- Я не разбираюсь в этом, честно. К чему ты это сказал?
- Неважно, - Хейл оттягивает нижнее веко, с любопытством разглядывая свои глаза. - Ладно, важно. Руны на пороге дома шерифа вполне себе действовали, когда я заходил к нему в последний раз.
- Питер, это было почти три года назад… Может вся эта магия… Не сразу исчезает. Или вовсе не исчезает. Ты не можешь знать наверняка, альфа.
Хейл, подумав, кивает, устало опираясь ладонью о стекло.
- Но я правда рад, - бета неловко пожимает плечами, салютуя пустым стаканом. - Нельзя хоронить себя заживо, Питер.
Зеркало под ладонью альфы идет трещинами, с мелодичным звоном осыпаясь на пол.
========== Безумие всем придает силы ==========
Пять часов полета на семьсот сорок седьмом Боинге - когда альфа, не без труда сохраняя спокойный, уверенный в себе вид выходит в аэропорту Лос-Анджелес, у Тайлера остается еще четыре часа до конца рабочего дня, и сорок минут для того, чтобы добраться до дома. Еще пара-тройка часов на то, чтобы, прочтя записку “Уехал по работе в НЙ”, ей сначала поверить, потом, поразмыслив, не поверить и попытаться дозвониться до альфы. Хейл не уверен, что в своем нынешнем состоянии сможет сносно солгать, поэтому до того момента, когда Тайлер позвонит Дитону или Дереку у него есть примерно шесть часов. Если сильно постараться, то за шесть часов можно доехать до Бэйкон Хиллс. Значит, если все пойдет гладко, и он доберется до родного города, как и планировал, к девяти часам вечера, то Тайлер начнет названивать племяннику часов в десять. Учитывая легкость на подъем, но некоторую тугодумность Дерека, можно накинуть себе еще минут сорок-час времени.
Глупо было заговаривать с Тайлером о рунах, нужно было ограничиться чем-нибудь ни к чему не обязывающим, но пребывающий в полном раздрае мозг совершенно не успевал посылать нужные сигналы языку.
Особенно, если учесть, что голос Стилински, мальчишки, зовущего своего волка, кажется, с того света, по-прежнему перекатывается от виска к виску звонкой дробью, иногда затихая ненадолго, но потом снова появляясь, звуча новой силой и новым отчаянием. Каждый раз, когда голос затихает, Питера пробивает нервной болезненной дрожью, и отпускает только когда он снова слышит какими-то гранями сознания, злое, бессильно-яростное, но полное надежды “Бэдвульф, скотина…”
Дороги от Лос-Анджелеса до Бэйкон Хиллс Питер не запоминает - помнит только звонок Тайлера, кажется даже поверившего в тот мрачный бред, который Питер пытался представить за логичную истину, и кофе в одной из придорожных забегаловок. Хейл нервно смотрит на свои руки, лежащие на руле - кровеносные сосуды окрашиваются черным, выжженная кровь бродит в организме, не находя выхода, и Питер искренне надеется, что его вены не поплавятся где-нибудь на подъезде к Бэйкон Хиллс.
В девять часов вечера, летом, еще непростительно светло, легкие сумерки от чужих глаз скрыть не могут, поэтому минуты уходят, утекают сквозь пальцы, ведь лучше подождать, упустить немного времени, чем не довести дело до конца.
Правда Питер совершенно не представляет себе, как вскрывать могилы.
Темнеет где-то к третьей четверти десятого, но самое плохое то, что в голосе мальчишки уже куда меньше силы и куда больше отчаяния, а руки дрожат все сильнее, аконит выжигает изнутри, переплавляя привычное ощущение боли во что-то новое, приправленное полубезумным беспокойством и страхом. Волк скалится, поднимая голову, рычит, вцепляется клыками в человеческое сознание, пытаясь разодрать, уничтожить, втоптать в пыль собственного безумия.
Тем не менее, альфа чутко прислушивается к происходящему на кладбище - в округе тихо, где-то негромко квакают лягушки, но больше никаких посторонних звуков не слышно - это обнадеживает.
Пару минут мужчина разглядывает аккуратную черную могильную плиту, точнее - две плиты, мысленно извиняясь перед лежащей рядом с сыном Клаудией - Питер приходил сюда несколько раз со Стайлзом: мать мальчишка любил трепетно и нежно, приводил своего волка “знакомиться”, с неловкой улыбкой объясняя: “это… это мой волк, мам. Ну, я тебе же рассказывал… Волки. А Питер - мой волк.” И добавляя еле слышным шепотом: “И я его люблю, правда, мам. Я счастлив, ты была бы рада.” Хейл, тогда еще не альфа, кусал губы, теряясь в нахлынувшей нежности, прижимался щекой к макушке подростка, обнимая его за плечи, улыбаясь так же неловко, как и Стайлз, и тихо произнося: “Здравствуйте”.
Сейчас это кажется далеким, нереальным, пугающим. Сколько лет прошло? Пять? Шесть? Альфа не помнит ничерта, путаясь в отрезках времени, как в липкой паутине, почти растерянно, на грани с испугом, смотрит на свои руки - дрожащие, плохо слушающиеся, с просвечивающими сквозь нездоровую кожу черными венами. Воспоминание тяжелым, почти неподъемным грузом давит на плечи, острой тоской отдается в сознании, выворачивая его наизнанку - Питер опускается на колени рядом с могилой, мотая головой, кладет ладонь на черную плиту, вздрагивая от прикосновения прохладного камня к болезненно горячей коже.
***
Когда Тайлер звонит в первый раз, около половины десятого, Дерек мобильника не слышит. Когда Айзек, выгибаясь всем телом, судорожно шепчет имя своего альфы, закатывая глаза от плавящего удовольствия, Дереку сложно слышать что-то кроме его тихого голоса.
Поэтому Джонс дозванивается до младшего Хейла только в начале одиннадцатого.
Лейхи лениво потягивается на кровати, внимательно наблюдая за своим альфой, привстает, неловко, и непонятно зачем, кутаясь в тонкую синюю простынь. Дерек, натягивая джинсы, прижимает телефон к уху плечом, коротко мыча что-то в знак согласия, в конце произносит “Понял”, отбрасывая телефон на постель - Айзек успевает заметить на непогасшем экране имя Тайлера.
- Что-то с Питером?
Дерек коротко кивает, нашаривая одной рукой футболку, а второй ключи от машины.
- Стой, я с тобой поеду, - Лейхи хмурится, выбираясь из кровати, быстро натягивает свои вещи, непонимающе глядя на альфу. - Только куда? И что случилось?
- Тайлер думает, что он отправился сюда, - Дерек с почти отеческим вздохом стягивает с волчонка надетую швами наружу футболку. - И, говорит, он на взводе. А толком объяснить не может, что-то про лотос, про руны, про галлюцинации. Не знаю, Айзек.
Лейхи послушно переодевает футболку, стаскивает со стула джинсовую куртку, неуверенно мнет плотную темную ткань в руках.
- Ты думаешь, он…
- Поверь, мне не хочется второй раз убивать родного дядю. Питер тот еще засранец, но он этого хотя бы не отрицает… Да и…
- Я понимаю, - Айзек мягко касается губами щеки Дерека, прикрывая длинными ресницами золотистый отблеск глаз, тут же чуть отстраняясь и садясь на край стола - волчонок выше своего альфы на пару дюймов, и очень не любит об этом вспоминать, старается всегда сесть так, чтобы смотреть на Дерека снизу вверх. - Я другого не понимаю… Где нам его искать. И почему ему обязательно ехать сюда?
- Джонс уверен, что Питер едет сюда. А куда он здесь может отправиться? - Дерек уже идет к двери, и Айзек, пожимая плечами, идет следом.
- В особняк?
- На кладбище, Айзек, - Дерек вздыхает, будто укоряя волчонка за недогадливость.
Лейхи останавливается на пару секунд на лестнице, глядя Дереку в спину, затем догоняет, и молча идет за альфой до машины, только сев в салон спрашивая чуть охрипшим голосом:
- Зачем? Точнее… Нет, я могу понять зачем, но… Почему вас это так беспокоит? Ну… - Лейхи тяжело вздыхает. - Ты же понимаешь, наверное.
- Я понимаю, почему ты никогда не приходишь на могилу отца, - ровно проговаривает Дерек, проворачивая ключ в зажигании. - Я понимаю, почему Джон Стилински приходит к жене и сыну. Понимаю, почему ты, я и Маккол ходим иногда к Эрике и Бойду. Но еще я понимаю, что Питер - это квинтэссенция изощренного ума, старых легенд, знаний, умений и, черт возьми, возможностей. Я не хочу себе представлять, что он может натворить.
- Ты его переоцениваешь, - Айзек задумчиво смотрит на Хейла. - Адри говорит, он совсем плох. Силы нет.
