— Мам, а тетя Влада любит торты?
— Тетя Влада любит, когда люди соблюдают приличия.
— Ага, это похоже на «во всем должен быть порядок» Антонины Ивановны.
— Ты наблюдательная мышка, они действительно чем-то похожи.
— Только не комнатами. У дедушки такое красивое продолговатое окно и все-все в цветах. Ни у кого такого нет.
— Это эркер называется. Напрасно он в нем так много курит. Это ни его легким, ни цветам не полезно.
— Мам, а какого цвета у него «Москвич»?
— Кажется темно— синего. Он будущей весной собирается в отставку. Обещал взять нас с тобой и через всю Россию отправиться на юг.
— Путешествовать по всем городам на машине! Это же сказка, которая никогда не сбывается!
Ой, какой «Москвич» вблизи красивый. Будто его дедушка натер бархоткой для ботинок. Ручку даже трогать страшно — вдруг сломается.
Как такую дорогую машину пускать по нашему шоссе? Там и грузовики-то с трудом скачут. Того и гляди — либо кузов, либо колеса отвалятся.
— Ну, бригада имени 25 Октября, в путь готова?
— Готова!
— Тогда грузи Владины бутерброды и — поехали! Нам надо к восьми вернуться, потому что сегодня по телевизору балет.
— Ой, балет! Мам, можно я у дедушки останусь на воскресенье?
— Ладно, там видно будет.
С шоссе дедушкин «Москвич», кажется, справляется. Трясет, конечно, на ухабах, но не скрежещет, и ничего не отваливается.
— Спишь мартышка? Погляди, какие нежные почки проклюнулись.
Как можно спать, когда нужно помогать машине — гладить бока, успокаивать.
А действительно все светится золотом. Будто машина охватывает своей роскошью и небо и деревья. Только домишки не чувствуют ее красоту — остаются грязными, покосившимися, залатанными.
— Уже церковь-клуб виднеется. Скоро приедем.
Не бойся, Москвиченька, ты справишься с кладбищенской дорогой. Там не так круто, как от почты. Правда, наверно, все в ямах с водой… Вот если б ты умел встать на два колеса и бочком протиснуться между могилами. Или по воздуху перелетать через лужи. Ничего, я тебе помогу, я эту дорогу ногами хорошо знаю. Ты по песку ползи осторожненько, а по лужам вжик — на скорости. Ладно?
— Ого, как размыло вашу грунтовку! Как бы не забуксовать!
— Может, мы выйдем. Машине будет легче идти?
— Ну да! Грязь месить! Авось проскочим!
Вж— ж-ж-ж! Гуди, Москвиченька, гуди! Сильнее тяни! Ну же! Вж-ж-ж-ж!
— Все, сели!
— Господи, прямо на полпути между шоссе и домом!
— Ну-ка, бабоньки, вылезай. Подтолкни машину.
Вж— ж-ж-ж! Гуди, Москвиченька, гуди! Мы же со всех сил толкаем! Ну же! Вж-ж-ж-ж!
— Ни черта! Только перемазались.
— Придется веток наломать. Бросить под колеса.
— Как бы дождь не пошел. Что-то тучи набегают.
— За ветками! Живо!
Вж— ж-ж-ж! Ну же! Мы столько веток набросали! Вж-ж-ж-ж! Давай, Москвиченька, давай!
— Ни черта! Придется сходить на дачу за топором и строить гать как на фронте.
— Молодец дочь! Что значит военная закалка!
— Ма, я с тобой. А то тебе будет грустно одной по мокрой дороге шлепать.
— Ладно, барышни, а я еще веток поломаю и покараулю: вдруг похоронная машина объявится. Подтолкнет.
Вряд ли похороны вечером бывают. И в дождь неудобно хоронить. Хотя, наверно, весной тоже умирают. Вон сколько новых могил. Не думаю, чтоб мама боялась покойников. Она просто от холода ежится и за дедушку беспокоится.
— Мам, если даже нарубленные деревья не помогут, нужно будет подняться к церкви-клубу и пригнать грузовик. Он запросто вытянет из болота бегемота.
— Так и придется сделать. Только я думаю, отцу не надо спускаться к даче. Мокрый промозглый дом может губительно сказаться на его легких.
Что значит «губительно сказаться»? Он что, может тоже заболеть и умереть? Нет, так не бывает. Он же совсем не старый. Мы еще должны поехать на машине путешествовать по стране. Нам нужно увидеть юг, море.
— Ой, деда, сколько ты веток наломал!
— Принесли топор?
— Знаешь, папа, мы ничего рубить не будем. Ты весь мокрый и плохо дышишь. Ты сейчас садишься и греешься в машине, а я иду наверх ловить грузовик.
— О, раскомандовалась! Я, чай, старше тебя по званию.
— Меня в госпитале и генералы слушались. Садись, доча, в машину. Включите фары, чтоб вас видно было, и грейтесь.
Как хорошо ехать обратно. В машине в дождь еще уютнее, чем при солнце. Два толстых луча разметают темноту с дороги. Фары встречных машин делают страшную чужую темноту нормальной городской. Еще не поздно. Можем успеть посмотреть телевизор. Ни у кого дома нет такого телевизора. Ни у кого нет этого… продолговатого окна с цветами. Завтра, если тетя Влада разрешит, я их буду поливать. Ни у кого нет такой большущей качалки с оленями, на которой здорово слушать театр-у-микрофона. Никто на завтрак не топит молоко в духовке и не печет булочки. Даже соседский кот у дедушки и тети Влады самый пушистый на свете.
— Эва! Опять у них великая стройка Пятилетки.
Это нижняя Петушиха про наш дом говорит.
— Спокою людям никакого нету!
Когда мамы нет на даче, нижняя Петушиха так и крутится у нас на участке, так и вынюхивает. Папе хорошо, он ее не замечает, а мне приходится быть вежливой хозяйкой дома.
— Чо солдатики-то у вас работают, нанятые? что ли?
— Да, они укладывает балки для пола.
— Небось, дед военный их пригнал? Он у вас мужчина видный, самостоятельный.
У нас и правда развернулась стройка. Целый день звенят пилы, стучат топоры. Папа наравне с солдатами тешет бревна и на «Раз-два — взяли! Еще раз взяли!» перетаскивает их к дому. Мне велено ошкуривать бревна поменьше, они пойдут на стропила.
Дерево очень приятно пахнет живым. Раньше, когда я была маленькая, у нас прямо внутри коробки дома росла сосенка. Кожица у нее была тонкая, мягкая. Когда шел дождь, капли повисали, как бусинки, на каждой иголочке. Мне очень хотелось, чтобы дом достроили вокруг нее и оставили ее расти посреди комнаты. Я даже во сне видела дерево, растущее прямо из пола. Или, может, читала где-то про него.
— Чёй-то у вас эта старуха живет, сродственница, что ли?
Действительно, откуда у нас Антонина Ивановна появилась? Может, она здесь всегда была? Нет, пожалуй, не всегда, иначе Петушиха не расспрашивала бы про нее.
— Да, родственница.
— Дедова жена, что ли? Я видала, они тут приезжали вместе.
— Да. Она моя бабушка. Только неродная.
Ой, как я устала все время врать. У дедушки жена — тетя Влада, «гордая полячка», а не Антонина Ивановна. Она, скорее, папина знакомая, раз у нее сын тоже в цирке работает.
— По-ользуется, что хозяйки нет. А матка чего не ездит?
— У нее в институте экзамены.
Скажет тоже Петушиха: «пользуется»…Это дом «пользуется»Антониной Ивановной, как часами, и не смеет разваливаться. Нет, правда, она похожа на старинные настенные часы с боем.
Раньше мы на время не смотрели: когда встали, когда пообедали, сколько работаем… А теперь, если Антонина Ивановна на озере умывается, значит, восемь часов. Солнце не солнце, дождь не дождь — восемь часов и точка. Одиннадцать часов — Антонина Ивановна сидит в соломенной шляпе на раскладном стульчике. На коленях у нее фанерка с маленькими гвоздиками. К каждому гвоздику на веревочке привязан карандаш, резинка, ножницы, бритва. На фанерке рукопись с математическими формулами, которую Антонина Ивановна правит. Три часа — Антонина Ивановна помогает нам с папой готовить рабочим обед. Шесть часов — посадка цветов. От нее по всему огороду развелись маленькие клумбы с нежными, беспомощными листочками. Их-то она и называла цветами, без конца рыхлила, поливала, пересаживала. Если какая-нибудь сальвия или петуния заболеет, Антонина Ивановна надевает очки, раскрывает зеленый журнал «Сад и огород» и долго читает над клумбой. Потом наливает в мисочку воды и протирает тряпочкой каждый листок. Это лечение не от всего помогает. Например, если на цветы водружалось корыто с раствором или сбрасывались доски, приходилось сажать новые цветы.
