В случае с Гестасом у нас абсолютно зеркальная ситуация.

Я устал повторять: я не против секса как такового. Возражал бы – та парочка в Эдемском саду не превратилась впоследствии в семь миллиардов особей. Я просто лишил бы их необходимых для продолжения рода частей организма. Сторонники нравственности не задаются вопросом, отчего люди испытывают удовольствие при постельных упражнениях. Считай я иначе, оставил бы человечеству банальный инстинкт размножения: спаривание весной, как у животных, да и всего-то делов. Но нет же. Ревнители моего учения полагают секс грехом – как сей верзила, слизывающий с мизинца остатки картофеля. Кстати, удивитесь, он девственник. Воспитывался деспотичной мамочкой, и вот результат. Я спокоен в общении с Гестасом. Я не ругаю его и не проклинаю. Да, он убийца, причём больной на всю голову. Популяцию подобных существ на Земле лучше сокращать, признаю откровенно, – от их отсутствия хуже никому не станет. Однако что нам с ним даст удар молнией? Смерть и правым, и виноватым: крыша рухнет, помещение сгорит вместе с пациентами и докторами, а пожар пока не входит в мои планы. Я пытаюсь его убедить. Объясняю шесть месяцев подряд: дорогуша, даже у блудниц грешно отнимать жизнь. Они живые люди, как и ты сам. Нет, чувак не понимает. Блин. Ну что ж, я сам в этом виноват: поползновения кого-то грохнуть начались среди моих поклонников явно не вчера. Иоанн, милый мальчик с улыбкой вечного ребёнка, предлагал мне сжечь деревню, где нас приняли без должного, как ему показалось, энтузиазма[4]. Ни один человек в жизни не признается – ему просто нравится убивать и мучить, для этого и создана война… Не-е-е, он заведёт глаза под потолок, сделает постное лицо и прогнусит: «Во имя Господа». Что бы они делали, не будь меня? Как оправдывали бы свои пороки? Определённо, атеизм обречён. Религия – жизненная необходимость.

Я долго и нудно рассказываю Гестасу про смерть.

Говорю – лапочка, нельзя убивать за блуд. Вот сколько тысяч лет за это в отдельных странах типа Ирана казнят, и чего – всё население поголовно стало высокоморальным? Платные блудницы исчезли? Вместо соития молитвы читают, лбом в пол стучат торжественно? С ветхозаветных времён народами усвоено: если нельзя, но очень хочется, то можно. А убийца не желает понять. Он плетёт мне про какие-то краеугольные камни нравственности, якобы установленные мной же на заре человечества. Ну, хорошо, может быть, я их действительно устанавливал. Око за око, зуб за зуб – признаю, случалось такое, чего ж отрицать. Однако почему никто из людей не носит в сорокалетнем возрасте (если он не безусловный дебил) штаны на лямках, как в детском саду, и не требует у мамы, биясь в рыданиях, купить леденец на палочке? Человеческие особи обязаны повзрослеть за пару тысяч лет, однако им кажется правильнее жить, как в детстве: песочница, совочек, воздушные шарики, красота. Настроение у меня снова портится. Интересно, что за времена сейчас – даже богу не переубедить в кроткой беседе существо с умственным развитием гусеницы. Все знают лучше меня, что я сказал. Я ощущаю гнев, а это плохо. Как я могу учить кого-то быть добрым, если у меня самого терпения жить в современном мире не хватает? Люди обожают говорить, но слишком мало желающих слушать… Я вздыхаю, треплю убийцу по затылку и встаю. Мне пора идти в свою палату – полежать с закрытыми глазами и подумать – какой была бы эта планета, насели я её бегемотами. Славными, толстыми, добродушными. Меня подозрительно часто охватывают подобные мечтания.

Правда, уже поздно что-то исправлять.

Если люди выжили во время всемирного потопа, любые меры бесполезны – пускай и самые жёсткие. Ни метеоритом, ни ядерной войной, ни огнём и серой. Хренушки. Это с динозаврами было просто – бац астероид, и привет. А вот, промежду делом, почему меня до сих пор не спросили о динозаврах? Я же создал их значительно раньше. Прикольные, надо сказать, были зверюшки, не обсуждая уж прочее земное население того периода: стрекозами с размахом крыльев под два метра я, безусловно, горжусь. И где они все? Но с ящерами проще – они обяжутся сдохнуть и непременно сдохнут, как положено честным рептилиям. Человеки же спрячутся под землю, запасутся баллонами с кислородом, мутируют так, что огонь с небес им будет нипочём. Люди по выживаемости сравнимы с тараканами. Смотрите, что тут творилось хотя бы в XX веке – Гитлер, атомные бомбардировки, масштабные теракты. Мамонты бы вымерли, а эти уцелели.

На прощание я сотворяю Гестасу новую тарелку с дымящимся молодым картофелем. Едва он с ней закончит, ремни вновь затянутся на запястьях. Убийца благодарит.

Он откровенно не заслуживает моей милости.

Но я же как-никак прямое олицетворение добра… Ведь правда?

(продолжение беседы в баре «Рок-н-ролл» на Сухаревке)

– (Вконец очумев.) Фигасе… деваться некуда, я тебе верю. Ты бог.

– О, спасибо за доверие. Это так много значит для меня.

– Извини, не мог бы ты…

– Нет, не мог.

– Но ты же не знаешь, о чём я попрошу!

– Во-первых, я в принципе знаю всё на свете – и ты должна быть в курсе, если читала обо мне правильные книги. Во-вторых, подобные вещи меня изрядно утомили ещё на заре палестинских приключений. Стоит человечеству убедиться, что я совершаю что-то там такое необычное, все тут же откладывают дела и садятся составлять список заказов. Если ты публично накормил пятью хлебами пять тысяч человек – будь уверен, через час подойдут ещё как минимум десять тысяч и попросят полноценный обед с чёрной икрой и лобстером термидор. Стоит превратить воду в вино, тебя сразу окружит страждущий народец с сосудами: будь так любезен, сотвори вино из ближайшей лужи, разбавленной грязью, ослиной мочи, прокисшего сока и морского прибоя – ну тебе-то, в самом деле, жалко, что ли? Заметь, чудо ошеломляет только в первый раз. На второй окружающие превращаются в утончённых сомелье, они хотят не просто вино, а обязательно из высокогорных регионов Италии, урожая строго определённых лет, напитавшегося солнцем. Посему извини, твоих просьб я выполнять не собираюсь. Я не поражу твоего бывшего проказой и не обращу его новую девушку в домашнюю крысу. И не надо мне сейчас вешать лапшу на уши, что ты хотела попросить мира во всём мире.

– (Голосом, полным вселенской грусти.) А если в лягушку, а не в крысу?

– Нет.

– А…

– И в морскую свинку тоже без вариантов.

– (Мрачно.) Хорошо. И какой ты после всего этого бог, а?

– Извини, вам при самом лучшем раскладе другого не положено.

– Но что тебе стоит?

– Ничего, ты права. Я спокойно стал бы президентом, впервые в вашей истории объединившим весь народ. За меня хором проголосовали бы и желающие бесплатно похмелиться, и даже трезвенники – просто по приколу и из удивления. У вас на каждых выборах политики обещают всеобщее счастье и кучу денег. А тут выхожу я, лёгкое движение руки, и вода превращается в вино – в водопроводных кранах, в лужах, в батареях. Девушки в горе и депрессии плачут вином. Сплёвываешь в ладонь, добавляешь кусочек сыра и пей себе из горсти. Рай ведь, правда? Воплощение вашей вековой мечты – чтобы всюду разливали бесплатное бухло, а уж с закуской как-нибудь разберётесь. Разве есть сомнения? Пожизненное президентство гарантировано, со мной даже Жириновский не способен конкурировать. Но только знаешь, это чересчур просто. Так любой фокусник может. Кстати, извини, мы заговорились, а твой бокал опустел. Что именно тебе сотворить?

– (Сухо.) «Пино гриджио», пожалуйста.

– Вуаля.

– Надо же… судя по запаху, тот самый сорт, который я обожаю.

– Скорее, ты убедила себя, что его обожаешь.

– (Недоумённо.) В смысле?

– У вас люди не живут, а соответствуют определённому статусу. Правда, я не поручусь, что это направление обрело популярность прямо сейчас. Насколько мне помнится, жители Римской империи закатывали пиры на последние деньги, дабы не выглядеть хуже соседа, а на следующее утро продавали рабов, пытаясь заткнуть финансовые дыры. Так и здесь. Люди, которым нравится водка, при достижении определённого уровня заработков внезапно открывают в себе, что они больше не могут её пить ну никак – только дорогой виски или ром. Курившие прежде папиросы «Беломор» отныне не мыслят жизни без гаванской сигары. Случись понтам светиться – именно в Москву, а не в Питер, приезжали бы туристы на белые ночи. В случае с твоим «пино гриджио», давай угадаю… На самом деле тебе нужно его пить, благо настоящее пристрастие не поймут подруги и коллеги. Скажи до крайности честно, какой напиток тебе больше всего по душе?