От этой мысли на душе становилось холодно и пусто. И это было настоящей причиной того, что, когда объявился Демон, ему и в голову не пришло обратиться за помощью к друзьям. Джо не понимал, ему казалось, что все плохое осталось в прошлом и не имеет отношения к настоящему. Правильно, для него это всего лишь прошлое. История. А в настоящем он не был в Бордо, не разговаривал с Митосом, не сходил с ума от страха и беспокойства, обнаружив, что за время этого разговора исчезла Кассандра, не слышал безразличного «может быть» в ответ на вопрос о причинах этого происшествия.

Да и какие тут могли быть чувства? Игра есть игра, стоит ли беспокоиться о чувствах шахматных фигур…

С тех пор случилось многое. То, что МакЛауду пришлось пережить потом — исполнение пророчества, смерть Ричи, сражение с Демоном — заставило его пересмотреть отношение к некоторым вещам. Не то чтобы он научился просто принимать зло и преступления. Но люди и вещи такие, какие есть, и от этого никуда не деться. В сущности, ничего плохого из этого не следовало, и он был вполне готов восстановить прежние связи, в том числе и оставить в прошлом свои столкновения с Митосом. Тем более что тот, как видно, добивался того же — и повел себя в стычке с О’Рурком совсем как прежде. До того как…

Но именно тогда, когда МакЛауд попытался высказать то, чего не доставало для окончательного примирения, настроение Митоса внезапно круто изменилось. Он вдруг возжаждал чего-то еще. Но чего? До сих пор он вообще не искал откровенных разговоров и объяснений. Тогда чем можно было объяснить эту вспышку при разговоре в церкви Дария? Что это за намеки на то, что он, Дункан МакЛауд, якобы и не начинал постигать правду, из-за которой так жестоко разочаровался в близком друге? И — это его задело больше всего — с какой стати Митос начал уподоблять себя Дарию?

Это столкновение вновь нарушило в душе МакЛауда хрупкое равновесие, которого ему с таким трудом удалось достичь. Он мог пойти к Митосу и поговорить обо всем напрямик, тем более что тот именно это и предлагал. Мог. Но не пошел. Не хотел больше никаких откровений, объяснений, оправданий. Не хотел больше копаться в этой грязи. Он хотел просто забыть обо всем этом раз и навсегда.

Но не получилось. Прошло десять дней с того разговора, беспокойство не проходило, а внезапно ночью в его сон ворвались звуки «Лунной сонаты». Он проснулся в холодном поту, долго не мог отдышаться и в ту ночь спать больше не ложился.

На следующий день он уехал из Парижа.

*

Он много где успел побывать за прошедший год. Но не находил ничего, кроме постоянных напоминаний о том, что мир — его мир — уже не тот и никогда прежним не будет. Как будто в нем выцвели все яркие краски.

Боль пережитых потерь преследовала его всюду. В Индии ему являлся образ Вашти, но не памятью о светлом чувстве, подаренном ею, а только напоминанием о том, что он не смог спасти и защитить ее. Вид китайских буддийских монастырей напомнил о горьком разочаровании и разрыве дружбы с Ким Саном. Монголия принесла воспоминание о Мэй-Лин Шен, в смерти которой он не был виноват. Но что с того? Потеря все равно осталась потерей… Япония. Камбоджа. Перу. Мексика. Штаты. Повсюду его путь отмечен могилами — если не настоящими, на земле, то в памяти.

И самое большое кладбище — Европа.

Он учился жить с этой болью, учился притворяться, что все в его жизни пришло в норму. За ним постоянно наблюдали, и он стал заботиться о том, чтобы внимательные глаза Стражей видели только признаки полного благополучия и душевного равновесия. Он снова стал хорошо и дорого одеваться — привычка, утраченная за год, проведенный в монастыре. Снова отпустил волосы — серебряная пряжка уже стягивала пучок на затылке. Но приходилось признать и то, что со всеми этими ухищрениями в его жизнь входит ложь. Фальшь, которую он так ненавидел в других.

Он долго не мог решиться приехать в Шотландию. Ведь если и там от всех воспоминаний остались только могилы…

Задержался в Равенне, не зная, куда направиться дальше, и в одну из ночей «Лунная соната» зазвучала в его сне опять. Наутро он позвонил в международный аэропорт и заказал билет до Глазго.

*

Гленфиннан встретил его тишиной и мягкими красками поздней осени. Здесь ничего не изменилось. С огромным облегчением МакЛауд понял, что место, где он может не чувствовать себя нежеланным гостем, все-таки есть. Глупо было бояться, что земля, когда-то давшая ему жизнь и силу, теперь, в тяжелый час, его не примет.

Рэйчел МакЛауд встретила его с распростертыми объятиями. Он не хотел, чтобы она тревожилась — зачем ей знать о его бедах? Но скрывать чувства, постоянно находясь рядом, было бы трудно, и он в первый же день отправился в лес. Тот самый, где когда-то обитала Кассандра. Ему подумалось, что имеет смысл поискать подходящее место в лесу, пещеру, например. И пожить немного там, вдали не только от заботливой Рейчел, но и от людской суеты вообще.

Оказавшись у того самого озера, он присел на поваленный древесный ствол и задумался, вспоминая пережитые в детстве приключения. И тогда почувствовал Зов.

В первые мгновения он просто не поверил. Бессмертный? Здесь? Откуда?..

Встал, огляделся вокруг:

— Я Дункан МакЛауд из клана МакЛаудов.

— Я знаю, — произнес совсем рядом бархатный женский голос.

Он резко обернулся. В нескольких шагах от него, как будто только что возникнув из теней и неярких солнечных бликов, стояла Кассандра.

*

— Ты?! — выдохнул он, забыв поздороваться.

— Удивлен?

— Но… почему ты здесь?

— Не только тебе эта земля приносит покой и исцеление, — сказала она спокойно. — Я ведь когда-то жила здесь довольно долго, помнишь?

Он, растерявшись, не ответил, и она сделала приглашающий жест:

— Давай пройдемся немного. А может быть, поужинаем вместе?

Они пошли рядом по едва заметной тропке.

— Ты здесь живешь? — спросил МакЛауд.

— Да, — беспечно ответила Кассандра. — Не в такой, конечно, хижине, как раньше, но вполне похоже… Ты, кажется, не рад мне?

— Нет, все в порядке, — сказал он тихо и все-таки решился: — Кассандра, я не знал… ты тогда так внезапно исчезла. Я думал, ты не хочешь видеть меня…

— Что? — удивилась она. — Нет, я не хотела видеть не тебя. С тобой мне как раз было о чем поговорить. Но не при нем.

— Он не приходил в гостиницу, — произнес МакЛауд. — Мы поговорили немного, в церкви. Потом он ушел.

— Но я этого не знала и решила отложить разговор. А потом… Сначала он все время был рядом, потом ты сам куда-то исчез… Я искала тебя. Но не нашла. И решила, что, если ты скрываешься, значит, на то есть причины.

— И поехала сюда?

— Я подумала, что, если тебе плохо и ты нуждаешься в отдыхе, то, возможно, захочешь вернуться на родину. А я смогу соединить приятное с полезным. Мне ведь тоже надо было отдохнуть. Как видно, я не ошиблась. Ты приехал. И, похоже, нуждаешься в помощи.

— Да… я приехал, — сказал МакЛауд, глядя себе под ноги. — Но не знаю, чем ты можешь мне помочь.

— И я не знаю, пока не узнаю, что с тобой случилось. Ты в самом деле скрывался?

— Да. Но не стоит об этом сейчас.

Кассандра остро глянула на него, но спорить и настаивать не стала:

— Как пожелаешь. А вот и мое жилище. Зайдем?

*

Больше в тот день они ни о каких мрачных делах не разговаривали. МакЛауд вообще не был уверен, что хочет делиться своими проблемами даже с Кассандрой. Тем более что маленький домик среди деревьев, в котором жила сейчас бывшая Ведьма из леса Доннан, заставил его вспомнить кое-что гораздо более приятное…

А посреди ночи он проснулся от собственного крика и не сразу вспомнил, где он и кто с ним рядом. Однако знакомые руки и оклик по имени быстро вернули его к действительности, и, засыпая снова, он долго слышал мягкий шепот Кассандры, не разбирая слов, но успокаиваясь от ее голоса…

*

Утро началось так, будто ничего особенного не случилось. Они завтракали за небольшим столом у окошка, и Кассандра ни словами, ни взглядами не напоминала о ночном происшествии. Но, размешивая сахар в чашке с чаем, Дункан невольно ждал расспросов. На сей раз отмолчаться не удастся — обижать Кассандру ему очень не хотелось, а как иначе она воспримет отказ объяснить то, что уже перестало быть тайной?