— Она играет с тобой…
— Она страдает… но ни жалоб, ни воплей, ни проклятий… лишь выражение скорби на лице…
— И все же это театр…
— Она чувствительна… и знает страх, не стыдится никакой человеческой слабости… но не переносит отчаяния… она говорит, что отчаяние отвратительно искажает ее лицо и не вызывает сострадания…
— Без сострадания можно и обойтись…
— Скажи еще и без наслаждения…
— Ну, уж нет…
— Ты знаешь, во время беременности ей снились странные сны, будто она имеет дело со змеем из рая…
— Должна же быть этому какая-нибудь причина?..
— Филонов попытался изобразить этот ее сон в скульптуре…
— Ну да, принес ее красоту в жертву реальности и выразительности…
— Но в меру, все же он оставил место и воображению зрителей, предоставляя им право видеть ее кричащей, вопящей, проклинающей… почему нет?..
— Им хочется видеть ее жалкой…
— Лучше уж сразу мертвой… — улыбка Марка стала гримасой…
— Страдание не должно лишать красоты… впрочем, пропади все пропадом… к чему все эти разговоры… — пробормотал Бенедикт… выглядел он измученным, как будто замышлял самоубийство…
«Что он изберет, яд или петлю?.. божье наказание Иуды… впрочем, это одинаково мучительно… лучше заснуть, впасть в сон… однако и сон может превратиться в кошмар и присоединить к этим мучениям еще и другие…»
Марк вспомнил свое пребывание на острове после крушения парома… совершенное отсутствие людей, голод и все неудобства жизни в полном одиночестве…
«Никто не мог мне помочь… к моим стонам и плачам прислушивалась только тишина…»
Ему вспомнились обманчивые видения…
«Они были так запутаны… и с лакунами… в конце концов, они превратились в нечто ужасное… в черную дыру, манящую, влекущую, затягивающую как водоворот, заставляющую меня молча пятиться и просыпаться от страха, как это и бывает в действительности при подобных обстоятельствах…
Пещера была мне и черной дырой и женским лоном, из которого я выскользнул на свет и закричал, испугался… я был еще не в силах владеть собой… и я еще не знал на собственном опыте последовательности времен и прочих отвлеченных понятий… однако я понимал, что все это лишь притворство чувств…
Подлинная боль делает неспособным ни к какому притворству…»
Мысли Марка вернулись к примадонне…
Смеясь, она прошла мимо, являясь олицетворением самой естественности… и присоединилась к хору мальчиков, украшенных венками из фиалок и осоки… они исполняли гимн ночи… и так превосходно и трогательно, что в глазах Марка блеснули слезы…
«Придет ли бог им на помощь… или они погибнут в этих руинах…»
Земля вдруг содрогнулась, когда Марк выразил свое сомнение…
Страх и трепет овладел беженцами…
Возникла паника…
Толпа обезумела, прижала Марка к стене, сдавила до удушья… холод проник, разлился по всему телу, но его руки были еще свободны, полны движения…
Как будто со стороны он увидел перед собой женщину в мантии… его прижала к ней толпа… она не дышала, но губы ее еще подрагивали…
Для Марка осталось необъяснимым побуждение поцеловать ее…
Толпа отхлынула…
Марк упал на женщину и в ужасе и испуге отстранился…
Губы женщины были еще теплые и влажные…
* * *
В комнате посветлело… разлилось сияние, высветившее высокие своды…
Бенедикт увидел бога и мальчика, сидящего у него на коленях…
В ветвях дерева вился аспид чешуйчатый… заметив слежку, он приник к коре ствола…
«Так кто же я… малютка на коленях бога или аспид, затаившийся в ветвях?..
Почему бы и нет?..»
Бенедикт потряс головой, понял, что видел нечто ложное…
«Однако потоки грязи все еще сползают в ущелья, волоча камни, с грохотом, ревом… и девы вполне реальны, маячат, танцуют у входа, чаруют изяществом, грацией… и я все еще жив… хотя, как говорят, давно уже умер, замерз, околел… если я сброшу с плеч плащ, что я под ним увижу?.. пустоту… нет… я не призрак, лишенный тела… Марк уверяет, что я могу стать кем угодно, даже богом, если сумею найти выход из его книги… он пишет, а я живу по написанному…ю
Что там за шум?.. что происходит?..
Я должен спустился пониже, чтобы лучше видеть и слышать…
Собралась толпа женщин, что-то увидели и обсуждаю…
— Что она лепечет?
— Говорит, что увидела змея в листве и на него указала…
Женщины окружили смоковницу…
«Что они хотят эти псицы безумные?.. ствол обхватили руками, качают, трясут дерево…»
— Эй, что с тобой?..
— Это ты мне?.. — спросил Бенедикт и, увидев Марка, заговорил рыдающим голосом:
— Марк, ты создал меня… посмотри на меня… на коленях меня младенца бог качал, к груди прижимал… младенцем был я, а теперь я хромой старик, твоя копия… беглец и изгнанник… от грязи меня бог спас, но пса Пифагора погубил… один я остался, как камень мертвый… — бормотал Бенедикт, мешая слезы с улыбкой… — Возврати мне безумие… страшно мне быть самим собой…
— Хотел бы я видеть тебя младенцем, а не преступником, скрывающимся от преследователей… тебя преследуют… слышишь лай?.. они собак пустили по твоему следу, но пес Пифагор их отвлек…
— Так он жив?..
— Увы, горе твое я могу смягчить лишь словами… иди, похорони пса, жен… пойду и я с тобой… я любил Аду, к Розе я чувствовал сострадание… жалостью я был побежден… раны ее я залечил, вернул красоту, но не жизнь, увы…
Бенедикт провел рукой над телом пса Пифагора, и он ожил и воем оповестил о смерти девы в платье невесты… он рыл когтями могилу… слезы струились из глаз бессловесной твари…
Слезы упали на лицо Бенедикта и привели его в чувство…
— Сжалился бог над стариком, возомнившим себя богом… — пробормотал Бенедикт… — Вернул мне жизнь, но что мне делать с ней?..
Озираясь, Бенедикт увидел в проходе деву в платье невесты, привстал…
Пес Пифагор залаял…
— Тише, не поднимай шума… не спугни ее…
Дева подошла к воде…
— Стоит босая… красивая… ты знаешь, она была моей невестой… — сказал Бенедикт псу Пифагору шепотом…
Бенедикт неловко повернулся, ударился о выступ скалы лбом и очнулся… и, не узрел ни девы, ни пса Пифагора…
Озираясь по сторонам, он побрел вдоль песчаного берега, обходя медуз и смеясь про себя…
Он пытался вспомнить, счастлив ли был во сне…
Светало… мрак ночной сменился бледным рассветом…
Устав идти, Бенедикт заполз в расселину…
— Боже, верни мне сон, умоляю… хочу узнать, был ли я счастлив во сне?.. — сказал он ослабевшим голосом… и погрузился в созерцание свода расселины…
Камни чуть мерцали…
«Мечусь туда-сюда, но все напрасно… не знаю, что мне делать и к чему склониться… изведет Жанна меня своей любовью, если это Жанна… живым меня не оставит… нет, я не желаю ее смерти… как я буду жить без нее, не думая о ней, не изливаясь в плачах, жалобах и стенаниях…
Где она бродит?.. скитается во мраке, ждет встречи с богом?.. не с хромым стариком, который возомнил себя богом, но боится упреков, ревности, подозрений…»
Бенедикт что-то сказал вслух и тут же умолк, брови страдальчески нахмурил…
«Может быть, и правду говорят, что она погрузилась в лоно зыбей, в пучину, в страхе перед браком со мной… стала рыбой и теперь на дне играет с рыбами…
Победила ли она желания плоти?.. вряд ли…
Море исцелило ее раны, но желания и шрамы оставила…
Ночью она ушла от меня… босая, осторожно на цыпочках, чтобы не разбудить меня спящего…
Очнулся я от сна и не увидел ее рядом…
Или утро ослепило меня… — подумал я…»
Одежду девы нашли в камнях у стены желтого дома на песчаном берегу, убежища сумасшедших…
Кто-то из сумасшедших видел, как Жанна вошла в воду по колено, по грудь, по горло… исчезла с головой…
«Безумцы уверяли, что дева превратилась в рыбу… но я видел, как волны били ее тело о камни, не пускали на глубину…»
Бенедикт невольно вздохнул, вспомнил, как во сне обнимал и целовал тело утопленницы…
