Г л а в а 1

ЛЮТЫЙ ГЛАД И МОР

На трех полях Серебрянки поднимались хлеба. Демша, глядя на густую сочную зелень, довольно говорил Надейке:

- Добрые всходы. С хлебушком будем.

- Вот и слава Богу, Демушка.

Радовались. Ныне и дождей в меру перепало, и солнышко изрядно землю обогрело. Коль лето не подведет, сусеки добрым житом заполнятся.

Однако за неделю до Петрова дня резко похолодало, потянул сиверко, а на святого Петра хлынул проливной дождь; лил день, другой, третий…

Демша и Надейка забились в избу.

- Эк небо прохудилось. Беда, коль надолго.

Самая пора в луга. Демша уходил под поветь, где отбивал горбуши и литовки, но дождь все лил и лил. Страдник забеспокоился:

- Как бы без сенца не остаться. Скорей бы непогодь миновала.

Но непогодь и не чаяла уняться: дождь шел уже третью неделю. Демша вконец затужил:

- Хлеб мокнет. Самое время колосу быть, а нива все еще в зеленях. За что Господь карает?

Усердно с Надейкой молились, били земные поклоны Христу, пресвятой Богородице и святым угодникам, обходили с иконой вокруг нивы, но Бог так и не смилостивился. Дождь, не переставая, лил десять недель кряду. Хлеб не вызрел, стоял «зелен, аки трава». В серпень же, на Ивана Постного, нивы побил «мраз велий».

В избе скорбь:

- Не сгинуть бы с голода, Демушка. Как зиму зимовать, Пресвятая Богородица!..

А по городам и весям Блаженные во Христе вещали:

- То кара Божья. Творец небесный наказует за грехи тяжкие. Быть гладу и мору!

Сковало землю, повалил снег. Народ обуял страх; от мала до велика заспешили в храм.

- Изреки, батюшка, отчего летом мороз ударил? Отчего нивы снегом завалило?

Но батюшка и сам в немалом смятении. Слыхано ли дело, чтоб в жатву зима наступала!

- Все от Бога, православные. Молитесь!

Молились рьяно, усердно, но хлеб погиб. А впереди - смурая осень и долгая, голодная зима.

Ринулись на торги. Продавали пряжу, холсты, рогожу, коробья из луба. Но покупали неохотно, пришлось загонять товар втридешева. На серебро норовили купить жита, но, дойдя до хлебных лавок, очумело ахали: жито подорожало вшестеро. Бранились:

- Аль креста на вас нет? Разбой!

Торговцы же отвечали:

- Найди дешевле. Завтра и по такой цене не купишь.

Мужики чертыхались, отходили от лавок и ехали на другой торг. Но и там хрен редьки не слаще. Скрепя сердце, отдавали последние деньжонки и везли в деревеньку одну-две осьмины хлеба. Но то были крохи: в каждой курной избенке ютилось немало ртов. Минует неделя, другая - и вновь загуляет лютый голод.

В страшной нужде, питаясь остатками старых запасов, мужики пережили этот год, уповая на посев следующего года, но надежды рухнули: новые посевы, засеянные гнилыми семенами, не дали всходов.

1603 год также был неурожайным.

В Московском царстве начался жуткий голод. Смерть косила людей тысячами. Старцы-летописцы скрипели гусиными перьями в монастырских кельях:

«Лета 7000 во ста девятом году на стодесятый год бысть глад по всей Российския земли… А людей от гладу мерло по городам и по посадам и по волостям две доли, в треть оставалось…»

«Того же стодесятого году Божиим изволением был по всей Русской земле глад велий - ржи четверть купили в три рубли, а ерового хлеба не было никакова, ни овощю, ни меду, мертвых по улицам и по дворам собаки не проедали».

«Много людей с голоду умерло, а иные люди мертвечину ели и кошки, и псину, и кору липовую, и люди людей ели, и много мертвых по путям валялось и по улицам и много сел позапустело, и много иных в разные города разбрелось»…

А Серебрянка выстояла. Демше пришлось спасать не только жену, но и малолетнего сына, и спасли семью немалые деньги, подаренные Демше дьяком Афанасием Власьевым и боярином Григорием Годуновым. Их-то и выложил Демша на торгах за дорогущий хлебушек, и не только серебро, но и всю богатую сряду, привезенную все тем же боярином.

Г л а в а 2

ГРИГОРИЙ ОТРЕПЬЕВ

Чудовищный глад и мор усилил толки о чудесном спасении царевича Дмитрия. На Москве же глашатаи огласили, что под личиной самозваного царевича скрывается молодой дворянин из Галича, Юрий Богданович Отрепьев, принявший после пострижения в Чудов монастырь имя Григория. В монастырь же его привели пороки, в коих погряз беспутный дворянский сынок.

А юный честолюбец возмечтал о еще большей славе. Честолюбивого «чернеца поневоле» тяготила монашеская ряса, и когда на Москве разнеслась молва о чудесном спасении царевича Дмитрия, Григорий принял будоражащее его душу решение. Он покинул патриарший двор и бежал в Литву с монахами Варлаамом и Мисаилом. Их путь до сумежья пролегал через Болхов, Новгород-Северский, Киево-Печерский монастырь. Из городка Острога бродячие монахи отправились на богомолье в Дерманский монастырь. Тут-то Гришка и покинул своих спутников, уйдя в Гощу, а оттуда в Брачин, имение Адама Вишневецкого.

Именно здесь польский магнат взял Самозванца под свое покровительство, который горячо поведал, что его в Угличе спас добрый дядька-воспитатель, кой изведал о злодейском умысле Годунова и в роковую ночь положил в постельку царевича другого мальчика его же возраста. Младенца зарезали, лицо его покрылось синими пятнами, «из-за чего мать-царица, явившись в спальню, не заметила подмены и поверила, что сын ее убит».

Давний враг Руси, панская Польша, давно выжидала удобного случая - прибрать к рукам Московское государство.

Зимой 1603-1604 годов князь Адам Вишневецкий на всю Польшу огласил: в его замке скрывается законный сын Ивана Грозного, наследник московского престола, царевич Дмитрий. Самозванца давно стряпали к этой роли. Бежав за рубеж, монах Чудова монастыря, «расстрига» Гришка Отрепьев, начал свою службу у князя Константина Острожского, потом находился в школе в местечке Гоще, где постигал науку владения «конем и мечом», а затем уже перешел к богатейшему польскому феодалу, владения которого на левом берегу Днепра соседствовали с Московским государством. Именно у Адама Вишневецкого Самозванец впервые был назван царевичем Дмитрием.

Весть об испеченном «царевиче» быстро испустилась среди польских панов, заинтересованных в земельных приобретениях за счет Руси. Так, литовский канцлер Лев Сапега, давно грезивший о богатых смоленских землях, отыскал в Литве среди русских бояр, бежавших еще при Иване Грозном, несколько человек, столковавшихся удостоверить «подлинность» царевича Дмитрия.

Но самую горячую поддержку Самозванцу оказал сандомирский воевода Юрий Мнишек, человек честолюбивый и корыстный, староста Львова и управляющий королевскими имениями в Самборе. Высокие должности позволяли Мнишеку изрядно наживаться, грабя казну и несчастных подданных польского короля. А достиг Мнишек этих должностей благодаря тому, что доставлял слабоумному и слабосильному королю Сигизмунду Второму красивых женщин. Он даже не брезговал тем, что переодевался в женское платье и пробирался в женский монастырь, откуда доставлял монахинь прямо на королевское ложе.

«Лихие» заслуги Мнишека не остались не замеченными, а тот брал мзду у панов за помощь в получении должностей, имений. Управляя казной короля, Мнишек без стеснения запускал в нее руки, и так ее наглым образом обобрал, что когда король умер, то его не на что и не в чем было похоронить. Зато Мнишек стал первым богачом Польши. Но его и других панов неудержимо манила Русь. Мнишек норовил обеспечить Самозванцу покровительство высших католических кругов и, наряду с этим, привлечь к нему внимание нового короля Сигизмунда Третьего.

Католическое духовенство несколько десятилетий пристально наблюдавшее за русским государством, приняло горячее участие в судьбе новоявленного претендента на Московский престол.

Папский нунций Рангони, краковский архиепископ, кардинал Мацеповский (двоюродный брат пана Мнишека) и другие высокие чины католической церкви стали оказывать Лжедмитрию помощь и покровительство.