- Я сейчас предупреждаю тебя в первый и последний раз, - ты начинаешь говорить, ложась на кровать, подкладывая руки под голову и прикрыв глаза, - что если ты еще хотя бы раз без моего разрешения заговоришь с кем-нибудь из своих друзей, я убью их. Кто бы это ни был.

- Почему? По какому праву ты запрещаешь мне видеться с людьми, которых я люблю? - Я срываюсь на этот истерический, безрассудный крик, в котором выплескивается все мое разочарование и грусть по тому другому Клаусу, которым ты был в Богом забытой шотландской деревушке.

- Потому что ты МОЯ!!! - Я не замечаю твоего движения, стремительного приближения ко мне, поэтому только вскрикиваю, когда твои пальцы сжимаются на моей шее, надавливают так сильно, что нет возможности даже втянуть воздух. Я что-то хриплю, а ты долго смотришь на меня обезумевшим, таким чужим, таким холодным и ненавидящим взглядом, что я даже не удивлюсь, если сейчас ты просто вырвешь мое сердце, выместив всю эту свою дьявольскую ярость, проявив злую сущность. - Ты моя, Кэролайн. Ты дала слово. - Последние слова ты произносишь шепотом, приблизив свое лицо вплотную к моему, согревая своим дыханием мои губы, а потом резко отнимаешь руку, позволяя мне громко и судорожно вздохнуть и обессиленно сползти по стене.

- Я никогда не буду твоей. Никогда. Разве что в аду, куда мы с тобой оба попадем. Я не прощу тебе ни того, что не попрощалась с матерью, ни того, что ты держишь меня, как птицу в золотой клетке. Ты жалок. Ты не знаешь, что такое любить и быть любимым. Ты не заслуживаешь хорошего отношения. А я ведь старалась. - Эти слова я произношу тебе в спину. Ты замираешь на пороге, напрягаешься, как туго натянутая струна, и я жду, что вот-вот, сейчас, ты развернешься и наконец-то прекратишь мои мучения. Но ты только легонько киваешь, то ли выражая согласие, то ли просто равнодушие, и уходишь, тихо прикрыв дверь.

Я долго сижу на полу, не трудясь вытирать слезы и только жалко всхлипывая. Я потеряла маму. Давно. Я потеряла друзей. Давно. Я потеряла любовь. Давно. Я потеряла тебя. Сегодня. И эта новая потеря ранит так же остро, как и все предыдущие, а может быть и чуточку сильнее, ведь когда-нибудь я, возможно, верну расположение близких, вымолю прощение на могиле мамы, но вряд ли я в силах убедить тебя, что мои слова - ложь, и боль, и тоска, и страх, которые просто соединились в это нелепое оскорбление, в которое ты так легко поверил. Ну почему ты веришь только в худшее? Почему ты веришь, что сможешь выжить, только закрывшись от всего мира броней, и снимая защиту лишь в редкие часы, как тогда, в Шотландии? Почему ты не даешь мне разобраться в себе? Почему ты не доверяешь мне?

Я не замечаю, как за всеми этими “почему”, просто ложусь на холодный пол, проводя ладонью по холодному паркету, а спустя какое-то время, окончательно обессилев, я засыпаю, освещенная ярким солнечным светом, проникающим в окно. И тем более я уже не знаю, чьи руки подхватили меня, спящую, бережно уложили на кровать, заботливо укрыли одеялом, чьи губы так трепетно поцеловали лоб, щеку, с засохшими на них бледными полосками от слез, приоткрытые губы.

Мне снится солнце, теплый май, вереск, и ты, лежащий просто в траве, так по-мальчишески смеющийся, беззаботный и счастливый. Мне снится счастье. Мне снится, что я действительно твоя. И что нет между нами пропасти из нашего с тобой прошлого. И нет в мире ничего. Ни страха, ни горечи, ни одиночества. Есть ты. Я. Твоя.

========== Глава 20. Мы все еще друзья? ==========

Пробуждение начинается с раздражающей трели твоего мобильного над ухом. Я медленно открываю глаза, протираю их кулаками, рассеянно понимая, что уже закат, и я проспала целый день. Спустя мгновение ты тоже просыпаешься, отодвигаешься от меня, и я только успеваю удивиться, как оказалось, что мы оба спали на кровати. Я однозначно засыпала не здесь.

- Слушаю. Уже готово? Хорошо. Завтра утром приедем. - Ты нажимаешь на “отбой”, и снова закрываешь глаза, даже не удостаивая меня взглядом. Моего терпения хватает ненадолго, и я, даже сама себе напоминая сварливую жену, ворчу, стиснув зубы:

- Ну, и кто это звонил?

Ты открываешь один глаз, пожимаешь плечами, а потом снова притворяешься спящим.

- Клаус! Не спи! Мне скучно! - Я сжимаю руку в кулак, несильно бью тебя им в грудь… Спустя секунду ты обхватываешь меня за запястье, резким движением перекатываешься, и я уже нахожусь внизу, прижатая твоим телом. Мои руки подняты над головой и прижаты твоими ладонями к подушке, моя грудь часто вздымается и опадает, а ты склоняешься ко мне близко-близко и шепчешь в мои приоткрытые губы:

- Что мне делать с тобой, Кэролайн? Я думал об этом. Часто.

- К чему ты говоришь это сейчас? Для всего свое время, Клаус. А сейчас не время думать о будущем. Я настоящего боюсь. Того, каким ты стал здесь. - Когда-нибудь я умру именно так - с откровениями на губах. Когда-то ты просто вырвешь мне сердце, не желая в очередной раз слушать мои признания и сумбурные мысли. Когда-то я надоем тебе. Когда-то я сломаюсь, и в ту минуту наступит конец “нас”. Останешься ты. Неизменный. Останусь я. Пустая оболочка. Когда-нибудь…

А сейчас ты усмехаешься и тихо произносишь:

- Значит ты боишься правды и истины. Потому что именно здесь я настоящий, а не во Франции или Шотландии, как ты себе напридумывала. Там просто все было иначе, а реальная жизнь - это не сказка, Кэролайн. - Ты целуешь меня в щеку, скользишь губами по подбородку, прихватываешь зубами мою нижнюю губу, и я не нахожу ответа, просто выгибаюсь в пояснице, чтобы усилить контакт наших тел.

Сегодняшняя близость какая-то отчаянная и горькая. Я просто выплескиваю эмоции, которые отравляют и душат меня, в этих поцелуях, в яростных объятиях, до хруста костей. Это не любовь. Это не похоть. Это просто временное принятие тебя таким, какой ты есть.

***

- Так кто звонил? - Мы лежим рядом, прохладный вечерний воздух холодит наши разгоряченые обнаженные тела, и я рассеянно вожу указательным пальцем по твоей груди, выводя какие-то непонятные символы и полукружия.

- Это по поводу нашего дома. Мы завтра переезжаем. - Ты целуешь меня в висок, когда я потрясенно приподнимаю голову, непонимающе всматриваясь в твои глаза.

- А кто тебе сказал, что я хочу переезжать?

- Не глупи, куколка. Я же вижу, как тебе сложно в этом доме. Ты сможешь иногда приезжать сюда, но жить мы будем в том доме, который обустраивали мои люди вот уже два года. Тебе там понравится, не упрямься. - Ты хмуришься, явно недовольный, что приходится уговаривать меня и давать объяснения.

- Ну, конечно. Если тебе нравится, то мне понравится по определению. Впрочем, я не удивлена. Все, я спать. - Я отворачиваюсь и отодвигаюсь на самый краешек кровати. И плевать, что спать мне абсолютно не хочется. Я все равно буду притворяться спящей, чтобы только забыть твои слова, поцелуи и поступки. Только чтобы ты в очередной раз не видел слезы, которые стали так привычны для меня в последнее время.

***

- Проснись и пой! К тебе гости, куколка! - Ты дергаешь меня за плечо, и я только сильнее прячу лицо в подушку. С этим перелетом и эмоциональными потрясениями, я все не могу прийти в себя даже физически. Я заснула на рассвете, и теперь совершенно не хотела видеть каких-то… гостей?! Я резко распахиваю глаза, только чтобы увидеть потрясенных Елену и Бонни, стоящих на пороге моей комнаты. Сначала я не понимаю, чем вызвана их странная реакция, а потом обращаю внимание, что ты не удосужился даже надеть рубашку и расхаживаешь в одних джинсах. Супер, и на том спасибо. Зная тебя, я не удивилась бы, если бы ты встретил их голым.

- Оставляю вас одних, дамы. Куколка, за тобой приедет машина через три часа. К тому времени будь готова. - Ты выходишь, на ходу натягивая футболку и оставляя меня в гнетущей тишине. Что мне говорить? Как объяснить? Как оправдаться?

- Привет, девочки. Садитесь. - Я смущенно улыбаюсь, сажусь, выше подтягивая простынь, хотя и уверенна, что и Бонни, и Елена замечательно догадались, чем мы с тобой занимались ночью.