Провал. Словно огромное черное тире длиной в вечность…

Потом — почти сразу, без перехода — алый диск над водой, слепящий глаза, и чьи-то неразборчивые голоса за спиной. О чем это они?..

— Вообще-то вы зря так рветесь поговорить с ним, — произнес голос майора Пличко.

— Готов поспорить: он вас пошлет по конкретному адресу, а камеру вашу разобьет во-он о тот булыжник. Между прочим, на его месте я сделал бы то же самое…

— Что значит — «пошлет»… «разобьет»?!.. Да как вы можете? — возражал чей-то молодой напористый голос. — Да вы знаете, сколько я сюда добирался и откуда?..

Почти с другого края света! Ничего себе заявочки — «разобьет»!.. Весь мир хочет услышать от него правду о том, что здесь произошло, а вы — «пошлет», «разобьет»!.. Что же он за человек тогда, если способен так поступить?!

— Он не человек, — понизив голос, пояснил голос Пличко. — Он — хардер…

Лигум обернулся.

В небе над островом шныряло и висело штук десять летательных аппаратов, из которых три были раскрашенными в камуфляжные цвета джамперами, а остальные представляли собой аэры, на бортах которых красовались названия известных всему миру компаний стереовидения.

Неподалеку от него на берегу командир заслонотряда собственной персоной сдерживал натиск высокого смазливого парня с лихой челкой и стереокамерой на плече. Между берегом и домиками сновали люди в форме оцепления, в белых медицинских комбинезонах и в штатском. Киберы-инфирмьеры пронесли к катеру носилки, на которых, накрытое белоснежной накидкой, лежало что-то черное и обугленное. Лигум поспешно отвернулся.

— Пропустите его, Арчил Адамович, — сказал он майору. — Пусть возьмет у меня интервью, если хочет.

Пока корреспондент торопливо готовил камеру, хардер спросил его:

— Это будет запись или трансляция?

— Что вы! — удивленно сказал корреспондент. — Какая может быть запись? Вы же видите, сколько здесь конкурентов! Знаете, я ужасно вам благодарен…

— Если вы готовы, то можно начинать, — сказал хардер.

Камера зажужжала, нацелившись своим, смахивающим на ствол разрядника, объективом на Лигума.

— Итак, дорогие зрители всей Земли, — затараторил корреспондент, — мы ведем наш прямой репортаж из Клевезаля, где в течение последних двое суток наводил ужас на мирных жителей кровожадный суперубийца-киборг, вырвавшийся на свободу после почти столетнего заточения в секретной подземной лаборатории!.. На ваших стереоэкранах вы видите лицо человека, который сумел остановить разгул насилия и террора и уничтожить робота! Его зовут… — Он сделал знак Лигуму.

— Хардер Лигум, — сказал юноша, стараясь глядеть прямо в объектив.

— Несколько вопросов к вам, хардер Лигум, — бойко продолжал долговязый. — По рассказам очевидцев, киборг скрывался в городке, маскируясь под местных жителей… Как вам удалось его выявить среди людей?

Лигум откашлялся.

— Моей заслуги в этом нет, — объявил он хрипло. — Робот был выявлен моим Наставником, прибывшим ко мне на помощь… Наверное, сам я ни за что бы не додумался до разгадки… Просто однажды группа местных жителей проходила экспресс-анализ на специальным анализаторе. Эта проверка подразумевала интроскопное исследование людей, в том числе с использованием жесткого рентгеновского излучения…

— И что? — нетерпеливо перебил его корреспондент.

— Киборга обнаружить не удалось… он использовал защитные экраны… но не в этом дело. Среди тех, кто подвергался проверке, была женщина на седьмом месяце беременности!.. Она ни словом не возразила против предстоящей процедуры, хотя обязана была обеспокоиться, не повлияет ли излучение на вынашиваемый ею плод…

Поведение Суперробота было запрограммировано в широком диапазоне, в соответствии со способностью к мимикрии, но психология поступков беременной женщины там явно не была заложена создателями киборга. Поэтому неудивительно, что, пытаясь действовать «как все», чтобы не вызвать подозрений, робот допустил ошибку, выдавшую его с головой. Я просто обязан был догадаться, понимаете?.. Но правильный вывод вместо меня сделал мой Наставник.

— Кстати, о вашем Наставнике, — сказал корреспондент. — Судя по его останкам, он погиб в схватке с киборгом, который буквально исполосовал его плазменными очередями!.. Не могли бы вы рассказать подробнее, как это произошло?

Лигум прикрыл на миг глаза.

Вот оно, подумал он. Мне предоставлена удобная возможность обелить себя. Весь мир слышит меня в эту минуту, и от того, что я скажу, будет зависеть в будущем отношение людей к хардерам. Да, это я сознательно убил своего Наставника, приняв его за коварного противника. Да, я виновен в смерти Рая Артеса, потому что был вынужден стрелять через его тело в киборга, и нет мне оправдания в этом… Но стоит ли упоминать об этом сейчас, когда миллионы людей смотрят и слушают меня?

Ведь в моем лице они видят хардера вообще, и разве справедливо будет, если из-за меня мир возненавидит моих сотоварищей? Не ради очистки своей совести я должен сейчас солгать, а ради них, выполняющих самые неблагодарную задачу — уберечь от многочисленных опасностей человечество!.. Подумай, Дан, ведь это же будет так просто, достаточно лишь сказать, что и Наставника, и хранителя Информатория убил Мимикр — и никто не станет проверять тебя, ведь все знают, что хардеры никогда не лгут!.. Кстати, ты уверен в том, что никто из хардеров никогда не лгал в подобных случаях?..

— Вам плохо, хардер Лигум? — услышал он как бы над собой встревоженный голос корреспондента. — Может быть, сделаем перерыв?

Юноша облизнул пересохшие губы.

— Нет, — сказал он. — Не надо перерыва… Я хочу, чтобы зрители знали правду.

Это я убил своего Наставника. Это от моих рук погиб Рай Артес… Так уж вышло. В принципе, этого можно было избежать, но я допустил ошибку. И в первом, и во втором случае… — Лигум хотел сказать еще что-то, но слова почему-то застревали в горле, и он только махнул рукой.

Корреспондент неотрывно глядел на Лигума, бледнея на глазах.

— Вы хотите сказать, что?.. — начал срывающимся голосом он.

— Да, — сказал с горечью Лигум. — Я убил их. И сделал это по одной простой причине: потому что я — убийца. Именно для этого меня готовили целых пятнадцать лет. Мне преподавали единоборства и тактику, вооружение и боевую технику, стрельбу и еще много других боевых дисциплин. Но я должен был стать не просто убийцей… Я должен был стать хорошим убийцей, который убивает ради высоких идеалов, и чтобы воспитать меня таким, мне еще вбивали в голову философию и этику, социологию и психологию… Знаете, те, кто меня готовил к хардерству, словно хотели, чтобы я убивал, а потом мучился от раскаяния за совершенные убийства… Этакий Раскольников с плазменным разрядником!.. А зато вы, все остальные, можете спать спокойно и жить с чистой совестью — вам-то не приходится убивать!.. По большому счету, мы, хардеры, — те жертвы, которые человечество вынуждено платить за свое спокойствие и незамутненную совесть!

— Неправда, — сказал вдруг корреспондент вовсе не интервьюерским тоном, невольно пятясь от Лигума. — Вы не должны так говорить!.. Вы… вы просто не имеете права оскорблять все человечество, хардер!

— Имею, — возразил Лигум. — Отныне я имею право на любой поступок и любое высказывание… Потому что сегодня я окончательно стал хардером!

Вдруг мир вместе с корреспондентом, людьми на берегу, вместе с самим берегом и островом потемнел и ушел во тьму, и последнее, что еще успел услышать Лигум, был странный мелодичный хрустальный перезвон, похожий на старинные фанфары.

Это и был сигнал окончания Экзамена.