плаху, ей-богу.
Дрожащими руками он вынул из кармана талисман Феликса и аккуратно положил на стол.
Амато не стал дожидаться, пока мужчина сгребет украшение в карман – развернулся ко мне, но не успел сделать и шагу. Ангел порывисто вскочил, развернул Амато и прижал к себе. Я не видел лица последнего – только дрожащие руки.
Вот они зависли в воздухе, колеблясь. А вот они опустились на плечи собрата и Амато задрожал уже всем телом.
Ангел, похожий на Амато как две капли воды, гладил того по искалеченным плечам и что-то нашептывал на своем говоре.
Ангел поднял на меня до боли знакомые серые глаза и подмигнул.
– Посмотрим, что из этого всего выйдет, – шепнул я Реми.
И, попутно схватив свободных два кресла, приставил их к столу компании.
Ангелы учтиво переключились на Всеобщий, пускай и с жутким акцентом.
Рассказывали разомлевшему Амато, что изменилось на родных землях, что появились новые законы, сменилась мода, прибавилось магазинов.
– Появились новые п’епа’аты для ухода за пе’ями, – размашисто жестикулируя сообщил один из них.
Я поджал губы, сдерживая улыбку, но, видимо, для ангелов проблема перьев – очень даже весомая, потому что даже у Амато загорелись глаза.
– Наконец-то! Поздравляю!
– Тепе’ не надо мучиться, – кивнул пернатый.
– Не хочешь мучиться с к’ыльями – поступаешь методом Амато.
Когда смеялись ангелы, мы смеялись с них. Потому что если Амато еще научился имитировать человеческий смех, остальные шушукались, будто помесь мыши и совы.
Брат Амато (имя этого типа я так и не запомнил, собственно, как и настоящее имя Амато – длиннющее, да еще и состоит почти что из одних гласных) откинулся на кресле. Вернее попытался – наши сиденья сколачивались не для ангелов. Его крылья уперлись в спинку и все, что он смог – изменить градус сидения.
Кто из гостей нетерпеливее – перекинул крылья через спинку.
Вскоре разговор пошел свободнее и все чаще ангели сбивались и говорили на родном языке. Стоит сказать, довольно странном. Я ни разу не услышал буквы «р». Шипящие – пару раз. Зато гласные они пихали всюду, куда можно и нельзя.
Слово за слово, ангел рядом со мной принялся учить меня разговаривать на ангельском.
– Как, повтори? – мне казалось, он издевается.
– Оэииа, – он хихикнул с моего выражения лица.
Я даже не хотел знать, что это значит.
– А как на счет матов?
– Что это?
Амато, услышав нас, улыбнулся и на секунду наклонился ко мне:
– В ангельском нет таких слов.
Вскоре к нам спустился Мустафа. Увидев нас, невредимых, он буквально просиял от счастья.
– Малыш, – он похлопал Амато по спине и, мистическим образом умудрившись всунуть между нами еще один стул, плюхнулся рядом.
Когда ангелы опять вернулись к своим разговорам и остались только мы с Мустафой, он наклонился ко мне, касаясь грудью моего плеча, и интимно прошептал на ухо:
– Ты мне должен шесот серебрушек.
– Что?.. Эм, что? – невинно переспросил Амато.
В моей руке треснул бокал.
– Эй, Рей, не ломай добро! – послышался голос Реми. – С тебя две серебрушки.
Когда опустилась тьма, ангелы принялись собираться. Они оказались щедрыми на ребятами, – заметил я. И улыбнулся, представляя лицо Реми, когда тот будет пересчитывать чаевые. Все-таки стоит подумать о премиальных.
Вместе с ангелами мы отправились в главный храм. Амато уговаривал меня остаться.
– Нельзя тебе в храм, – он заправил мне прядь за ухо. – Ты все равно ничего не запомнишь.
Я перехватил его руку, когда он хотел поправить другую сторону прически.
– Я должен. Феликс был моим другом.
Кое-что я таки запомнил. Например, запомнил, как сравнивал ангелов Амато с нашими, Гильдонскими. Наши были мельче. И их фигуры казались… светлее, что ли? У всех белые волосы. Одежда тоже. Так уж требовала наша религия.
Порой и среди ангелов рождались брюнеты, но они стыдились это, как женщины – своей наготы. Они красили волосы, глаза заговаривали, чтобы разогнать меланин, всю жизнь пользовались отбеливающими масками.
Прибывшие ангелы казались естественнее. Из-под белой кольчуги могла выглянуть черная рубашка, а брюки так и вовсе у всех были цветные. Оттенки, правда, блеклые, но хоть так.
И вели они себя свободнее. Не стеснялись своего заразного смеха, обнимались, целовались.
И носили оружие, о чем наши и думать не могли.
После Реставрации я почти ничего не помнил. Стоило мне перешагнуть порог храма – и память как отбило.
Помню лишь какие-то зеленые свечения, ветер прямо в здании, и запах ладана.
Почему-то помню, как спросил брата Амато:
– Почему наши ангелы вам помогают?
– У нас ‘азная культу’а, но мы не в’аги. Мы помогаем д’уг д’угу если можем.
– И в этом ангелы умнее людей, – добавил Амато.
Я кивнул и заметил, что на словах Амато не причисляет себя ни к ангелам, ни к людям.
Пришел я в себя задолго после того, как вышел из храма. Во всяком случае, я уже лежал на груди Амато, а тот в свете канделябра читал очередную книгу.
– Как мы сюда попали?
Комната моя. Знакомые яркие обои – совсем не некромантские. И кровать тоже моя – с пурпурными одеялами и навесом в виде балдахина.
А я жил далеко от здания гильдии.
– Госпожа Мокрица рассказала, как добраться. А то кабинет Коршуна изрядно погромил.
Сперва я хотел рассмеяться со словосочетания «Госпожа Мокрица», но то, как Амато сказал о Феликсе, меня насторожило.
– Он? – я свесил ноги на ковер.
– Я никогда ничего не ломаю, – Амато выделил слово «никогда» и опустил книгу.
– А трещины на стеклянном шкафу?..
– Будет шишка.
Я притянул его за плечо. Тот вздохнул, отложив книгу, и поспешно сел передо мной.
Пальцами я легко прощупал его затылок. Уже шишка, чего уж там.
Амато одел одну из моих ночнушек. Немного висело на нем. Надо завтро помочь ему с вещами переехать ко мне.
Движимый мрачной догадкой, я обернул его спиной к себе и, приобняв, расстегнул все пуговицы. И ткань потянул вниз.
– О боги…
Я медленно ползал взглядом по его спине. Одни синяки да царапины.
– Я достаточно ловкий, так что серьезных ран нет.
– Ты самый ловкий.
Я как можно невесомее прошелся пальцами над повреждениями.
– Ты самый изворотливый.