В зале их собралось более сотни. Среди них были люди, которых он нё знал, и другие, незнакомые, его рабочие, официант из Центрального кафе, тот самый, вручивший ему на новый год бутылочку ликера…

— Садитесь.

— Сначала, я должен объяснить вам, мосье Руа…

— Та-та-та-та-та-та-та… Я вам сказал садиться…

Узнали ли остальные в нем мосье Бонифаса? Костюм короля изменял его внешность, но конечно же, это была его борода и его пушистые брови. На нем был костюм короля, красная мантия, на голове корона, в руках — скипетр. Когда он говорил: "та-та-та-та-та", то слегка бил скипетром по плечам Франсуа, и его лицо, такое же раскрашенное, как лицо короля на игральных картах, выражало бурное веселье.

Вот почему не узнавали его: из-за этого раскрашенного лица и этой сальной улыбки!

— Мой маленький друг…

— Извините, я не вам…

— Та-та-та-та-та-та-та…

И опять скипетром по голове. И тогда, опустив глаза, он с ужасом заметил, что стоит в одних кальсонах. Ему нужно было дать время, чтобы одеться. Не мог он появиться перед королем в кальсонах. Из-за этого он терял многое.

— Мосье де Руа…

— Тихо!.. И вы там, внизу, тихо…

Франсуа повернулся и увидел лишь головы, в просторный зал, отделанный черным, похожий на кабинет мосье Бонифаса, подошли еще люди.

— … моральная жестокость… Вы проявили моральную жестокость, дружок… Ха! Ха! Трибунал приговаривает вас к двадцати годам больницы. Сестра Адони, уведите приговоренного.

— Мосье! Мосье! Уже восемь часов…

Старая служанка на набережной Таннер суетилась.

— Какой костюм вам приготовить? Хорошо бы вам принять ванну… Ваша постель в таком беспорядке… Наверное, вы очень беспокойно провели ночь…

— Какая сегодня погода?

— Идет дождь.

Черный костюм это, пожалуй, слишком. У него будет вид… Серый костюм?

Впрочем, ему не было велено идти в суд. Мосье Бонифас умолял его оставаться дома.

— Вас не приглашает ни обвинение, ни защита. Если мне будет нужно, я воспользуюсь вашим предыдущим заявлением. Вам не нужно быть в зале суда. Если председатель решит вас послушать, то я позвоню вам. Оставайтесь дома.

Это было похоже на день похорон. В доме царили какие-то непривычные хлопоты. Старая служанка плакала: она говорила с ним так, словно он был в трауре.

— Вам необходимо немного поесть. Это предаст вам уверенности.

Он отпустил служащих. В кабинетах было пусто. Тишина стояла и на заводе. Позже к нему приехали Феликс с Жанной. Феликс был очень серьезен, озабочен, с беспокойством посмотрел на Франсуа, потом поцеловал его в щеки.

— Ну как, мой бедный Франсуа?

Он оделся более тщательно, чем обычно. Жанна была в черном. Они ехали во Дворец Правосудия, их вызвали на суд.

— Ты будешь спокоен, не правда ли? — настаивала Жанна. — Я уверяю тебя, все будет хорошо… Кстати, я получила от мамы телеграмму…

Она протянула Франсуа голубой листок.

"Сильный приступ ревматизма тчк. Не могу приехать тчк Послала Бонифасу медицинскую справку и свидетельские показания тчк Телеграфируйте о результатах тчк Целую мама".

Посмотрели на часы. Было без десяти девять. В девять начиналось заседание.

— Как только тебя выслушают, ты мне позвони, хорошо, Феликс?

Марта приехала из Шатеньрэ автобусом. Ее тоже вызвали. Жак остался с Кло.

— До свидания.

Попытались улыбнуться, но безуспешно. По стеклам стучал мелкий дождь. Кое-где на черных ветках, стоящих на набережной деревьев, еще оставались желтые листья. Как раз напротив дома застыл рыболов, массивный в своем непромокаемом плаще. Он не сводил глаз с поплавка.

— Мосье должен чем-нибудь заняться, чтобы быстрее прошло время…

Из-за массы сновидений он спал очень плохо, поэтому голова гудела, а губы горели. Он без конца подходил к телефону, никогда раньше он не ждал так телефонного звонка, как сейчас. Хотел, чтобы его тоже вызвали во Дворец Правосудия.

— Двух заседаний будет достаточно, — утверждал мосье Бонифас. Поскольку клиника дала исчерпывающие показания, прокурор отказался от большинства свидетелей.

Чем меньше свидетелей, тем легче защита, поскольку у адвоката расширяется поле деятельности.

Франсуа предложили подождать в маленьком кафе возле Дворца Правосудия.

— Вы слишком известны в городе. Это будет истолковано как отсутствие достоинства…

Что мосье Бонифас заставлял его писать под диктовку? Он спорил, Все формулировки находил смешными и такими далекими от реальности!

Перед Богом и людьми…

— Не думаете ли вы, что?..

— Пишите, что я говорю вам. Этот стиль принят в суде…

… Я прощаю моей жене то зло, которое она мне причинила и то, которое она замышляла мне сделать…

— Послушайте, мэтр Бонифас, мне нечего прощать, потому что я считаю, что…

— Вы хотите или нет помочь защите?

… Я отдаю себе отчет в том, что одиночество и бездействие в которых я оставил молодую женщину, привыкшую к более роскошной жизни…

— Не думаете, если я предстану перед судьями и, если…

— Вы скажете им то же самое, что и мне, и никто ничего не поймет. По мере того, как вы будете стараться обелить свою жену, вы рискуете достичь противоположного результата. Дайте мне ваше письмо…

Он вздрогнул и бросился к телефону.

— Алло! Да, Франсуа Донж… Нет, мосье! Сегодня у нас все закрыто. Нет, совершенно невозможно сделать это сейчас…

Держа трубку в руке, он посмотрел на часы. 9 часов 40 минут. Должно быть сейчас заканчивается чтение обвинительного заключения. Франсуа знал, что оно состоит из десяти страниц…

Все дамы города были там, в суде, и Бебе, бледная и полная достоинства, сидела на скамье, как в церкви… Мосье Бонифас должен был ей сказать, что Франсуа не придет и, что именно он, мосье Бонифас, запретил ему приходить, но она, наверное, машинально искала его глазами в толпе?

Строго в ряд. словно собираясь сфотографироваться, как это было на фотографии мастеров кожевенного дела, в своих лучших костюмах сидели присяжные…

— Мосье должен заниматься чем-нибудь, все равно чем…

Уже половина одиннадцатого, а звонка до сих пор нет! Он спустился в свой кабинет, потом опять поднялся в спальню, вновь спустился, открыл дверь на улицу.

Мосье ведь знает… — прибежала запыхавшаяся служанка.

Она решила, что он уходит. Ей поручили следить за Франсуа. А он хотел просто проветриться. Стоял октябрь. Было достаточно прохладно. Рыболов все еще торчал на том самом месте. Прошли дети, закутанные в плащи, делавшими их похожими на гномов.

— Это не телефонный звонок?

— Нет, это будильник в моей комнате…

Наконец, в одиннадцать часов пятнадцать минут у края тротуара остановилась машина Феликса. Он был без шляпы.

— Ну что?

— Ничего… Все идет хорошо. Кажется, присяжные не очень злы, кроме аптекаря… Мосье Бонифас отвел уже пятерых, так он еще никогда не поступал… Разумеется, именно аптекарь назначен главным среди присяжных.

Феликс, казалось, явился с другой планеты.

— А она?

— Великолепна. Она не изменилась. Скорее поправилась, чем похудела… При её появлении у всех захватило дух…

— В чем она одета?

— Светлоголубой костюм и маленькая темная шляпка. У неё вид, будто она пришла в салон на какую-то торжественную церемонию… Спокойно села… Потом так огляделась вокруг, будто…

Горло Феликса сжалось.

— А главный адвокат?

— Толстый в фурункулах. Он был строг, но не до такой степени, как можно было ожидать… В целом, до настоящего момента все шло хорошо и довольно хорошо… Словно выполняются формальности…

— К свидетелям больше нет вопросов?

— Больше нет…

— А у вас, мэтр?

— Вопросов нет…

"Таким образом свидетели казались разочарованными, что их побеспокоили из-за такой малости… Многие вели себя странно. Продавщица из магазина мод так удобно устроилась на скамейке свидетелей, что аудитория разразилась смехом, когда председательствующий вынужден был настаивать: