Он смотрел на появившуюся из-за куста Кедвин удивленно, как будто ожидал увидеть кого-то совсем другого. Но не притрагивался к висевшему на поясе мечу.
— Привет тебе, благородный рыцарь, — сказала Кедвин.
— Здравствуй, прекрасная леди…
— Ты смущен моим появлением? — спросила она напрямик.
— Нет, но… Я ожидал увидеть моего господина, сэра Реджинальда.
— Твой господин сейчас показывает свою доблесть на турнире. Здесь нет никого, кроме меня и тебя.
— Но… Я почувствовал…
— Ты почувствовал мое присутствие, юноша. Мое. Но ты, кажется, удивлен?
Молодой человек смотрел на нее недоумевающе и теперь уже с опаской:
— Кто ты, леди?
— Меня зовут Кедвин. И я такая же, как ты. Вижу, ты не очень понимаешь, кто такой ты сам… Как тебя зовут? Ты не похож на местного жителя.
— Я… родом из Франции, из Парижа, — неуверенно ответил он. — Меня зовут Шарль…
Кедвин улыбнулась:
— Что ж, Шарль, расскажи мне о своем господине… А я расскажу кое-что о тебе.
— Я не понимаю, — решительно сказал он. — О моем господине известно всем. Он — бессмертный воин, непобедимый посланец небес!
— Даже так? — не выказала никакого восторга Кедвин. — А кто тогда ты?
Шарль отвел глаза:
— Я всего лишь его ученик, которого он приблизил к себе из милости. Я связан с ним, я всегда чувствую, когда он рядом… Но теперь я не понимаю… Как ты смогла вызвать у меня это чувство?.. — он вдруг сверкнул глазами: — Это колдовство? Ты ведьма!
— Называли меня и так, — спокойно сказала Кедвин. — Но я не ведьма, а твой господин не посланник небес. Он Бессмертный. Как я. Как ты сам.
— Как я?! Я такой же, как он?.. Нет, ты лжешь…
— Очнись, Шарль! Твой господин обманул тебя. Таких, как мы, много. Мы все можем чувствовать друг друга на близком расстоянии. Мы все можем жить вечно! Хотя нас можно убить.
— Ты лжешь, — неприязненно повторил Шарль, отступая на шаг. — Я видел, как мой господин получал страшные раны, даже умирал от них — и оживал снова. Он и меня воскресил! Его нельзя убить. И мне он умереть не дает!
— Воскресил тебя не он, Шарль. Что же до ран… Да, обычные раны нам не страшны. Но убить нас все-таки можно.
— Я не верю тебе!
Больше он ничего не успел. Неподалеку раздались призывающие его голоса, и Кедвин хмыкнула:
— Тебе стоит знать, о чем не ведает твой господин? Или он ведает, но не говорит тебе? Может, он боится тебя и того, что ты можешь его одолеть?
Она еще раз коротко усмехнулась и скрылась за кустом. Шарль повернулся и поспешил навстречу звавшим его людям. Кедвин показалось, что он нарочно ушел так поспешно, чтобы никто не узнал, с кем он разговаривал.
Она вернулась в самый разгар турнира и пробралась на свое место рядом с Ребеккой.
— Ну, как? — спросила та. — Ты его видела?
— Видела и даже говорила с ним, — сообщила Кедвин. — По-моему, мальчик — воплощение невинности. Он вообще ничего не знает ни о том, кто он, ни о Правилах, ни о Призе. Знает только то, что его господин — посланник небес, которого нельзя убить земным оружием. И этот посланник даровал и ему такую же жизнь, равно как и мистическую связь, благодаря которой они чувствуют присутствие друг друга… Интересно, Реджинальд столь же неосведомлен или намеренно держит в неведении своего ученика?
— Для нас безопаснее первый вариант, — ответила Ребекка.
— Да. А какие новости здесь?
— Никаких. Реджинальд, как обычно, выходит победителем из всех схваток.
— Из Бессмертных никто не появлялся?
— Никто, в том числе и этот твой сэр Бенджамин. Думаю, если кто-то и близко, то просто не желает себя обнаруживать.
— А мы? Нас он заметил?
— Расстояние большое, Зов чувствуется на пределе. Но чувствуется. Если этот барон действительно ничего не знает, он решит, что его ученик тайком пробрался на турнир.
— Все разговоры с ним придется отложить. Встретимся с ним, когда он поедет в свой замок после турнира. Знаешь, сколько людей у него в свите?
— Меньше, чем у нас двоих вместе. Так что этого препятствия не будет…
*
Кедвин коротко вздохнула, отвлекшись от воспоминаний. Шарль — прошлое. Хотя, возможно, они теперь и встретятся снова.
Намного больше ее мысли занимал Адам Пирсон. Несмотря на все признаки слабости и неуверенности, этот человек неотразимо притягивал к себе ее внимание. Что-то было не так в нем сегодняшнем… Может быть, такому мнению виной та давняя встреча? Ведь тогда он был совсем другим.
И тот, другой Адам — или Бенджамин? — был ей куда менее интересен.
*
Снова вечер.
Митос, прежде чем лечь спать, долго сидел в своей гостиной, припоминая прошедший день. Беседа с Кедвин прошла не хуже, чем он того ожидал. Эта женщина просто восхитительна!.. В своей логике и последовательности. Она правильно поняла все, что он пытался ей объяснить. И можно было не сомневаться — она согласится на предложенный союз.
Митос протянул было руку к сигаретам, но в последний момент отдернул ее и поморщился. Этак недолго и впрямь подсесть на эту гадость. Из всего, что касалось Кедвин, сейчас его более всего заботил собственный образ-маска. Ему было очень важно сохранить инкогнито, а если Кедвин начнет о чем-то догадываться…
Но, как говорится, утро вечера мудренее.
========== Глава 4. Кое-что о вампиризме ==========
Скоро вечер, и солнце понемногу начинает клониться к горизонту. Отсюда, с высокого обрыва, подобного тому, который унес когда-то жизнь Дебры Кемпбелл, открывается прекрасный вид. Вершины деревьев, верхушки кучевых облаков, уже начавшие наливаться закатным багрянцем…
Если бы еще было желание любоваться красотами природы.
Дункан МакЛауд сидел на узловатом древесном корне и смотрел на розовеющие облака, на самом деле видя совсем другое.
Прошлое, пусть недавнее, никак не желало становиться прошлым. После победы над Демоном он немного успокоился и начал вроде бы возвращаться к нормальной жизни. Но боль не прошла. Ничто не приносило облегчения: ни попытки убедить себя, что в смерти Ричи виноват только Демон, ни знание, что Ариман побежден и не сможет вернуться ближайшую тысячу лет… Какое это имело значение для Ричи? Разве это могло вернуть ему жизнь, так нелепо отнятую?
Но дело было не только в образе Ричи, едва ли не каждую ночь тревожившем его сны. Был другой человек, память о котором постоянно причиняла боль.
Митос.
*
…Как он ни старался, забыть пережитое потрясение никак не удавалось. Все эти кошмарные откровения — и ни тени сожаления. Похоже, Митос даже гордился своей «популярностью».
Почему он не мог ничего рассказать вовремя? Зачем пытался откреститься от своего знакомства с Кассандрой? Если прошлое было только прошлым, зачем сейчас понадобилось вновь связываться с Кроносом? Зачем собирать вместе всех Всадников? Только счастливый случай помог избежать многих и многих жертв… Как Митос мог решиться на такое, если и в самом деле не хотел ничего плохого? И как он мог позволить похитить Кассандру, сделать ее жизнь разменной монетой в своих грязных играх?..
Ложь, все только ложь и притворство! Есть ли в этом человеке хоть что-нибудь настоящее?
И как он мог потом продолжать вести себя как ни в чем не бывало? Против Кина МакЛауд не нуждался в помощи, а уж в такой помощи…
Напоминание о собственных делах заставило его подумать, что не стоит быть слишком строгим. Он уже готов был поддержать попытку Митоса восстановить нормальные отношения — или подобие нормальных. Но тут появился Байрон, и этой попытке оказалась суждена участь многих благих намерений. Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты…
Наверно, только после стычки с Байроном МакЛауд смог найти нужные слова и обозначить то, что чувствовал сейчас к Митосу и через что не мог заставить себя переступить. Боль. Страх. Внезапное понимание того, что реальный человек не имеет ничего общего с образом, жившим все это время в его душе. То, что он видел перед собой сейчас, после того, как маски слетели, было карикатурой, уродливой пародией, похожей на прежнего Митоса не более чем полуразложившийся труп может походить на живого человека.
