Между Самозванцем и папой Климентом У111 завязалась личная переписка. Через Рангони папа Римский предложил Лжедмитрию содействие в борьбе за русский престол, если он пообещает обратить в католическую веру русский народ.

Двадцатилетний Самозванец времени в замке Мнишека не терял: он сблизился с дочерью воеводы, Мариной Мнишек.

А в марте 1604 года Рангони и Мнишек устроили Самозванцу встречу с королем Сигизмундом. Лжедмитрий повторил свой рассказ о чудесном спасении, о больших связях с московскими боярами, о готовности самозабвенно служить королю, Польше и Римской церкви.

Речь Самозванца вызвала у Сигизмунда одобрение, который принял его под свое покровительство и повелел снабдить «царевича» деньгами и воинским людом.

Гришка Отрепьев так расчувствовался, что принялся целовать руки короля, а затем бросился в ноги послу папы Рангони и клятвенно заверил обратить в католичество на Руси не только православных людей, но и магометан и «язычников».

- Когда я стану великим государем Московии, - разошелся Самозванец, - то передам польскому корою Смоленскую и Северскую земли, а Русь заполоню католиками. Опричь того, я отвоюю польскому королю шведскую корону и начну бить турок, кои угрожают Польше. Все страны будут трепетать под моим мечом!

Всю подготовку похода на Русь взяли на себя паны Мнишек и Адам Вишневецкий.

25 мая 1604 года Гришка Отрепьев дал Мнишеку письменное заверение жениться на Марине, как только станет «государем всея Руси». Обещания сыпались градом: из государевой казны будут уплачены сандомирскому воеводе все долги, да в придачу миллион злотых на новые расходы. Марина Мнишек получит в подарок Новгород и Псков, и станет по своему усмотрению раздавать панам поместья и вотчины, открывать костелы и иезуитские монастыри.

Но пан Мнишек возжелал большего, и тогда 12 июня он получил от «будущего зятя» новое письменное обязательство: дать самому Мнишеку в вечное и потомственное владение Смоленское и Северское княжества.

Не был обижен щедрыми посулами и ясновельможный пан Вишневецкий.

Вербуя войска в Польше, Лжедмитрий одновременно рассылал через своих лазутчиков «прелестные письма» и грамоты в Московское государство в каждый город, всем боярам, окольничим, дворянам, гостям торговым и черным людям, призывая их «от изменника Бориса Годунова отложиться» и целовать ему крест, суля при этом, что никого не будет казнить за службу Годунову, что бояр пожалует старыми вотчинами, дворянам и приказным людям будет оказывать милость, а гостям и торговым людям и всему населению - полную льготу и облегчение в пошлинах и податях.

Доверчивые простолюдины, еще не ведая, что принесет на Русь «пришествие» Самозванца, с ликованием встречали грамоты «доброго» царя.

Бояре же ставили перед собой иные цели...

Г л а в а 3

ЖЕСТОКОСТЬ БОРИСА

На Руси ширилась Смута. Чернь повсюду изрекала мятежные слова:

- Царь Борис не истинный, не по породе. Кой же он наместник Бога, коль боярами, купчишками да приказным людом на царство посажен? Веры ему нет, не нравен он народу, лют к мужику. Все беды на Руси от Бориса. Не он ли, православные, царевича Дмитрия погубил, дабы самому на трон сесть? Не он ли Москву поджег, дабы отвлечь честной люд от своего злодеяния? А кто крымского хана Казы-Гирея на Русь навел? Кто Юрьев день отменил? Серчает на царя люд православный. Небесный владыка - и тот огневался. Это за тяжкие грехи Бориса послал Господь на нивы дожди и морозы. Глад и мор - Божья кара. И покуда Борис будет во царях, терпеть простолюдину лихо да пить чашу горькую…

Начальник Сыскного приказа Семен Годунов не успевал ловить воровских людей, но они множились как грибы после благодатных дождей.

Жак Маржарет отмечал в своих записках: «Прослышав в тысяча шестисотом году молву, что некоторые считают Дмитрия Ивановича живым, он (Борис) с тех пор целые дни только и делал, что пытал и мучил по этому поводу… Тайно множество людей было подвергнуто пытке, отправлены в ссылку, отравлены в дороге и бесконечное число утоплено».

Большая гиль разгорелась на Северской Украйне. Повелел там Борис Годунов ставить от крымских татар новые города, засеки да крепостицы возводить. Послал на государеву службу дворян, детей боярских, пушкарей, затинщиков, стрелецких и казачьих голов. «Служилых по прибору» испомещал землей, землю же отнимал у мужиков.

Севрюки возроптали: «Сколь годов жили - порухи не ведали, а тут помещики навалились. Статочное ли дело господ терпеть?!»

Одна беда не угасла, другая загорелась. Поубавились не только крестьянские десятины, самих мужиков за горло взяли: указал Борис Годунов свозить севрюков в города. Царевы «стройщики» поясняли: «посады обезлюдили, государева казна впусте. Станете жить в городах и нести тягло. А тех, кто посадскому строению станет противиться, приказано бить кнутом и сажать в тюрьму».

Севрюки - в новый ропот, но беда бедой беду затыкает. Вскоре прознали мужики о «царской десятине». Велено было пахать на государя десятую часть своей земли. Пахать, боронить, сеять, растить хлеб, молотить, свозить в царевы житницы.

Севрюки взбунтовались, ярились на Годунова:

- Злодей из злодеев! Сына Ивана Грозного убил! Юрьев день отменил! Помещиков на наши земли пригнал! В города свозит, воли лишил!..

- Не хотим помещиков! Не хотим Годунова!

Уходили с посадов, не пахали «цареву десятину», убивали годуновских посланников. Гиль по всей Северской Украйне! Одних лишь беглых холопов скопилось здесь более двадцати тысяч. Были они дерзки и воинственны. Грозились побить не только бояр и дворян, но и государя всея Руси Бориса Годунова. Из беглых пуще всех ярился Хлопко Косолап.

Комарицкая волость всколыхнулась: разоряли и жгли помещичьи усадьбы, убивали дворян и стрельцов. Крамола перекинулась на многие уезды. Повсюду началось «волнение велие». Восстали Владимир, Волок, Вязьма, Коломна, Малый Ярославец, Медынь, Можайск, Ржев…

Хлопко Косолап, сокрушая царских воевод, двигался на Москву. Борис Годунов выслал встречу окольничего Ивана Басманова с «многою ратью». Окольничий был убит, но посекли и Хлопко. К вечеру восставшие отступили. Хлопко «изнемог от многих ран». Захваченных в плен люто казнили: четвертовали, сажали на колья, жгли на кострах

Годунов жестоко повелел:

- Бунтовщики поднялись из Комарицкой волости. Вешать их от змеиного гнезда до Москвы.

Трупы болтались на деревьях, смердили, пугали странников, бредущих по дороге, обезображенными лицами. Но мертвецов не трогали: царь запретил снимать под страхом смертной казни.

А Русь захлестывали все новые и новые слухи. Теперь уже в каждой избе толковали:

- Жив царевич Дмитрии. В Польше-де объявился. Скоро, чу, на Русь придет.

«Царевич Дмитрий», с польским войском, перешел русский рубеж в октябре 1604 года. В первые же недели Лжедмитрия признали Путивль и Рыльск, Севск и Курск, Кромы и Моравск… Тотчас спихнули годуновских правителей комарицкие мужики и холопы. Избивая тиунов и царских приказных, зло гомонили:

- Буде, поизмывались! Земля наша николи не была боярской. Годун силком волость прибрал. Не бывать ярма годуновского!

Расправившись с царскими подручниками, всем миром повалили к «богоданному государю».

В начале января 1605 года Дмитрий Самозванец встретил народ на высокой паперти храма. Никогда еще Севск не видал такого многолюдья, жаждущего глянуть на «истинного» царя, заступника народного.

Царь молод, приземист. У него широкие плечи, широкая грудь и короткая толстая шея. Лицо круглое, грубоватое, ни усов, ни бороды. Волосы светлые, с рыжиной. Глаза темно-голубые. Нос похож на башмак, подле носа две большие бородавки. Руки царя грузные, одна короче другой. Малый рост, квадратная фигура и некрасивое голое лицо делали царя непривлекательным. Но в народе толковали: с лица не воду пить, был бы корня царского. Этот же - сын самого Ивана Грозного, кой бояр лихо казнил. Вот и Дмитрий о том же изрекает: