Голос Стайлза срывается на совершенно неразборчивый, отчаянный шепот - ликан старается отстранить от себя подростка, но плохо слушающееся тело совершенно этому не способствует, а волку проще выпустить когти, пригвоздить щенка к полу и сделать окончательно своим, не задумываясь о последствиях.

Щенок должен быстро регенерировать, как и любой оборотень. И Питер еще помнит, что Стайлз этого сделать не сможет.

Человек должен осознанно сделать выбор - принимать укус или нет. И Питер еще помнит, что Стайлз отказался.

Когти слабо проезжаются по выгнутой спине, вызывая в хрупком теле какой-то полузадушенный всхлип.

- Глупый мальчишка… - хрипит Хейл, стараясь держать руки подальше от нежной тонкой кожи. - Твой страх меня окончательно… сведет с ума…

- Прости… - вот оно - осознание абсолютной беспомощности, осознание, что даже стук твоего сердца делает только хуже. - Я помогу, помогу, помогу, но я не знаю как…

Стилински беспорядочно касается мягкими губами лица, стараясь выровнять дыхание. Или хотя бы скрыть испуг.

Оборотень отвечает не сразу, но все же принимает ласку, сам чуть наклоняет голову, стараясь поймать мягкие касания губами.

- Тише, тише, - зачем-то шепчет Стилински, осторожно запуская пальцы в волосы оборотня. Не тянет, не двигается, теснее прижимаясь к груди, томно дышит в губы, медленно и ласково целуя, настороженно дергается, чувствуя прикосновение когтей к спине. - Все хорошо… Да? Волк? Большой плохой волк… Все… хорошо…

“Все хорошо”, - повторяет Стайлз, когда от резкого движения вперед оборотень задыхается хрипом, зло рычит, вынужденный отпрянуть назад, к стене. Стайлзу приходится упереться руками в его плечи, в бесполезной попытке удержать, и отклониться назад, чуть не опрокидываясь на спину.

“Все хорошо”, - когда глаза наливаются неестественной лазурью, а когти рвут ремень джинсов в злой попытке прикоснуться к обнаженной коже.

Стайлз резко отстраняется, поднимаясь на ноги, стараясь хотя бы взглядом не выдать страх. Оборотень тянется следом, цепи натягиваются, из-под горького, пропитанного кровью металла снова стекают темно-алые капли. Шипы слишком глубоко впиваются в горло, и волку приходится снова отступить.

У Питера глаза мутные от боли - Стайлз тихо, жалобно поскуливает, столкнувшись с ним взглядом.

- Прости…

- Уйди.

Подросток отчаянно качает головой, дрожащими руками начиная расстегивать джинсы, потом, спохватившись, неловко стягивает с себя футболку, отбрасывает ее и снова принимается за штаны.

- Не надо, Стайлз, просто уйди…

- Ты не сможешь трансформироваться.

- Полностью не смогу, но и того, что есть, хватит, чтобы живым ты отсюда не вышел.

- Все будет хорошо, Питер, - Стилински опускает голову, стараясь перебороть внезапный приступ паники и стыда. - Твой волк хочет меня. И ты хочешь… И… и я хочу…

- Не так…

- Мне все равно, Питер, я просто не могу чувствовать, как тебе плохо из-за меня. И видеть не могу, но, даже если я уйду - я все равно буду все чувствовать, я чуть с ума не сошел…

- Почему. Ты. Никогда. Меня. Не слушаешь? - Хейл срывается на яростный рык, заставляющий мальчишку вздрогнуть.

Но Стайлз быстро берет себя в руки, упрямо мотая головой, снова опускается на пол, прижимаясь к мужчине обнаженным телом и зябко вздрагивая. У Стайлза ледяные ладони и холодный нос, зато губы теплые и мягкие - Питер старается сконцентрироваться на них, несмело скользящих по шее, убеждая зверя успокоиться, потерпеть еще немного. Взять свое, но не так, как желается волку.

- Это плохая идея, Стайлз, - Хейл чувствует все нарастающее возбуждение, желание овладеть покорным хрупким телом, слишком доверчиво прижимающимся к дикому зверю.

- Это единственная идея, которая у меня есть…

========== Все хорошо… ==========

- Будет больно, - Хейл в очередной раз смиряется с упрямством подростка.

- Мне уже больно, - шепчет в ухо Стайлз, неловко расстегивая джинсы мужчины, при этом стараясь не отстраняться от него.

- Будет больнее.

- Без разницы. Потом все будет хорошо, - прохладная ладонь неуверенно обхватывает твердый, истекающий смазкой член. Оборотень издает невнятный стон, больше напоминающий вой.

- Мне бы твою уверенность, мальчишка.

- Тише, волчара, расслабься хоть немного, - Стилински очень старается мыслить ясно - это полезно при сексе с почти обезумевшим оборотнем. - Я сам… просто не мешай, ладно?

Волк скалится, снова напитывая лазурью светлую радужку глаз, зверю не нужны прелюдии, ему не особо интересна подготовка партнера - у хищника желания просты и животны. Питер снова глухо рычит, откидываясь спиной на стену, упираясь ладонями в исчерченный следами когтей пол.

Стайлз, судя по всему, приняв какое-то решение, решительно приподнимается на коленях, упираясь одной рукой в плечо оборотня, соскальзывая по мокрой от пота и крови коже.

- Все будет хорошо, волчара… - мальчишка медленно опускает бедра, второй рукой направляя в себя член.

Питер закрывает глаза, стискивая зубы, царапает паркет, дурея от долгожданных ощущений.

- Хорошо… - повторяет эхом, рывком перенося ладони с пола на угловатые мальчишеские бедра. Когтей нет, поэтому Стайлз не протестует, он болезненно выгибает спину, тяжело, надрывно дыша, гладит плечи, стараясь не касаться ошейника, упирается лбом в грудь мужчины, послушно двигаясь вслед за настойчиво тянущими вниз руками.

- Я не могу, - шипит сквозь сомкнутые зубы, вздрагивая от каждого прикосновения, движения, - не могу, черт, Питер… Больно…

- …предупреждал… - раздается сквозь рык, и Стайлз, подняв голову, встречается с распаленным взглядом зверя.

Стилински боится двинуться: руки, сдерживаемые цепью, покоятся на пояснице, Стайлз чувствует исходящий от кожи жар, - впустую истраченная энергия, необходимая для трансформации - и от смертоносных когтей его отделяет только одно, любое, неверное движение.

Рывок, вспышка боли, звонкий вскрик - снова открыв глаза, Стайлз с трудом переводит дыхание, привыкая к тянущей боли и необычному чувству заполненности. Когти нежно прочерчивают тонкие линии поперек спины, волк не отпускает, довольно урчит, внезапно прижимаясь губами к шее - для этого ему приходится натянуть цепь почти до предела. Стайлз пытается отстраниться, ожидая укуса, но вместо этого чувствует мягкие влажные прикосновения языка - хищник с удовольствием вылизывает подставленную шею, лишь немного задевая клыками. Стилински мычит что-то довольное, осторожно обнимая оборотня.

- Все хорошо, - повторяет снова, делая на пробу медленное движение бедрами - зверь терпеливо ждет, не двигаясь. - Я же знаю, что ты не сможешь мне навредить… Ох…

Подросток снова выгибается - на этот раз от удовольствия - и начинает двигаться: медленно, размеренно, выгибаясь и кусая губы.

Питер осторожно поддерживает его под ягодицы, тихо рыча, сдерживаясь, по-настоящему теряя связь с реальностью - с той реальностью, где он обезумевший вервольф, и окунаясь в другую - состоящую из этого чертова мальчишки, из его прикосновений, из жара его тела, из прерывистого, перебиваемого стонами дыхания и из звуков его, Питера, имени.

Стайлз жмется всем телом, охая, запрокидывая голову, пытаясь целовать, совершенно не обращая внимания на клыки.

Оборотень довольно рычит, одной рукой упираясь в пол, а второй прижимая к себе податливое тонкое тело, двигается быстрее и глубже, заставляя мальчишку то почти соскользнуть с напряженной плоти, то принять ее в себя на всю длину, до звонкого шлепка обнаженных тел.

- Еще… - шипит Стайлз Питеру на ухо, дергая вверх край его футболки, прижимаясь членом к напряженным мышцам живота. Хейл чувствует остающуюся на коже смазку, пахнущую пряно-остро. - Еще, еще, еще… Питер… - Стайлз обвивает руками шею, не обращая внимания на ошейник, неровными краями царапающий и его кожу.

Питер только сердито рычит, чувствуя давление на ошейник, но даже не пытается сопротивляться, забываясь в подступающем оргазме.