Она сидела напротив и молча обнимала ладонями свою чашку. Потом осторожно протянула руку и дотронулась до его руки — чуть-чуть, кончиками пальцев:

— Дункан?..

Он вздрогнул и вскинул глаза. Но ее лицо не выражало ни гнева, ни нетерпения, ни обиды — нет, на нем было написано искреннее сочувствие и внимание.

— Дункан, скажи наконец, что с тобой случилось?

И тогда он понял, что молча держать всю эту боль в себе сил больше нет.

*

Он рассказал ей все. И о малоудачных попытках разобраться в собственном отношении к Митосу, и о Байроне, и о Ричи, и о Демоне. И о самых последних событиях перед его отъездом из Парижа. И о тяжелом чувстве, оставшемся после путешествия по знакомым местам. И о том, почему он так не хотел ехать в Шотландию. И о проклятой «Лунной сонате», вновь начавшей тревожить его сон, теперь, спустя пять лет после смерти Джона Гэррика.

Кассандра слушала очень внимательно; от МакЛауда не укрылось, что лицо ее, пока он говорил, все больше и больше мрачнело. Когда он умолк, она встала с места и, отойдя к окошку, некоторое время молча смотрела куда-то в серый утренний лес. Потом обернулась:

— Напрасно ты не позволил мне убить его. Другого шанса, скорее всего, не будет.

— Что? — вытаращил глаза МакЛауд. — При чем здесь?..

— Дункан, послушай меня, — она вернулась к столу, села и положила руки поверх его рук. — Мне, конечно, следовало рассказать обо всем раньше, и я пыталась, но не находилось нужных слов. Я надеялась, что, если удастся избавить тебя от его влияния, будет легче объяснить. Я не думала, что все зайдет так далеко.

— Кассандра, я не понимаю… Ты меня пугаешь. В чем дело?

— Дункан, послушай… Митос — своего рода вампир. Только питается не кровью, а чувствами, эмоциями… Его собственная сущность — душа — уже давно мертва. Чтобы продолжать жить, чтобы оставаться человеком, ему нужны такие, как ты. Молодые, любящие жизнь и остро ее чувствующие.

МакЛауд смотрел на нее в крайнем изумлении, не веря тому, что слышит.

— Кассандра, что ты говоришь? Разве это может быть? — спросил он, а в памяти вдруг отдалось: «Дело не в том, кто лучше сражается… Это вопрос страсти и ненависти. Во мне этого огня уже нет…»

— Как вы встретились впервые? — словно откликнулась на его мысль Кассандра. — Каким он тогда был?

— Уставшим, — тихо проговорил МакЛауд, — почти готовым отказаться от жизни.

— А каким он стал потом?

— Изменился, как будто ожил. Начал искать приключений, даже влюбился…

Он вскинулся:

— Постой. Ты хочешь сказать, что все это было притворством?!

— Нет, Дункан, не было. В том-то и дело. Ты ведь сам все сказал. После встречи с тобой он переменился.

— Нет, Кассандра, — покачал головой МакЛауд, откидываясь на спинку стула. — Это невозможно. Ты не понимаешь, что говоришь!

— Нет, Дункан, — терпеливо возразила она. — Это ты кое-чего не понимаешь. Но дай же себе труд подумать! Ведь у тебя все факты перед глазами!

— Какие факты?! Кассандра, это домыслы, а не факты! Этот человек спасал мою жизнь, и не один раз! А ты хочешь сказать, что он только притворялся моим другом?!

— Я и раньше тебе это говорила. Наконец ты сам это сказал… Что ж, давай припомним все вместе, с самого начала. Назови мне хотя бы один случай, когда его помощь действительно была тебе необходима.

Дункан открыл было рот — и промолчал. Действительно, когда?

Впрочем…

— Темная Сила, — сказал он решительно. — Он тогда привел меня к священному источнику. Если бы не он…

— Вот именно, что случилось бы тогда? — подхватила Кассандра. — Почему ты так убежден, что не смог бы освободиться от Темной Силы сам?

— Теперь этого уже не проверить, Кассандра.

— Вот именно.

Она слегка подалась вперед и заговорила ровно и убедительно:

— Дункан, это его обычная схема. Он находит жертву. Горячего и неопытного юнца. Знакомится с ним, незаметно входит в его жизнь. Мало-помалу, оказываясь в правильном месте в подходящее время, внушает мысль о своей нужности. Он дает советы, подсказывает верные решения в сложных ситуациях, не навязывая свое мнение, но и не давая человеку времени обдумать собственное. Возможно, даже — как в твоем случае — помогает выпутаться из скверных переделок. И постепенно человек теряет волю, перестает верить в собственные возможности, привыкает полагаться на его опыт и мудрость. Затем наносится последний удар — он выбирает по-настоящему трудный для потенциальной жертвы момент — и не приходит ей на помощь… Человек, уже подзабывший, как принимать решения самостоятельно, мгновенно впадает в панику — и все, дело сделано.

— Какое дело?

— А ты не догадываешься? — она досадливо нахмурилась.

МакЛауд медленно покачал головой:

— Мне страшно слушать тебя, Кассандра.

— Лучше было бы, если бы ты узнал все это раньше, но увы… — вздохнула она. — Все это не ново. Так было с Байроном; возможно, сначала так было и с Кроносом. Правда, следует признать, что ты, видимо, оказался крепче, чем он ожидал.

— В каком смысле?

— Дункан, судя по тому, что ты мне рассказал, помощь тебе действительно нужна была только в одном случае — в столкновении с Демоном. И именно тогда он тебе не помог.

— Я не просил у него помощи.

— А разве прежде ты ее просил? Хотя бы один раз? Он знал, что с тобой происходит, Дункан, в этом не может быть сомнений. И предпочел остаться в стороне.

— Этому есть и другое объяснение, — не сдавался МакЛауд. — Незадолго до того я убил Байрона. Возможно, он был зол на меня и не сразу обратил внимание на проблему.

Кассандра едва не расхохоталась:

— Зол? Из-за Байрона? Бог мой, Дункан! С чего бы ему злиться из-за Байрона? Байрон — всего лишь прошлая жертва, из которой уже выпиты все соки. Стоит ли переживать из-за того, что осталось? Кстати, вот тебе и иллюстрация того, о чем я говорила — Байрон был гением, яркой, цельной личностью. А став учеником Митоса, во что он превратился?

— Что? — пораженно переспросил МакЛауд. — Байрон был учеником Митоса?!

— Именно так. А он тебе не сказал? Пойми, потеряв свободу, человек постепенно теряет волю к жизни. И шансы на выживание в Игре у него резко падают. Неужели при столкновении с Байроном ты не почувствовал ничего странного? Например, того, что он намеренно спровоцировал конфликт, чтобы просто свести счеты с постылой жизнью? И не странно ли, что Митос не попытался защитить своего ученика, не сделал ничего, чтобы поединок не состоялся?

— Нет. Он хотел меня остановить. Я его не послушал.

Кассандра снова печально вздохнула:

— Дункан, Дункан… Повторю вопрос иначе — он действительно не мог тебя остановить?

МакЛауд медленно качнул головой:

— Мог. Если бы захотел. Но зачем тогда?..

— Он же представил Байрона как своего друга. Разве не показалось бы странным, что он не пытается защитить друга? А так все в норме — он попытался отговорить тебя, это ему не удалось, и он, из уважения к твоему мнению, просто отступил в сторону.

МакЛауд поставил локти на стол и уткнулся лбом в сжатые руки. У него вдруг заломило в висках. Слова Кассандры звоном отдавались в его сознании.

Это не могло быть правдой. Это было слишком страшно, чтобы быть правдой. И тем не менее…

— С тобой у него вышла осечка, — продолжала Кассандра, — хотя ты и очень сильно подпал под его влияние. Взгляни: сначала ты не дал ему захватить инициативу в столкновении с Кроносом. Он все время должен был считаться с тобой, с фактом твоего присутствия. Потом не позволил отвлечь себя в столкновении с Байроном. Эпизод мелкий, но кое-что значащий… И ты сам справился с Демоном. Посмотри, что произошло дальше. Он возвращается, снова как милый и заботливый друг, будто и не было вашего конфликта. И снова готов сражаться за твою жизнь, ничего не требуя для себя. Но стоило тебе только признать, что ты готов сделать шаг навстречу, и ставки мгновенно выросли. Разве нет?

— Да-а… наверно, так.

— Ты очень хорошо сделал, что не согласился встретиться с ним для разговора. Ты снова спутал ему карты. Вообще, он очень упорен. Но после стольких неудач он может оставить тебя в покое.