Валерий Замыслов
«ВЕЛИКАЯ ГРЕШНИЦА»
или
ЧЕРНИЦА ПОНЕВОЛЕ
Историко-приключенческий роман о царевне Ксении Годуновой и князе Василии Пожарском
Валерия Замыслова по праву называют одним из ведущих исторических романистов России, его талантливому перу принадлежат романы "Иван Болотников" (в трех томах), дилогия "Ярослав Мудрый", "Набат над Москвой", "Горький хлеб", "Дикое Поле", дилогия "Ростов Великий", "На дыбу и плаху", "Грешные праведники", "Святая Русь" (в трех томах), "Семен Буденный", "Иван Сусанин", "Град Ярославль" и др. произведения. Его называют "волшебником русского слова", "певцом святой Руси", "гордостью ярославской литературы", "человеком легендой". Столичные критики и историки ставят творчество В. Замыслова в один ряд с творчеством выдающихся мастеров слова В. Шишкова, А. Толстого, В. Пикуля, В. Шукшина, Д. Балашова, П. Проскурина. О талантливых произведениях писателя написано немало статей и рецензий, и даже монографий, на его имя пришло более тысячи отзывов читателей, что красноречиво говорит о большом интересе к книгам Валерия Замыслова. Приведем лишь всего два отклика из высказываний, которые принадлежат автору произведения о Сергее Есенине, академику Петровской Санкт-Петербургской академии наук и искусств Ф.А. Морохову и популярному писателю Валентину Пикулю.
«Валерий Замыслов достиг почти невероятного, сумев достоверно и ярко воплотить в своих эпических произведениях былые времена русского народа на протяжении девяти столетий. Это настоящий Подвиг творческого борения. Мне кажется, что даже такие известные исторические романисты, как Д. Балашов и В. Пикуль, отобразившие в своих произведениях три века русской истории, уступают В. Замыслову в широте художественного охвата жизни русского народа почти за тысячелетний период истории государства Российского».
«В России немного талантливых исторических романистов. Валерий Замыслов – один из них. В своем творчестве он очень близок к В. Шукшину и В. Шишкову…»
(См. сайт Валерия Замыслова www.zamislov.net.ru
«Начало семнадцатого века вошло в историю нашей страны под названием Смутного времени. Прекращение царской династии Рюриковичей, волна самозванства, народные восстания и нашествие поляков со шведами привело к тому, что на огромной территории европейской России поломался всякий порядок и строй. Насилие стало почти социальной нормой. Эти самые страшные годы Московского государства хорошо просматриваются через жизнь самого, казалось бы, «тепличного» растения тогдашней поры - царевны Ксении Борисовны Годуновой».
И. Е. Забелин
Г л а в а 1
КНЯГИНЯ ПОЖАРСКАЯ
На Москве небывалый переполох! Царь Борис Федорович повелел сыскать для юной царевны Ксении мамку - добродетельную «верховую» боярыню.
Всколыхнулся стольный град. В хоромах именитых людей и знатных бояр только и пересудов о повелении нового государя всея Руси. И двух недель не миновало, как Борис Федорович торжественно взошел на царский престол, а ныне по всей Москве для царевны мамку сыскивает. Дочь государя - уже не малое дите, чу, двенадцатый годок выдался. Отроковица! Хлопот с ней не так уж и много, зато какая честь быть при царствующей особе верховой боярыней. Жить во дворце, часто видеть царя и царицу, быть осыпанной государевыми милостями. Да то ж небывалый почет!
Встрепенулись самые высокие роды: Шуйские, Мстиславские, Романовы, Голицыны… У каждого немалая родня, в коей есть и вдовые боярыни. Царевы смотрильщицы прибывали в хоромы, с вежеством толковали с боярынями и почтительно возвращались во дворец. А боярыни гадали: каковы-то речи будут сказаны царице Марье Григорьевне? Именно за царицей решающее слово. Но строгие бояре поправляли:
- Борис - зело мнителен. Не шибко-то он прислушивается к своей супруге. Ему решать, кому быть в государевом Верху.
Ждали. Неделя миновала, другая, а царь так и не сделал своего выбора.
* * *
Цветень май. Тенистый благоухающий сад утопает в белой кипени. Воздух пьянящий, упоительный. И лучезарное небо под стать тихому благовонному саду - покойное, бирюзовое в легких белогривых облачках.
- Благодать, какая, Васенька! - радуясь погожему дню, восклицает Мария Федоровна.
- Благодать, матушка, - отвечает четырнадцатилетний отрок. Русокудрый, сероглазый, с открытым, румяным лицом. Был он в голубой льняной рубахе с косым воротом, шитой по рукавам золотой канителью, в малиновых бархатных портках, заправленных в сафьяновые сапожки с серебряными подковками. Не по годам рослый, подбористый.
«Добрый княжич поднимается, - с отрадой подумала Мария Федоровна. - Еще годок - и на царскую службу. Стряпчим станет. Вот и старший сын в стряпчих ходит. Каково-то ныне Митеньке?»
Княгиня Пожарская ведала: стряпчих при дворе было несколько сот, кои жили в Москве для «царских услуг» по полгода, а затем разъезжались по своим селам и деревенькам. Куда бы не следовал царь - в поход, на молебен в обитель, храм, Боярскую думу, - его всюду сопровождали стряпчие. А коль выпадали торжественные дни, они несли скипетр и другие знаки царской власти. В ратных походах они служили оруженосцами, а, будучи стряпчими «с платьем», под приглядом постельничего подавали или принимали «разные предметы царского туалета».
Мария Федоровна, помянув старшего сына, нахмурилась: Митенька как-то посетовал на цареву службу. Ему уж двадцать лет миновало, а он все в стряпчих пребывает. Другие-то через год-другой в стольники переходят. Уж куда более высокий чин! А на Митеньке, словно крест поставили. Из захудалого-де рода, не Рюрикович и не Гедиминович, самое место ему в стряпчих ходить.
Не по сердцу было Марье Федоровне такое отношение к Дмитрию. Предки Пожарских владели древним Стародубским княжеством и занимали видные места при великих князях и государях. В великое княжение Дмитрия Донского в Стародубе сидел именитый князь Андрей Федорович, богатый на сыновей. Четверых принесла ему супруга Дорофея. Перед кончиной Андрей Пожарский передал старшему сыну Василию большую часть земель, но и полвека не прошло, как наследники так «постарались», что раздробили на куски древнее родовое княжество, раскинувшееся на Клязьме и Лухе.
Отец покойного мужа Марии Федоровны, Федор Иванович Немой, происходил из младшей ветви удельного рода. На его долю досталось совсем немного вотчин, и владел он ими вкупе с тремя братьями.
При Иване Грозном Федор служил при дворе государя и даже угодил в избранную тысячу «лучших слуг». Но недолго ходил близ царя Федор Иванович. Опричники Ивана Грозного повсюду «выметали крамолу и измену». В опалу угодили сотни княжеских семей, среди них оказались Ярославские, Ростовские и Стародубские княжата.
Пять князей Пожарских были сосланы на поселение в Казанский край, недавно покоренный Иваном Грозным. Татары, вечные враги Руси, с неприязнью относились к опальным гяурам, но самое страшное было то, что Федор Пожарский разом всего лишился, получив на прокорм жены и детей всего лишь четыре крестьянских двора в Басурманской слободке под Свияжском.
После отмены опричнины Пожарских возвратили в Москву. Федор Иванович вновь получил службу и участвовал в последних бранях Ливонской войны. В хоромы прибыл в скромном чине дворянского головы. До воеводского же званья, о коем так грезил Пожарский, он так и не дослужился.
В последний год своей жизни Федор Иванович изрядно занемог, и тогда он постригся в Троице-Сергиев монастырь, где и скончался. За два года до кончины Федор Иванович женил своего старшего сына на Марии Берсеневой-Беклемишевой. В лице народившегося княжича Дмитрия соединились два опальных рода. Пожарские претерпели лихо от Ивана Грозного, а Берсеневы - от его отца, великого князя Василия Третьего. Детей у овдовевшей Марии Федоровны было трое: Дарья, Дмитрий и Василий, который на шесть лет был моложе своего брата.
