– Еби не горюй, мне ссаной дырки не жалко, но предупреждаю, у меня сифилис, гепатит, а после ежегодной встречи с одноклассниками и СПИД.

Да, Ираиде пришлось бы произнести несколько чуждых ей слов. Но главное результат. Результат надежный: «Чао, бомбино, сука».

И Алексей бы ее больше не беспокоил. Но чтобы так сказать, надо жизнь прожить. Или хотя бы Гостюшина почитать. У Ираиды опыта еще нет. А тут такое навалилось, с пузиком, хоть и из младшего комсостава.

Наивная, она написала на Алексея заявление его же милицейскому полковнику. Про изнасилование не написала, сама разрешила. Написала, мол, пристает, просила оградить. А у Алексея работа такая – приставать. Полковник порекомендовал Алексею усилиться подкреплением. Если нужно, взять охрану. Время неспокойное, начались двухтысячные, миллениум.

Почему она все время, а именно все два раза, исчезает. Или у нее кто-то есть? Алексей организовал круглосуточную слежку. Молодых оперов не жалко, на окладе, да и первокурсница не кокаин, не нанюхаются. Казалось бы, спи спокойно, но Алексею не спится.

И вот что выяснилось. Ираиду то один студент провожает, то другой, или с подружкой в трамвай садится. О чем это говорит аналитику женских действий? Да о многом: Ираида общительная, пользуется повышенным вниманием сокурсников, привлекает их, а они – ее. Вот такие связи, от которых и до связи недалеко. А Ираида хоть без опыта, но поняла: дальше будет хуже. Чтобы так понять, опыт не нужен, только инстинкт, выработанный человеческими предками. Инстинкт дается всем, как бонус за рождение. Вылез – получи.

Ираида берегла свою невинность, как цветок кактуса. Не то чтобы носилась с ней как с писаной торбой, просто хотела отдать в полюбившиеся руки, и кактус в придачу. Красавицей себя не считала. И правильно делала. Видоизменилась Ираида позже, расцвела на слабощелочных спортивных дрожжах.

Увы, к тому времени ее чувство уже победило разум: цветок кактуса не уберегла, но кактус остался. Чувство к Алексею владело ею около суток, но настоящее, сильное, такого другим за всю жизнь не пережить. Ираида пропустила его в себя, но не переступила через себя, принципами не поступилась. А невинность… Ну что невинность? Она как стая журавлей, задери голову, как перед тем задрала юбку, да маши ей вслед. А в ответ: курлы, курлы, курлы…

И стала она позволять себе лишнего, если сравнивать с до Алексея. Ираида стала много дружить с сокурсниками, ходить на вечеринки всякие. Нет, не «дня сурка» ради (повторения того, что ей так понравилось), а лишившись боязни за цветок. Чего нет, того не потерять. Но дистанцию все равно соблюдала. И кидаться на себя не позволяла. Посмотрит – как васильки серпом срежет. Сама потом не понимает, зачем так смотрела. Видно, невинность потеряло тело, а душа – нет. И создалась внутренняя дисгармония.

Все бы ладно, если бы не Алексей. Преследование Ираиды он взял за манию. Отвергнутый, решил превратить ее жизнь в ад, и добивался своего без перерыва.

А потом? А потом Ираида не дождалась месячных. Привычный ритм оказался сбит, сокол. Так узнала она, что беременна. Доложили Алексею. Ярость его не имела выхода. Она выходила, выходила, а внутри ее становилось все больше и больше. Он решил ее убить, лишить жизни, прямо с чужим плодом внутри. Иначе не будет ему покоя до самой смерти, как душе непохороненного.

Первый закон человека слова: не оборачивайся, не меняй решение. Сказал – сделал. Точка. Обосновать устранение для профессионала – раз плюнуть, в широком диапазоне: от самозащиты до защиты других. Случайный выстрел представителям правопорядка разрешается. Округлившаяся Ираида подавляла Алексея своей ненавистью к ней, вызывала ломоту в суставах. Даже уши порой закладывало, как в самолете.

Алексей выбрал для нее несчастный случай от случайного выстрела. Ошибка. Соболезнуем. Жизнь продолжается. Но накануне расплаты она пропала. Не вышла на маршрут. Не появилась в институте. Заболела? Легла на сохранение? Алексей нервно ждал три дня. Сделал запрос. А она, оказывается, забрала документы. Запросы разослал везде, куда знал. Ответ – ксерокс: в списках не значится.

Ираида юркнула к крестной матери – первой жене отца, под Саратов. Сердобольная женщина встретила ее седовласой. Виделись они раз, еще когда Марью звали брюнеткой. Причем Марья Ираиду видела, а Ираида Марью – нет. Узнав о рождении Ираиды, Марья приезжала к отцу, но скрытно, отец столкнулся с ней де-факто. Марья рассчитывала облить ребенка серной кислотой.

Преградила дорогу коляске, поздоровалась с отцом, с матерью. Отец в замешательстве. Марья сама разнервничалась, любовь свою увидела, да не справилась с бутылочкой в жакетке. Крышка в сторону, кислота в карман.

Марья кричала, родители поливали ее из соски, затем навещали в больнице, затем в следственном изоляторе. Освободившись, Марья стала староверкой и принялась считать себя крестной матерью Ираиды, о чем и писала в поздравительных открытках на Новый год. Подарки присылала, что есть, того не отнять.

Вот Ираида к крестной матери и юркнула. А к кому еще? Та встретила ее с распущенными волосами. Марья много переживала за тот случай все годы. А как не переживать: ляжка проедена до кости, кожа над ней липовая какая-то образовалась, к дождю ноет, перепады давления рвутся из Марьи стоном. Столько лет прошло, а не дотронешься. И левая рука извращена. Вот она и поседела раньше остальных. Хорошо, хоть верующая, а то и поговорить не с кем. Деревня-то – два двора, и все сидели: в окна зыркают, а из дома не выходят.

Марья опешила, встретив у порога дочь свою, пусть и крестную. Брошенная отцом Ираиды, она доживала одинокой. Любила, говорит, потому что папу твоего.

– Папа умер.

– А любовь жива.

Вообще-то Марья обрадовалась наполовину. Потому что беременной себя не знала. А вдруг Ираида рожать начнет – куда бежать? Но Ираида все рассчитала и долго в глуши задерживаться не думала. Ей бы только следы замести. Неделю, не более. Седовласая Марья давно уже стала сердобольной и теперь с утра до вечера кудахтала над Ираидой. Ираида низом живота своего чувствовала, как кудахтанье провоцирует преждевременные роды. А восьмимесячные новорожденные, если их не поместить в барокамеру, погибают. У Марии много чего есть: холодный погреб, теплые сени, навес для дров, а барокамеры нет. Странно, если б была. Поэтому через день Ираида отправилась по намеченному пути в путь.

Она одна. Вообще одна. Полумать под Саратовом не в счет. Родители Ираиды пошли в гости и отравились насмерть. Осталась с бабушкой. Бабушка попала под трамвай. Осталась с дедушкой. Дедушка нашел другую бабушку. Ираида готовилась к поступлению в институт, вернулась неурочно. А там новая бабушка с новым дедушкой, пока старый дедушка на рыбалке. Ираида упросилась в общежитие. Она хоть и местная, но комнату дали. Сирота все-таки, хоть и взрослая.

Буду спорить с теми, кто утверждает, что человека воспитывает среда. Гены его воспитывают. Точка. Что заложено, то обратно не выложишь. Ираида и в попрошайки могла пойти, и по рукам. Если ее и сравнивать с кактусом, то только с Ariocarpus fissuratus. Найдите в интернете, красота одна. И шипы мягкие, правда? растет медленно: двенадцать сантиметров в диаметре за пятьдесят лет. Это Ираида вымахала метр семьдесят три за восемнадцать. Могла бы и по легкому пути пойти, а пошла по генному. Учиться рвалась, никто ее не гнал. А ей даже в армию не идти, девочка все-таки. Хотела место в жизни занять не последнее. Проводницей стала от любви. Чтоб у Антона на шее не сидеть, когда решили, что учителям платить не обязательно.

В проводницы ее привела мама ученика, сама проводница, но из другого поезда и в нашем повествовании не участвует. График удобный, тетки перевариваемые, деньги в срок.

Трррр. Едем обратно. Итак. Из Саратовской области Ираида направилась в Камышин, потому что ее мама из Камышина. Хоть какое-то, а родное что-то. Беременную встретили доброжелательно. Пожалели, положили на сохранение. Сохранили. А дальше куда? Учиться надо. Год пропустит. Гены у Ираиды теперь вместо папы с мамой, только строже. Они-то спуску не дадут. Не расслабляться! Долбило ее изнутри почти матерно, когда она надумала сидеть с малышом, хоть и не знала, на какие шиши.