Я только киваю и иду дальше. Господи, это так страшно, даже не знать, где похоронили самого родного человека, искать мамину могилу среди сотен мраморных надгробий, под легкие отзвуки твоих шагов за спиной.

Когда ты обхватываешь мое запястье, заставляя меня остановиться, я уже намереваюсь сказать какую-то грубость. Мне больно ощущать твои прикосновения. Но ты только молча указываешь мне головой на боковую тропинку, и я понимаю, что наши поиски наконец-то закончились…

***

- Прости. Простипрости. Простипростипрости… - Это единственное слово, которое само срывается с моего языка, стынет в теплом весеннем воздухе уродливым облаком обжигающей боли. Я сижу на коленях, вцепившись ногтями в камень, на котором выведено мамино имя, не замечая, как побледнели обескровленные кончики пальцев, как стекает кровь с прокушенной губы. И здесь ты не даешь мне окончательно погрузиться в свою боль, ты вырываешь меня из этого спасительного забвения, в котором есть только это место и мое хриплое “прости”. Ты силой разжимаешь мои руки, ты силой поднимаешь меня на ноги, снова встряхиваешь, как тряпичную куклу.

- Довольно. Мы едем домой. Тебе нужно поспать.

- Я не хочу. Отпусти меня. Я останусь здесь. - Запястья, сжатые твоими руками отчаянно саднят, но я продолжаю такие детские, глупые попытки вырваться. Ты, кажется, даже не замечаешь этих моих порывов, ты просто тянешь меня за собой, на ходу произнося:

- Я тебя не спрашивал.

***

- Я не буду спать. Я не хочу. - Мы стоим в коридоре, напротив друг друга. Ты раздражен, и я понимаю, что играю с огнем. Но разве сейчас меня этим напугаешь?

- Будешь. Или мне сломать тебе шею и таким образом заставить отдохнуть? - Ты приподнимаешь брови, делаешь шаг в мою сторону. Ты не посмеешь, ты так часто мне уступал, ты больше не делаешь мне больно. Ты просто не можешь сделать мне больно. Так мне говорила Никки, и сейчас я хочу в это верить.

- Ты не сделаешь этого. - Боже, какая наивная… Я понимаю, что либо я неправильно понимала суть слов Николетты, либо она просто ошибалась, как раз в тот момент, когда еще ощущаю эту черную пропасть, надвигающуюся на меня, уволакивающую за собой. Ты все-таки свернул мне шею. Ты все-таки можешь причинить мне боль.

***

Солнечные зайчики пляшут по простыням, заставляя меня жмуриться. Я удивленно понимаю, что уже утро. Да уж, это, конечно, был своеобразный отдых, учитывая как сильно у меня болит голова. Я поворачиваюсь набок и натыкаюсь взглядом на белый лист бумаги и пакет донорской крови, лежащие на соседней подушке. На листе каллиграфическим почерком выведено всего лишь несколько слов, и я недовольно комкаю записку, отбрасывая в сторону.

“Подкрепись. Скоро буду. К.”

Шикарно… Ни “извини”, ни “доброе утро” на худой конец. Я тебя ненавижу. Ты просто притворщик, который смог обмануть меня, убедить, что ты можешь быть другим. А на самом деле ты абсолютно бесчувственен и тебя совершенно не трогает моя боль.

От грустных мыслей меня отвлекает странная возня на крыльце. Я медленно поднимаюсь, на носочках выхожу в коридор, через стекло в двери выглядываю на улицу. Человек стоит спиной ко мне, перебирая старые счета, рекламные буклеты и газеты, которые по привычке или незнанию все еще продолжают бросать. У него темные волосы, он одет в черное, и мне не нужно долго вспоминать, кто это. Любимых не забывают.

========== Глава 19. Ты моя ==========

Я не могу даже пошевелиться. Я так и стою возле закрытой двери, смотря на спину Деймона, который сосредоточено перебирает гору бумаг из почтового ящика. Это не просто встреча с человеком, которого любил так наивно и безрассудно, так по-детски, так верно, как преданная собачонка, которая терпела все прихоти хозяина и даже то, что он внушал мне, не уменьшало этой моей болезненной, зависимой любви. Нет, сейчас это было большее. Это была встреча с прошлым, со всем по чему я так отчаянно скучала. Это было так больно и так радостно той особенной грустной радостью, которую испытываешь посетив родные места спустя десятилетия, увидев друзей, волосы которых уже тронула седина, втянув носом воздух, пахнущий так особенно и чарующе в городе собственного детства. И плевать, что в моем случае прошло два года, я ощущаю себя совершенно иной, как будто прожила долгие-долгие столетия, а теперь наконец-то вернулась в место, где когда-то была счастлива.

Я не осознаю, что делаю, когда беззвучно нажимаю на дверную ручку, открываю дверь, делаю несколько несмелых шагов по деревянному полу крыльца.

Деймон оборачивается. Смотрит на меня потрясенно и неверяще. А я просто стою не шевелясь, ощущая, как сильно пекут глаза от невыплаканных слез, как дрожат губы, пытаясь сложиться в хоть какой-то вразумительный звук.

- Кэролайн? Ты здесь? Когда ты приехала? - Деймон приходит в себя, раньше чем я, бросает почту просто себе под ноги и переходит газон, все ближе подходя ко мне.

Когда он замирает на расстоянии вытянутой руки, вопросительно изгибает бровь, вся моя так тщательно сдерживаемая боль прорывается наружу, и я обхватываю его шею руками, прячу лицо у него на плече и жалко всхлипываю. Деймон пахнет любимым виски, пряной ноткой бергамота и кровью.

- Вчера. Я… Ты… Как вы тут все?

- Нашла что спрашивать! Где черти тебя носили два года? Как ты вообще могла оставить мать одну, Кэролайн? - Он отстраняет меня от себя, и я вспоминаю, что Деймон не любит слез, не любит выступать жилеткой.

- Так вышло. Я не могла иначе. Тогда, два года назад ты едва не умер и… - я замолкаю, не зная, как сказать ему, что я провела эти два года с тобой. Мне стоило подумать о такой ситуации раньше, а сейчас я только бормочу что-то неразборчивое себе под нос: - когда я звонила, я соврала. Я…

- Она хочет сказать, что она посетила славный городок Мистик Фолс в моей компании. Впрочем, не только его, за два года мы многое повидали. Да, куколка?

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть земля провалится под моими ногами и преисподняя поглотит меня. Я не в силах смотреть на злые молнии - единственное свидетельство твоей ярости - которые полыхают в твоих глазах, и на Деймона, который смотрит потрясенно, а потом переводит на меня взгляд и в нем столько непонимания и шока, что я просто начинаю задыхаться от всего этого кошмара, который свалился на мою несчастную голову.

***

Когда ты делаешь несколько шагов в нашу сторону, я понимаю, что боюсь. Боюсь тебя. Снова, как тогда, вначале.

- Деймон, потом. Я все потом объясню, а сейчас уходи. Уходи!

- Так все-таки ты с ним! Он внушил тебе? - Деймон кажется остается глух к моим просьбам и мольбам, переводя взгляд то на меня, то на Клауса, который сейчас совсем близко к нам. Одно твое движение - и Деймон мертв. И я не уверенна, что в этот раз ты пожалеешь мои чувства.

- Нет, никто мне не внушал. Я сама, сама!

- Она продалась. Десять лет ее жизни за твою. Можешь поблагодарить ее. - Зачем ты так говоришь? Зачем ты делаешь мне так больно? Деймон смотрит на меня вопросительно, но я продолжаю молчать, потому что не в состоянии сейчас объяснить, что тогда, два года назад, любила его так сильно, что была согласна на что угодно. Сейчас я уже знаю, что фраза “что угодно” порой включает в себя чересчур много, больше, чем может вынести обычный человек, сохранив рассудок, но все же даже сейчас я хочу защитить Деймона, поэтому втягиваю воздух и скороговоркой произношу:

- Деймон, уходи. Я сейчас не могу разговаривать. Уходи. Потом поговорим. - Я делаю несколько шагов, обхватываю твое запястье и пристально смотрю в твои глаза. Бога ради, послушайся меня, вымести злость на мне, но только давай уйдем отсюда. Возможно, ты читаешь эти мысли в моих глазах, потому что бросаешь на Деймона последний взгляд, полный ярости и неприкрытого предупреждения и, предварительно вырвав ладонь с моей руки, идешь к дому, чудесно зная, что я обязательно пойду следом.

***

Дверь закрывается с противным скрипом, вторя моему внутреннему состоянию. Я не решаюсь обернуться и убедиться, что Деймон ушел, поэтому быстро прохожу в комнату и сильно жмурюсь вслушиваясь в твои подчеркнуто медленные и тяжелые шаги.