Киприда чуть зарылась в песок и осталась лежать, соблазняющее приоткрыв створки.
Тогда епископ Герма крепко схватил Локсия под жабры и взял на руки. Сдавил ладонями, прижимая иглы - хотел то ли раздавить, то ли слепить из нее что-то еще. Рыба громко заскрипела, пронзила руки насквозь и замерла, пульсируя, как сердце.
Епископ Герма еще сильнее сжал ладони, и тело его рассыпалось тяжелой медной пылью. Приливная волна понесла часть его к берегу.
Скарпия зависла в воде, затряслась и сбросила, кувыркаясь, клочья полосатых покровов. Развернулся пружиною крупный серо-зеленый угорь, вытянулся и поплыл, извиваясь, к берегу. Там он выбрался на песок и пополз дальше на северо-запад, кратчайшим путем к Внешнему Океану...
- Вот что я знаю - что видел и от братьев. Я сам освободился и улетел.
Вакх печально смотрел на Шванка, но не плакал. Тот испуганно спросил:
- Это ты убил Хейлгара?
- Не знаю. Может быть, я. Может быть, он, Герма, - бог говорил сдавленно, совсем как человек.
- Но почему ты выбрал меня, кастрата? Что я понимаю в страстях?
- Ты невинен и не предубежден. И ты пытался в них хоть как-то разобраться, сочиняя свои глупые комедии для дураков, которые свою-то похоть сдуру воплощают как попало... Жалко мне тебя стало из-за этого.
Гебхардт Шванк мелко дрожал, весь - то ли приморозило в незнакомом лесу, то ли от страха.
- Если хочешь узнать больше, усни!
Шванк послушно зевнул.
- Ты замерз - возьми мою шубу.
- Да-а, - закапризничал Шванк, - я укроюсь, пригреюсь, а потом замерзну до смерти! Нашел дурака!
- Не хочешь - усни так!
И Гебхардт Шванк уснул.
***
А проснулся он в удобной теплой постели, в комнате вроде той, какая у него была при герцоге Гавейне. Свет и запахи тоже были какие-то знакомые. Седая королева, одетая в зеленый бархат, поила его с ложечки каким-то жгучим отваром, и он воскресал и засыпал снова - сколько раз это было, один или множество, он не знал. Когда проснулся окончательно, то вспомнил - королевою была сама Броселиана, он ее видывал и прежде. Но сейчас она ушла, трувер был один и настороженно ждал чего-то. Устал ждать и снова уснул.
Когда открыл глаза, увидел, что высокая женщина в белом сидит у постели, сложив руки на коленях, как нянюшка, отложившая свой вечный чулок. Голубые глаза смотрели на него ласково и внимательно, а третий глаз, между бровями, сейчас мирно спал и опасен не был.
- Просыпайся, трувер, просыпайся! - ласково позвала она.
Шванк торопливо ощупал бока и бедра под одеялом - оказалось, был полностью одет. Тогда он сел рывком и свесил ноги. С телом и разумом все было хорошо - верилось сейчас, что так было и будет всегда.
- А где Ее величество?
- Она дремлет. Зима.
- Где Филипп?!
- Он вернулся. Ты вернешься тоже, но позже. И передашь, что больше ни одного пилигрима я не пропущу к Сердцу Мира - пока не кончится война.
- Повинуюсь.
- Хорошо. Слушай внимательно и запоминай - сейчас я загнала Пожирательницу далеко на Север - она развлеклась твоими бубенцами, и мне удалось застать ее врасплох. Но она протянет щупальца туда, где гибнут толпы, умирают в отчаянии или хотят спрятаться от жизни. Пока война не кончится, странствий к Сердцу Мира не будет! Боги тоже боятся смерти и хотят выжить. Твой жрец - последний, к кому зеленые рыцари отнеслись благосклонно.
- Слава богам!
- И не из-за него! Они просто боялись повредить его нимфе.
- Эхо?
- Да. И передай им там - пусть останавливают свою Мельницу.
- Хорошо, госпожа.
Тот озирался - ему все казалось, что он бредит, что он и прежде бывал в этих покоях, видел и знает все это. Ирида сидела, молчала и явно рассматривала Шванка.
"Она - красавица!" - словно бы опьянев вдруг, понял он.
- Что ж, - сказала она, - у нас теперь без крайней необходимости не появляются. Говори, шут, в чем дело!
- Я трувер, госпожа, и не шут более. А зовут меня Гебхардт Шванк. Я германец из Чернолесья.
- Продолжай, Гебхардт Шванк.
- Я писал по требованию Вакха "Роман о Молитвенной Мельнице и Новом боге", но не смог закончить его. И пришел по наитию в Броселиану...
- Чтобы забыть о Пожирательнице, которая тебе мешала. Чтобы сбежать от нее, - неодобрительно поморщилась Горгона.
- Да, госпожа. Может быть, я струсил - но не я один от нее бегал! Были и доблестнее.
То ли что-то прикидывая, то ли смущаясь, Ирида Горгона думала, то подбирая, то чуть выпячивая пухловатую губку, и глаза ее были печальны.
- Вакх показал мне то, что знал. Сказал, что я могу узнать больше, и отослал сюда. Вот и все.
Глубоко вздохнув, смертоносная на что-то решилась, но медлила, медлила. А Шванк со страхом ожидал, не очнется ли ее убийственный глаз. Сейчас-то перед ним сидела прекрасная дева, а вот в Лесу...
- Не бойся, трувер. Я тоже надумала сделать тебе заказ, - Ирида Горгона, совсем как человек, сглотнула воздух, порозовела и сосредоточилась, глядя не на Шванка, а в некое дальнее пространство.
- Я слушаю.
- Не мешай!
- Простите меня, госпожа! - поклонился с кровати бывший шут.
- Так вот! До того, как стать Четвертой Горгоною, я была женой вашего верховного жреца.
- Как, Панкратия?!
- Не дури! Его предшественника, епископа Гермы. Может быть, у меня есть и ключ к твоему роману. Помолчи, ладно?
Гебхардт Шванк притих и стал совсем незаметным.
- Это было больше сорока лет назад. Я приехала в Храм по поручению матери и привезла ему живой воды. Тогда меня звали Дева-Жаба, да... И это не единственная причина, почему я уехала из дому. В Храме я горевала, ведь избранный мною рыцарь не любил меня, а потом его случайно убила моя сестра - но случайно ли?
Повинуясь чутью, Гебхардт Шванк совершенно затаил дыхание.
- А верховный жрец утешил меня. Я сидела и плакала в Скриптории...
Тут из человеческого глаза Ириды скатилась обыкновенная слезинка; очнулся и третий глаз, уронил каплю пламени, которую она рассеянно стерла пальцем.
- Не плачьте, госпожа! Вы прожжете платье! - метнулся к ней Шванк.
- Так мне сказал и он.
Сейчас Ирида плакала легко и тихо, слезами человеческой женщины. А Шванк потаенно думал: "Еще бы этот книжник не перепугался! Ее слезы, наверное, прожигают камни, а она забылась и разревелась прямо среди документов, в его любимом детище".
- И ночью - я до сих пор не знаю, наяву ли то было или во сне, я пошла к нему, как по велению некоей силы - его ли то была сила? Чтобы не беспокоить, еще у порога сбросила сандалии. Пока он был со мною - плакал, и его слезы все капали мне на лицо. А я была утешена. Потом он перевернулся на спину, поднял меня, и слезы все так же текли вниз, по вискам. Еще до рассвета я покинула его, спящего, и ушла сначала к королеве Аннуин, а потом дальше, в заповедные земли Индрика и Сэнмурва, стала там сестрою Горгон. Его же скорбная ярость как-то передалась и мне, а третий глаз мой стал смертоносным. И ярость эта меня не оставляет и не оставит вовек, как не покинула и его до конца жизни. И я узнала, что именно после той ночи он сумел воссоединить некую триаду и создать зародыш Единого бога... Я хочу, мастер Шванк, чтобы вы сочинили об этом альбу.
- Я постараюсь, - смущенно забормотал Шванк, - но я ... Я не знаю, смогу ли...
- Я понимаю, - улыбнулась вдова епископа Гермы, - Не стыдитесь.
- Я не отказываюсь...
- Хорошо, мастер Шванк - как получится. По рукам?
- Да.
- Ох! Тогда торопитесь!
- Что?
- Разве Вы не узнали эти покои?
- Д-да... Кажется, я здесь был?
- Мастер Шванк, это же дворец Гавейна, комната одного из слуг!
- Как он?
- Не очнулся, но и не умер. Думаю, так и будет спать, пока его сыновья не примирятся.