– Ты что, ведунью из нее готовишь? – усмехнулся сидевший рядом Корж, выстругивая черенок для мотыги.
– Хозяйка должна все знать и помогать домашним при хворях, – наставительно проговорила Вита.
– Дело говоришь, – согласился муж и, отложив законченный черенок, предложил: – А не повечерять ли нам?
Малуша быстро вскочила и весело проговорила:
– Я приготовлю.
Шустрая девушка начала быстро расставлять посуду на столешнице.
– Хорошая хозяйка будет, – похвалил отец дочку.
– Да вон уж уноши возле нее вьются, – улыбнулась Вита.
– Ой, что ты говоришь, мама, – покрылась румянцем Малуша.
– А что за парубок провожал тебя после посиделок? – не унималась мать.
– Да это Хоре, сосед. Ему надо было возвращаться домой мимо нашей избы, – оправдывалась дочка.
– Плети лыко, – продолжала смеяться над дочерью мать, но Корж, видя смущение дочери, пришел ей на выручку:
– А что сейчас делают на посиделках?
Малуша с благодарностью посмотрела на отца и начала рассказывать:
– Унотки[23] пряжу прядут, уноши играют на гуслицах или свирельке, песни поем, смеемся.
– А что за песенки? Спой, – попросил Корж.
– Такую вот распевали:
Введение пришло,
Зиму в хате замело,
В сани коней запрягло,
В путь-дорожку вывело,
С берегом связало,
К земле приковало,
Снег заледенило,
Малых ребят,
Красных девчат
На салазки усадило,
На ледянке с горы покатило…
Или вот, когда уноши зачнут пугать лешими, мы запеваем:
Вы катитесь, ведьмы,
За мхи, за болота,
За гнилые колоды,
Где люди не бают,
Собаки не лают,
Куры не поют, —
Во там и место!
– И мы те же песенки пели, такоже нас уноши пугали, – отозвалась Вита.
– Страшно было? – спросила ее дочь. – При лучине-то темень. И вдруг кто-то из уношей как крикнет по-совиному… Жуть!
Несчастье в этой доброй и мирной семье случилось в один из теплых весенних дней.
Истопив баню, первыми в нее пошли мыться Вита и Малуша. По привычке Вита сняла с себя оберег, который был подарен ей отцом мужа, Антом. Молодой Ант был ратником Олега, когда тот еще княжил в Новгороде, и в один из походов на зырян как раз и добыл эту безделицу.
Был он и в том знаменитом походе к Днепру, когда князь обманом и хитростью уничтожил здешних правителей, Аскольда и Дира, отняв у них Киев. Здесь Ант и женился, здесь у него и родились сыновья. А когда старший сын женился, он подарил невестке этот оберег, который она приняла с благодарностью, нанизала на льняную нитку и постоянно носила на груди.
Оставив дочь в избе одну, Вита вернулась в баню к мужу. Девочка долго рассматривала оберег и решила примерить его на себе, нацепив на шею. Когда родители пришли из бани, она попросила:
– Матушка, можно я немного поношу?
– Поноси, поноси, – ответила распаренная от банного духа Вита.
Утром следующего дня, когда солнце едва поднялось из-за леса и еще не сошла утренняя роса, Вита отправилась в лес собирать лекарственные травы.
Корж с Малушей не волновались, – Вита не впервые ходила за травами, и занялись привычными домашними делами.
Но когда солнце начало свой сход за Гору, Корж и Малуша забеспокоились.
– Оберег она оставила у меня, – едва не плакала девочка.
– Не хотела тебя будить, когда уходила, – рассеянно ответил ей отец.
Работа валилась из рук. Наконец Корж бросил все дела и сказал дочери:
– Уж не случилось ли какой беды? Надо идти искать…
– Я с тобой, батюшка! – встрепенулась Малуша.
– Куда тебе, сиди дома, жди.
– Может быть, она зашла к дядьям Остеру или Кожеме поболтать с Праскевой или Радой? – бросила ему вдогонку Малуша.
– Я зайду к ним, – отозвался отец и вышел, прикрыв за собой дверь.
Малуша, оставшись одна, взволнованно ходила из угла в угол. Зажав в руке оберег, она обращалась ко всем богам, чьи имена помнила, прося их помочь отыскать матушку.
Корж вернулся один, когда взошедшая луна заглянула в слюдяное окошко и спорила своим светом с тусклым огоньком горящей лучины. По грустному лицу отца Малуша поняла, что матушка не отыскалась.
– Ходили с Остером и Кожемой в лес, не нашли, – коротко ответил он на немой вопрос дочери. – Ложись спать, поздно уже.
– Зачем я только выпросила этот оберег, – девочка заплакала, сняла безделушку с шеи и положила ее на столешницу.
Корж присел на лавку рядом с дочерью, обнял ее и молча поглаживал по головке.
– Ничего, отыщется, – слабо утешал он ее. – Обязательно отыщется…
Незаметно для себя Малуша уснула, и Корж осторожно отнес ее на лежанку, а сам сел подле окна. Сон не шел к нему…
Рано утром следующего дня, едва начали светлеть редкие облака на небе, возле жилища старейшины собрались все взрослые члены рода. Пришла даже Рада с младенцем на руках.
Всем сходом люди начали обсуждать, где искать пропавшую Виту. Беда была в том, что никто не видел, в какую сторону она отправилась за травами. Наконец, решили, что далеко она уйти не могла, искать ее нужно в ближнем к селению лесу.
Вместе со всеми собралась идти и Рада, но Корж остановил ее:
– Куда ты побредешь с сосунком? Побудь лучше с Малушей, – боюсь, как бы она не увязалась за нами.
На опушке леса люди выстроились в цепь и пошли, постоянно перекликаясь друг с другом и выкрикивая имя Виты.
Когда ночная роса начала окончательно сходить, по цепи раздались выкрики: «Нашли!»
В яру, заросшем высоким кустарником и подростом, лежала жена Коржа. Одежда на ней была порвана, лицо и грудь были в крови. Глубокие царапины прорезали голову и щеки. На помятой траве отчетливо выступали большие и маленькие медвежьи следы.
– Набрела на медведицу с сеголетком, – тихо проговорил Остер.
– Она голодная и злая после зимней спячки, – согласился Кожема. – Да еще и с медвежонком…
Женщины завыли в голос: добрую и обходительную жену старейшины рода любили и почитали все.
Вырубив из подроста жерди, мужчины соорудили носилки и, водрузив на них тело мертвой женщины, направились в селение.
Согласно языческим обрядам, Виту похоронили в тот же день. Когда тело опускали в могилу, начал накрапывать дождь. А возвращающихся с похорон родичей накрыл настоящий ливень.
– Даже боги плачут по Вите, – произнес кто-то в толпе…
В светелке княгини Ольги, расположенной на втором этаже терема, мать-правительница и священник Григорий пытались вразумить юного Святослава принять христианскую веру. Молодой уноша, у которого заметно пробивались темные усики, был насмешлив и непреклонен.
– Вы молитесь на образ Христа, намалеванный на деревянной доске, – издевательски усмехаясь, обращался он преимущественно к священнику. – Так и мы обращаемся к деревянным или каменным идолам. Где отличие? Вы придумали сказку о его жизни, но и у нас есть свои розмыслы о наших богах.
– Христос – святой человек, принявший страдания за всех людей, – настаивал священник. – Он милосерден и готов отпустить прегрешения всем покаявшимся… – Ваш Христос – слабый человек, – отмахнулся Святослав.
– Почему ты так считаешь? – вмешалась в разговор мать.
– Он не стал бороться за свою веру, а позволил себя убить. И позволил не абы как, а в компании с двумя преступниками. А потом, – обратился Святослав к Григорию, – посмотрите на лики святых, которые вы привозите из своей Греции. Глядя на них, плакать хочется. А наши боги – веселые и, как и Христос, в то же время милосердные. У вас – малопонятные людям и скучные молитвы, а у нас: