– С-канирование рисунков? Подобия? – Лемон не верил своим ушам. – Это ты о…

– …тыльных полосках зебр, – закончил робот. – Они крайне любопытны! Вы знаете, что в древнюю эпоху табунов жеребята узнавали своих матерей только лишь по их…

– …жопам?! – воскликнул гуль. – Целый город разрушили потому, что ты нашёл своим долгом три месяца сканировать зебрячьи задницы?!

– А также их вариации от семьи к семье, – маска робота зажглась зелёным. – Моя база содержит двадцать тысяч пятьсот восемнадцать результатов сканирования и все соответствующие семейные связи. Подрыв бомбы означал бы уничтожение источника всех этих данных!

На спину Лемона опустилось копытце Мисти:

– Ну, ну… успокойся. Он не виноват. Он всего лишь не взорвал город. Он не мог знать, что они сделают с той бомбой!

Лемон стрельнул в неё отчаянным взглядом.

– Зебрячьи… зады, – повторил он.

– Да, и я уверена, некоторые сейчас за такую коллекцию неплохо заплатят, – ухмыльнулась Мисти. – И всё равно робот не виноват.

– Это почему?

– Сам же говорил: чистая экзотика, – ответила Мисти.

– Ты серьёзно? Меня что – одного здесь волнует то, что целый город погиб ради коллекции в двадцать тысяч картинок зеброэротики?!

– Это не эротика! – возразил ПТНИЦО-1. – Это наука!

– Послушай, – начала Мисти, – я знаю, для тебя это, может, и по-другому, но для меня это – всего лишь двухсотлетний анекдот! Это всё в прошлом, Лемон. Не вини робота. Мы ведь не знаем, вдруг они решили бы потом ещё одну бомбу сделать, после взрыва той.

Лемон покачал головой:

– Дело не только в этом, Мисти. Удар мегазаклинанием по зебрам за месяцы до финальной катастрофы мог бы коренным образом изменить ход войны, – гуль повернулся к роботу: – Что было целью?

– Столица, – ответил тот.

– Проклятье, – гуль повернулся обратно. – Да война могла вообще закончиться! – сердито воскликнул он и вновь обратился к Мисти: – И не надо мне сказок про «не взорвал город». Я был в МВТ, когда они отправили в Тенпони команду на ответный удар, прямо перед тем, как мы пошли в стойло. Их мегазаклинание, видимо, основывалось на фокусировке солнечных лучей. Там всё сплавилось в чёрное стекло.

Маска ПТНИЦО-1 стала бледно-оранжевой.

– Она была разрушена? – тихо спросил он.

Лемон повернулся к нему:

– Да. Полностью. Думаешь, только отсюда можно было нанести ответный удар? Таких мест было десятки. От того города ничего не осталось, кроме фонящего шлака.

– Моё исследование стало недействительным, – тихо произнёс ПТНИЦО-1. Его «глаза» зажглись бледно-оранжевым и едва ли не слепили своей яркостью. – Мне нужно больше информации! – громко потребовал он. – Что-то должно было остаться! Кто-то мог убежать и размножиться. Я скорректирую алгоритмы распознавания для компенсации двухсот лет мутаций и рекомбинирования с неизвестными рисунками! Вы знаете других зебр, которых я могу изучить?

– Пэт, хватит, – Мисти спокойно пошагала к роботу.

– НЕТ! – маска робота вспыхнула красным, который перешёл в оранжевый, а затем медленно в жёлтый. Эквоид опустил голову. – Я должен спасти своё исследование, – повторил он негромко. – Что-то должно было остаться. У меня есть все имена, все рисунки, даже анализы ДНК тридцати двух и шести десятых процента их, – он взглянул на Мисти: – Помогите мне спасти его. Вы, живые пони, – гении. Вы создали таких, как я. Вы наверняка можете то, на что не способны мои процессоры.

– Тише, – Мисти обняла робота. – Их больше нет, Пэт. Мы ничего не можем с этим поделать. Прости.

– Больше нет… – тихо произнёс робот. Свет его маски начал затухать. – Больше нет, – а голос – становиться всё тише. – Больше нет… – послышался едва слышный шёпот, и его маска погасла.

Удивлённая, Мисти отшагнула. Двое пони встали в напряжённом ожидании каких-либо признаков жизни у робота. Двадцать долгих секунд не происходило ничего. Наконец чёрная маска мигнула бледным, едва заметным даже в тёмной комнате синим светом.

Лемон с облегчением выдохнул, сам того не ожидая:

– Он в норме. Наверное. Я уже видел такие синие вспышки сегодня утром. Это, должно быть, какой-то сервисный режим, – гуль тихо покачал головой: – Думаю, ему сейчас много чего нужно обработать.

– Надеюсь, с ним всё будет хорошо, – сказала единорожка.

– Мисти, – вздохнул Лемон, – взгляни-ка на это как специалист. Подумай, что мы только что увидели.

Мисти внимательно посмотрела на робота. Глаза её вдруг округлились:

– Не может быть. Да ладно?

Лемон кивнул:

– Правда. Я не психолог, и то знаком с этим. Очень близко.

Мисти закивала, припоминая увиденное:

– Отрицание… короткая вспышка гнева… торг… и наконец переход в сервисный режим. Ё-моё. Да он только что проскочил через три стадии принятия неизбежного.

– Ага. И не думаю, что мы сейчас сможем к нему достучаться. Ему придётся переваривать всё это в одиночку.

– Никого в депрессии нельзя оставлять одного, Лемон. Ты-то должен это понимать.

Тот сухо взглянул на единорожку:

– Тебе напомнить, что оплакивает он не население зебринской столицы, а только лишь объекты его исследования полос на крупах?

Мисти усмехнулась:

– Да, резонно. Но посмотри на это с его точки зрения. Труд всей его жизни оказывается уничтожен. Возможно, единственное, чем он по-настоящему гордился. К тому же, это было действительно полезное исследование. Пусть только и для мирного времени.

С неохотой Лемон вздохнул и посмотрел на обездвиженного робота:

– Похоже, ты права.

Он подошёл к ПТНИЦО-1 и побарабанил тому копытом по голове:

– Эй. Не знаю, слышишь ли ты меня, но… мы недавно были в поселении полузебр. Они происходят от бывших военнопленных. Не знаю, правда, есть ли у них ещё полоски на крупах. Но, думаю, если там и остался какой-нибудь материал для сканирования, и среди пленных были зебры из их столицы, то ты, вероятно, сможешь и восстановить утраченные связи, как-нибудь.

Лемон отступил и стал ждать. Робот не реагировал никак, не изменились даже бледные вспышки его маски. Гуль покачал головой:

– Ладно, Мисти. Идём, заглянем в ракетную шахту.

Мисти в нерешительности посмотрела на робота, носькнула его и пошла за Лемоном прочь из зала.