- К Романовым? - заинтересованно слушая Лжедмитрия, переспросила Ксения. - Почему не к Шуйским или Мстиславским?

- Последние, разумеется, знатнее Романовых, но дело в том, что Отрепьевы издавна сидели целым гнездом на берегах реки Мензы, притоке Костромы. Там же располагалась костромская вотчина боярина Федора Никитича Романова - село Домнино. Родители Отрепьева жили неподалеку от монастыря, на Железном Борку, а менее чем в десяти верстах от обители стоял романовский починок Кисели. Вот почему и пошел Юшка на двор Михаила Никитича, двоюродного брата царя Федора Иоанныча, ибо многие полагали Никитичей единственными законными претендентами на царский трон. Служба при их дворе сулила Юшке немалые выгоды.

«А не чересчур ли подробно ведает Самозванец историю жизни Отрепьева?» - невольно подумалось Ксении.

- Юшка лелеял надежду, что Романовы быстро взойду на престол, поелику царь Борис крепко занемог. Романовы, ожидая близкой кончины Бориса, собрали на своем дворе огромную вооруженную свиту. Отрепьев же занимал при дворе Никитичей довольно высокое положение.

- Однако Юшке не повезло. Отец мой, хотя и был болен, но сумел пресечь злые козни. В покоях Александра Никитича Романова нашли мешок кореньев, коими бояре помышляли извести государя и всю его семью. Отцу ничего не оставалось, как устранить заговор.

- Ты говоришь вздор, царевна, - вновь перешел на «ты» Лжедмитрий. - О кореньях известил царя Бориса подлый предатель, казначей Бартенев. Коренья предназначались для излечения недуга Александра Романова, но донос казначея послужил предлогом для твоего отца. Он разгромил двор Романовых, казнил ближних его слуг, а бояр удалил по разным городам.

Недавно польские послы, которые жили в Москве в период разгрома двора Романовых, передали мне письмо, в котором сказано об истинной причине опалы Романовых. У меня, слава Богу, хорошая память, а посему послушай: «Нам удалось узнать, что нынешний великий князь насильно вторгся в царство и отнял его от Никитичей-Романовых, кровных родственников умершего князя. Названные Никитичи-Романовы усилились и, возможно, снова предполагали заполучить правление в свои руки, что и было справедливо, и при них было достаточно людей, но той ночью великий князь Борис на них напал». Причем тут мешок кореньев? Отрепьев, разумеется, устрашился погрома и казней и поспешил удалиться в монастырь, ибо его ждала виселица. Двадцатилетнему дворянину, полному сил и надежд, пришлось покинуть свет и забыть свое мирское имя, став смиренным чернецом Григорием, иноком поневоле.

-А далее мне все известно, государь. Отрепьев попал в Чудов монастырь, а затем стал патриаршим дьяконом.

- Опять-таки вздор, царевна! Как мог опальный боярский слуга удалиться в Чудов монастырь, кой находится под окнами царского дворца? Спасаясь от пыток и казни, Григорий бежал в Суздальский Спасо-Евфимьев монастырь, а затем перебрался в обитель Иоанна Предтечи, что в Галиче. Ему надо было отсидеться, а вот затем уже он и угодил в кремлевский Чудов монастырь.

- Но как опальный инок сумел попасть в монастырь знатных келейников? Мне известно, поступление в такую обитель сопровождается крупными денежными вкладами. Отрепьев же - бедный монах.

- Ничего удивительного, Ксения. Архимандриту монастыря Пафнутию бил челом протопоп кремлевского Успенского собора Евфимий, прося того, чтобы Григорий жил в келье у своего деда Замятни.

- Кто такой дед Замятня? Не слышала.

- Ты многого не слышала, Ксения, сидя в золотой клетке своего отца, кой только и знал, как очернить инока, замахнувшегося на трон. А ведь дед Замятня был примечательным человеком. Твой же отец после своего венчания на царство назначил дворянина Елизария Замятню объезжим головой Москвы, кой должен был охранять порядок в Белом городе. Почетный чин! Спустя несколько лет Замятня удалился на покой в Чудов монастырь, куда он и пристроил своего внука. Без всякого денежного вклада, Ксения… Затем Отрепьев резко пошел в гору. Вначале его приметил сам архимандрит, дав ему чин дьякона, а вскоре и сам патриарх Иов взял Григория на патриарший двор для книжного письма. Но не только ради этого приблизил к себе святейший Отрепьева…

Чем больше рассказывал Лжедмитрий о Григории Отрепьеве, тем все чаще Ксения ловила себя на мысли, что Самозванец повествует о своей жизни, как бы любуясь и восторгаясь Григорием.

- Патриарх увидел в нем не простого переписчика книг, а его необычайно-развитый ум и литературный дар.

- Любопытно, государь

- Весьма, царевна. Отрепьев обладал исключительной натурой. Его способности открыли для него двери кремлевских палат. На Царскую думу патриарх являлся с писцами и помощниками, в их числе был и Григорий Отрепьев. Своим приятелям он говорил: «Патриарх, де, видя мое досужество, начал на царские думы вверх с собой водить и во славу, де, есми вышел великую».

- А ведь Григорий не хвастал, государь. Такой взлет сотворил! Сначала был служкой у монаха Замятни, затем келейником архимандрита и дьяконом, и, наконец, стал придворным патриарха. И все это за один год!

Лжедмитрий так и не понял, то ли царевна высказала свои слова с иронией, то ли и в самом деле ее поразили незаурядные способности Отрепьева. Счел последнее.

- Да, царевна, за один год.. Не подвиги аскетизма помогали выдвинуться юному честолюбцу, а его необыкновенная восприимчивость к учению. В несколько месяцев он усваивал то, что у других уходила вся жизнь.

«Своей изысканной речью Самозванец выдает себя. Он - Отрепьев. Уж слишком разнится он с царевичем Дмитрием, кой и дядьку своего не помнит, и «верного» ярославского дворянина, у коего тайно жил несколько лет, а главное - о своем прилежании к учебе даже не заикнулся. А вот Григорий Отрепьев, как рассказывала верховая боярыня Мария Федоровна, и в самом деле был необыкновенно грамотным человеком.

… - В двадцать лет Отрепьев стал заниматься литературными трудами, - продолжал Лжедмитрий, - кои доверяли лишь убеленным сединой старцам-летописцам.

-Тогда развей мое недоумение, государь. Григорий достиг немалого почета. Но что его принудило назвать себя царевичем Дмитрием?

- Царевичем? - переспросил Лжедмитрий, и тут лицо его стало раздраженным. - Он сделал непростительную ошибку, когда открыл свое царское имя монахам Варлааму Яцкому и Мисаилу Повадьину, с коими вместе жительствовал в Чудовом монастыре. Никакой он не царевич, а самозванец, возмечтавший о Грановитой палате. По монастырю пошла молва, и Отрепьеву пришлось бежать из обители, поелику он не нашел в Москве ни сторонников, ни сильных покровителей. Его ждала плаха, от коей он избавился в Литве.

_- Но почему он нарушил обряд пострижения? Кажется, умный, ловкий человек, а тут допустил непростительную оплошность.

- Ты права, царевна. В Литву он явился в монашеской рясе, служил в киевских монастырях службу и, наконец, сбросил рясу, поставив себя в очень щекотливое положение. Он должен был как-то объяснить свое возвращение в мир. И тогда «царевич» сочинил сказку, будто Борис Годунов убедил царя Федора Иоанныча сложить с себя шапку Мономаха и уйти в Кирилло-Белозерский монастырь, и будто Федор сделал это тайно, без ведома опекунов. Младший «брат» царя, царевич Дмитрий, таким образом, шел по стопам старшего, а когда монахи опознали в нем царевича, он решил бежать в Польшу.

- Какое совпадение между Отрепьевым и царевичем Дмитрием. Оба воспитывались в дворянской семье, оба стали иноками поневоле, оба исходили Московию в монашеском платье и оба стали расстригами.

- Случайное совпадение, царевна. Пережив опалу, Отрепьев с котомкой бродячего монаха обошел половину Московского царства. Были тогда жуткие Голодные годы. Григорий с содроганием сердца видел голодный и возмущенный народ, видел тысячи умирающих людей. Григорий чутьем уловил, какая огромная возможность открывает перед ним сложившаяся обстановка. Русь стояла на пороге братоубийственной войны, и Отрепьев использовал все средства, дабы ускорить ее начало.

«Вот ты и выдал себя с головой, - окончательно определилась Ксения. - С такой болью и с таким искренним чувством не мог говорить о своем народе истинный царевич, все годы проведший в роскошных палатах Углицкого дворца, возведенного на манер московского. В гибели же Дмитрия Ксения не сомневалась.