Питер опирается одной рукой о прилавок, меряя замолкшего, задохнувшегося от собственной наглости и грубости Стайлза холодным, спокойным взглядом.

- Я тебя не задерживаю, - мужчина коротко качает головой. - Дверь сам откроешь. Всего доброго, Стайлз.

Стилински четко осознает, что это первый раз, когда Питер назвал его по имени. Это как ушат ледяной воды на голову - вместо “солнышек” и “лапушек”, которым Стайлз картинно возмущался, но к которым уже привык.

Стайлз отступает на несколько шагов, стараясь ни во что больше не врезаться. Доходит до конца прилавка, не сводя взгляда с Питера, и разворачивается, направляясь к двери.

Сердце тяжело и больно бухает в грудной клетке, сминая отказывающиеся работать легкие. Стайлз упирается лбом в стеклянную вставку входной двери опуская руку на торчащий из замка ключ, но повернуть его не находит в себе сил.

Это было бы так глупо, что все остальные глупости, сделанные Стайлзом в жизни меркнут.

Обида и ревность уходят так же быстро, как вспыхнули. Вернее ревность остается, но Стайлз готов вообще не обращать на неё внимание, даже если она и обоснованна.

- Прости… пожалуйста, прости меня… - Стилински смотрит на отражение Питера в стеклянной поверхности - видно плохо, но, кажется, мужчина по-прежнему за ним наблюдает.

Стайлз все-таки отлипает от двери, собирается с духом, и разворачивается, в несколько шагов подходя обратно, к Питеру.

- Прости меня… - повторяет громче и отчетливее, заглядывая в его глаза. - Пожалуйста… Я знаю, что у меня нет… нет никакого права тебя ревновать… или что-то такое… просто… просто она такая красивая, а ты… ты вообще охренительный… а я…

Стайлз сбивается с мысли, начинает частить и хватать губами воздух, пытаясь вместить звуки из трех предложений в одном, и замолкает только когда Питер кладет ладонь на его затылок, привычным уже движением почесывая ежик коротких волос.

Стайлз делает пару коротеньких шажков к мужчине, переводя дыхание, и понятливо опускается на колени, в какое-то мгновение думая о том, что магазин хоть и закрыт, но неплохо проглядывается с улицы.

Плевать.

Стайлз несколько секунд возится с пряжкой ремня и с джинсами, и без раздумий берет в рот мягкий еще член, начиная посасывать и ласкать языком головку, с удовлетворением чувствуя, как плоть от его стараний твердеет.

Ладонью Стайлз неторопливо, как Питер любит, надрачивает основание, а ртом старательно обрабатывает головку, вылизывая, посасывая, иногда проталкивая глубоко в сокращающееся и саднящее еще с ночи горло.

Стайлз очень старается доставить мужчине удовольствие, тем более, что теперь он неплохо знает, как это сделать. Как приласкать твердый член, как помять в ладони тяжелые, тугие яйца. Только взгляд на Питера Стайлз поднимать не решается, хотя это мужчине тоже нравится.

Хейл не принуждает. Надавливает на затылок, чтобы Стайлз не отлынивал и брал глубже, но поднять голову не заставляет.

Стайлз еще и умудряется думать, пока двигает головой, скользя губами по члену и вырисовывая кончиком языка узоры на стволе. Много думать - о том, что это, наверное, последняя его возможность прикоснуться к Питеру; что Стайлз снова облажался; что ему очень, очень сильно не хочется терять этого человека, которому, неожиданно, не все равно; что в принципе, Стайлзу должно было быть глубоко похуй, кого Питер трахает в свободное от Стайлза время, потому что Стайлза он трахает великолепно, и еще умудряется о Стайлзе заботиться.

В носу щиплет от подступающих слез, и Стайлз, вдобавок, думает о том, что разрыдаться во время минета - это самый эпичный фейл за всю историю человечества.

Питер как раз в это мгновение сильнее давит на Стайлзову макушку, тугими, короткими толчками погружая член в его рот до самого основания. Стайлз утыкается носом в жесткие паховые волоски, вдыхая насыщенный мускусный запах, вздрагивает от вновь продирающих тело спазмов, но, приноровившись дышать носом, позволяет Хейлу трахать его рот не вытаскивая члена из глотки. По щекам снова текут слезы - немного от боли, от недостатка кислорода, от какой-то первобытной, задавленной паники, и все-таки, от обиды на свою дурную голову.

Питер с тихим полустоном кончает Стайлзу на губы, позволяя ему вылизывать истекающую спермой головку.

И тут же, не отходя и на полшага, поправляет свою одежду, заправляя рубашку и застегивая джинсы, пока Стайлз, осевший на пол, все еще слизывает его семя со своих губ.

- Немного увлекся, - неожиданно поясняет Питер, глянув на часы, и, наклонившись, поднимает Стайлза с пола за руку. - Так, у меня сейчас встреча… Постараюсь не задерживаться долго. Посиди здесь пока, потом поговорим.

Стайлз согласно угукает, делая шаг вглубь небольшой комнаты с диваном, кофейным столиком и небольшой стопкой книг на полу, замирая и зажмуриваясь, когда Питер коротко целует его в макушку, перед тем, как аккуратно подтолкнуть Стайлза вперед, закрывая дверь за его спиной.

========== Часть 4 ==========

Комментарий к

Варнинг: ксенофилия

- Просыпайся, - Питер достаточно настойчиво встряхивает уснувшего Стайлза за плечо, заставляя парня наконец-то открыть глаза. Стилински неохотно выныривает из сна, ошалело оглядываясь по сторонам и, взглянув на Питера озадаченно хмурится, прокручивая в голове все произошедшее.

- Пойдем, отвезу тебя домой, - Питер отстраняется, явно собираясь выйти из комнаты, но что-то его останавливает, заставляет обернуться. Растерянность и горечь, волной прокатившиеся от Стайлза, захлестнувшие мужчину будто цунами.

- К себе домой, - поясняет Питер. - Сначала поужинаем, потом поговорим. Я дико голоден. А ты?

Стайлз вспоминает сиротливо приткнувшуюся в углу морозилки лазанью и кивает.

В квартире все идет по уже известному Стайлзу сценарию, и он также надевает предложенную Питером рубашку, хотя бы потому, что чуть влажные после душа и полотенца конечности категорически отказываются втискиваться в узкие брюки.

И еще потому, что ему нравится запах.

Трусы, впрочем, Стайлз предпочитает оставить - к интиму атмосфера не слишком располагает.

Хотя Питер вполне дружелюбен, только немного задумчив, и ужину он на этот раз уделяет больше внимания, чем Стайлзу, тем не менее не забывая иногда подливать вина в его бокал.

Стайлз не может придумать, как и о чем начать разговор - его хваленая болтливость и находчивость дают сбой, поэтому он только смотрит на Питера украдкой, и после ужина помогает убрать тарелки в посудомойку.

Питер подливает еще вина в его бокал и садится напротив, внимательно и спокойно оглядывая замершего, обхватившего бокал ладонями Стайлза.

Взгляд уже не кажется Стайлзу таким холодным, как в магазине, когда Стилински не успел прикусить свой болтливый язык, но и определенно не отдавал привычной Стайлзу теплотой.

Стайлз знает прекрасно, что он не грёбаная Золушка, и он не в грёбаной сказке.

Питер, возможно, тоже не прекрасный принц, но так-то, он куда ближе к сказочному идеалу, чем Стилински. И уж точно вся королевская конница не станет бегать за истеричной маленькой недо-Золушкой по всему Нью-Йорку, где этих Золушек пруд пруди.

Питер дает ему еще немного времени подумать, но раньше, чем Стайлз углубится в совсем мрачные мысли, ровно спрашивает:

- Чего ты хочешь?

Стайлз молчит, пытаясь сформулировать свою мысль, затолкать всеобъемлющую идею собственного маленького счастья в одно или два предложения.

Не получается.

- Чего ты ждешь? От меня.

- Я… - Стайлз смотрит на него беспомощно, как потерявшийся щенок. Не знает, как объяснить сидящему напротив мужчине с холодными до ледяной синевы глазами, что Стайлзу внезапно невероятно понравилось чувствовать себя объектом заботы. Понравилось чувствовать себя защищенным. Небезразличным. Интересным даже.

- У тебя есть какие-нибудь проблемы с полицией, которые нужно решить?

- Нет, - почти что обиженно тянет Стайлз.

Подумаешь, два раза за неделю попался на попытке обнести чью-то собственность. До этого все было в порядке.