Хейл замолкает, сильнее сжимая ладонью плечо прильнувшего к нему подростка.
- Ты не любишь альфа-форму.
Ты дурак, Питер Хейл. Великовозрастный альфа дурак.
Стилински откладывает телефон, влажно проводя губами по челюсти Питера. Вздыхает, снова беря в руки телефон.
Знаешь, Виктория сказала, что одним из основоопределяющих симптомов моей болезни является нежелание говорить. Или отсутствие ощущения дискомфорта от этого. Но я очень хочу говорить. С тобой. Сейчас, Питер.
Мальчишка прижимается лбом к изгибу шеи мужчины, медленно моргая, щекоча ресницами чувствительную кожу.
Мне кажется, что диагноз неверен. Но если я скажу ей об этом, она назовет это каким-нибудь “психологическим фактором”, или типа того. Типа “давления извне”.
- Давай, ты закончишь первый курс лекарств, и тогда уже будет ясно.
Давай, ты спросишь у Дитона. Вы же что-то делали, чтобы меня вернуть? Может, где-то накосячили? Если что, я не в обиде.
Питер держит ровным дыхание и ритм сердца.
Питер не вздрагивает.
Но внезапно понимает, что, вопреки всему своему уму, и предусмотрительности, ответа на этот вопрос он не подготовил.
- Я поговорю с Дитоном еще раз, - старается произнести как можно спокойнее. - Не думаю, что он сможет сказать что-то новое.
Стайлз кивает, кажется, вполне удовлетворенный ответом.
Все равно спроси.
Мальчишка выворачивается из-под руки оборотня, оседлывая его бедра, и упираясь одной рукой в плечо. Второй рукой он набирает короткое сообщение.
Все будет хорошо.
Хейл хмыкает опуская голову - такой кристальный намек на их первый раз трудно проигнорировать.
- Тогда я был в цепях. И слышал тебя.
Ну, если ты настаиваешь…
Стилински громко фыркает.
Цепи можешь одолжить у Дерека. Думаю, у него еще есть, а я, в виде исключения, не против БДСМ, только без ошейника, я ненавижу этот чертов ошейник. И сейчас ты намного лучше чувствуешь меня. Зачем голос? Слушай сердце.
Стайлз нетерпеливо ерзает, притираясь задницей к паху, наклоняясь ближе, и с удовольствием вслушиваясь в хриплый полувздох, рвущийся из горла оборотня.
Папа и Мелисса уйдут через пару часов. Ты от меня не отвяжешься, бэдвульф.
Около часа Стайлз бродит по дому, помогая Мелиссе на кухне, кружа по отцовскому кабинету, потом возвращается в свою комнату, садясь под боком у оборотня, сосредоточенно уткнувшегося в ноутбук.
Питер сам удивляется, как он умудрился за эти три года не потерять работу, потому что сейчас сосредоточиться не удается совершенно, особенно когда рядом размеренно дышит мальчишка, тепло прижимающийся, старающийся не шевелиться, чтобы не отвлекать мужчину от работы.
Хейл все-таки не выдерживает, откладывает ноутбук, поворачиваясь к своему мальчику, бережно прихватывает кожу на шее губами, улыбаясь одобрительному вздоху.
- Твой отец еще не ушел, - медленно, наслаждаясь, ведет губами вдоль широкого выреза футболки. - И, честное слово, я до сих пор думаю, что это плохая идея.
Стайлз фыркает.
Я все обдумал. Все. Бэдвульф, даже если рассуждать просто логически - нельзя тянуть до полнолуния, черт его знает, что с тобой случится. Я прав?
- Весьма относительно.
Я тебе официально запрещаю снова ширяться этой твоей смесью отрав, ясно?
В ответ на удивленно-негодующий взгляд Питера, мальчишка со вздохом поясняет.
Выяснил у Скотта. А тот у Дитона. В общем да, я в курсе. И я могу тебе запретить, верно, волчара?
- Можешь, - Хейл серьезно смотрит в глаза своего советника. Взгляд у Стайлза абсолютно непреклонен.
Значит, запрещаю. У тебя есть я, тебе не нужно больше травить себя и своего волка. Тебе ясно, бэдвульф?
Вот оно - уже почти забытое чувство, ощущение, что провинившегося щенка отчитывает в меру строгий хозяин. Волку одновременно хочется виновато прижать уши к голове и вильнуть хвостом, и со всей аккуратностью перегрызть глотку зарвавшемуся человеческому детенышу.
- Хорошо, я признаю, что ты и молча можешь на меня давить, - Хейлу не удается долго удерживать серьезно-мрачное выражение лица, потому-что мальчишка, чуть виновато прикрыв глаза ресницами, вжимается губами в щеку.
Все будет хорошо, Питер.
С первого этажа Джон зовет сына, и Стайлз мгновенно слетает с кровати, довольно улыбнувшись оборотню, перед тем как выскочить из комнаты. Волк осторожно скребет когтями по человеческому сознанию, с обманчивой покорностью обещая не выходить из-под его контроля. Наверное, в первый раз в жизни Питер своему волку не верит ни на йоту.
Стайлз пружинистым шагом заходит обратно в комнату, на ходу стягивая с себя футболку, обдавая чувствительное обоняние мощной волной возбуждения. Питер начинает думать, что Стилински с утра каким-то мистическим образом провел Мелиссу, и не принял свои лекарства, что фактически невозможно, учитывая, что одно или два из них вводить нужно внутривенно.
Волк начинает нетерпеливо скулить, и глаза его на мгновение вспыхивают привычным алым цветом, когда Стайлз, довольно улыбаясь, подходит ближе, щелкая пряжкой ремня - устраивать медленный стриптиз сегодня явно не в его планах. Питер отправляет весь самоконтроль на то, чтобы удерживаться в человеческом облике, пока мальчишка быстро стягивает с себя джинсы, натянутые на голое тело, тихо, голодно рычит, укладывая одну ладонь на обнаженное бедро, а второй непривычно-торопливо начинает расстегивать мелкие пуговицы на рубашке. Нетерпением перетряхивает все тело, когти рвут плотную ткань, выдирая чертовы мелкие кругляшки, мальчишка улыбается, запуская руки под исполосованную ткань, садится на бедра, с не меньшим нетерпением стягивая рубашку с мужчины, тянется губами к шее, прижимаясь, прикусывая кожу, тут же проводя кончиком влажного языка по вмятинам от зубов. Альфа наконец-то справляется с рубашкой, стягивая ее остатки с себя, глухо рычит, осаживая внутреннего волка воспоминанием о боли, которую еще приносит трансформация, и откидывается на спину, удерживая своего мальчика на себе, с удовольствием скользя обеими руками по податливо изгибающемуся телу.
Стайлз вдумчиво, медленно скользит кончиками пальцев по голой коже, надавливая, проходясь вслед влажными губами, выбивая нехитрыми ласками остатки воздуха из легких, выгибается под ладонью, легшей на поясницу, слабо вздрагивая от почудившегося прикосновения когтей, и, наклонившись к губам мужчины, медленно целует его, прикрывая глаза. Питер осторожно проскальзывает по тонкой коже когтями, почувствовав прикосновение искусанных, слегка припухших губ, шумно выдыхает, переворачиваясь, подминая под себя возбужденно выгибающегося юношу, мгновенно сжимающего его бедра коленями, целуя настойчивее и глубже, забирая у Стайлза остатки воздуха, дыша им самим и его возбуждением, желанием, покорностью. Стилински чуть дергает волка за волосы на макушке, все же заставляя отстраниться, хватает покрасневшими губами воздух, нетерпеливо ерзая под тяжелым, прижимающим его к кровати телом, смотрит мутно, расфокусированным взглядом скользя по лицу Питера, недовольно хмурится, натыкаясь скользнувшими вдоль спины руками на ремень, и так до сих пор и не снятые джинсы.
Хейл нехотя отстраняется, наскоро расправляясь с остатками одежды, снова вжимает своего друида в постель, жадно прижимаясь губами к шее, к быстро пульсирующей голубой жилке, проводя обеими руками вдоль напряженного, скованного возбуждением хрупкого тела, как и всегда чувствуя моментальную отдачу, желание. Стайлз царапает кожу под ребрами, компенсируя невозможность привычно-громко застонать, раскрывает свой невозможный рот в немом вскрике, когда Питер, в очередной раз глухо зарычав, накрывает губами твердый чувствительный сосок, по второму проходясь пальцами, напористо, голодно лаская, запускает пальцы в его волосы, сжимая, прижимая оборотня к себе, недовольно мотая головой, когда альфа, поочередно пройдясь языком по обоим соскам, опускается ниже, лаская и прикусывая напряженный живот. Недовольство сменяется очередным возбужденным изгибом тела, стоит Питеру обдать горячим дыханием плотно прижатый к животу член, мажущий прозрачной смазкой по бледной, усыпанной родинками коже. Мальчишка с хлопком опускает обе руки на постель, сминая ладонями простынь, подается бедрами вверх, невыносимо пошло проезжаясь членом по чужим губам, повторяет движение, судорожно всхлипывая, когда альфа, разомкнув губы, вбирает его член в рот почти до основания, плотно сжимая, оглаживая языком набухшие, пульсирующие вены.
