– Правда гавариш, – сказал Пёс. – Очэн сытырашнае. Я – Пёс и я сытырашный, – и ощерился в подтверждение.

Лемона его вид позабавил, и он спросил:

– Ты сказал, что она – твой предок. Это значит, Блинкер выжил?

– Да, – кивнул Пёс. – Иво дэд с бабкай, аны сбоку ат горада балшую пэщэру выкапал. Пэщэру как с шэрстэрнёй, толка бэс шэрстэрны. Астальныи псы с Винигаполиса тожэ в ту пэщеру залэз. И выжыл. Сэчас мы абратна в горадэ. Поней там нэт, толка псы… и пауки.

У Лемона округлились глаза:

– Так они выжили? Все?

– Ну-у, нэ всэ. Напала Болэзн. Умэрла многа. И нэ умэрла тожы многа. Мы выжылы. Мы всэгда выживаим.

– О, хвала богиням, – произнёс Лемон. – А то я как увидел город… подумал, что их всех на смерть привёл.

Мисти нахмурилась:

– А ты-то как с этим связан?

– Я… В общем, Алмазные псы однажды стали вынуждены покинуть свои родные земли, из-за того, что фабрика на них начала экспериментировать с опасными магическими составами. Химикаты, видимо, попали в почву. Многие противились переселению, всё превратилось в сущий бардак…

– … а ты при этом – специалист по экстренным ситуациям, – добавила Мисти.

– Да, – ответил Лемон. – Старс жила там же, и она мне доверяла. Алмазные же псы в большинстве своём думали, что их просто хотят выселить из их богатых камнями земель. Но я видел, какие мутации вызывали те токсичные вещества у работников самого предприятия. Та ещё жуть. В конце концов мы вдвоём убедили бóльшую часть её родственников и друзей переселиться в Винниаполис. К концу войны алмазные псы здесь уже никого не удивляли.

– А те, кто не ушёл? – спросила Мисти. – Погоди… это и есть те самые адские гончие, да? Те, кто остался на загрязнённой территории…

– Полагаю, да, – Лемон взглянул на стоявшего рядом Пса. – Они ведь выживают, что бы ни случилось.

Пёс прорычал:

– Гончыи, аны очэн странныи. Стал сылнэй, а паней всо равно вынит. А за что, спрасы. Что травыли дывесты лэт назад? Глупа. Тэ поне жы умэр всэ давно. И нэ растят гончыи тожы нычиво. Толка зляцца и цапаюцца.

Лемон уставился на Пса:

– Хочешь сказать, они обладают интеллектом?

Тот не понял:

– Чэм?

– Ну, думают, говорят, – пояснил Лемон. – Я думал, они – безмозглые монстры.

Раздался громкий смех с подлаем:

– От видыш, как палучаица. Монстра судат па дэлам. Аны монстэр-р-рствуют, и понэ забывают, что аны – нармалныи, – пёс сердито хмыкнул. – Думают, да. И гаварат. Но аны ужэ нэ нормальныи. Какой ты нармалный, когда ходыш и дыкасты тварыш?

Лемон кивнул.

– А как звать тебя, Пёс? – спросил он.

– Блынкэр, – улыбнулась псина и указала на надгробие Старс. – В чэст иё сына. Гаварыл жэ, что прэдок, развэ нэт? Мнэ имя вызвало интэрэс. Нашол магилу, прыглядывал за нэй, красывай дэлал. Так псы пакоицца далжны. Прарастая, как рамашки.

Некоторое время они просто молча глядели на могилу. Лемон помнил, что кроме того давнего обещания, Старс больше ничего не просила для своих похорон, но с Блинкером был согласен. Именно так она должна была покоиться. Гуль улыбнулся.

– Спасибо тебе, Блинкер, – чуть погодя сказал он. – Спасибо за заботу о ней.

Он взглянул на город:

– Дальше мы хотим пойти туда. Глянуть, что там осталось. Один местный торговец считает, что это сплошь мёртвое место, так что, полагаю, пони здесь осталось не много?

Блинкер покачал головой:

– Толка хадячыи трупы. И доктар сбрэндывшый. Мы иво стараной абходым. Он страшнэй, чэм аскал алмазнаво пса. Апасный он илы нэт – нэ знаю, но… сытырашный.

Лемон удивился:

– Он тоже гуль?

Блинкер снова не понял:

– Ктоа?

– Гуль, – объяснил Лемон. – Недотруп. Ну, как я.

– Пратравлэный. Хадячый труп. Гул, да? Гм, ладно. Гул. Да, он такой. Но нэ как ты. Ты… страннэе иво. Ты болшэ пахнэш… розавай смэртью. Он пахнэт галубой. Как Балэзн, каторый губыт нас тут. Балэзн этаво горада. Мы ужэ знаем, гдэ очагы галубой смэрты. Абходым стараной.

– А что это вообще такое? – спросила Мисти. – Во всех предупредительных брошюрах Стойла говорилось о зелёной смерти. Погребальном огне. Причём тут голубой?

– Я нэ знаю, – пожал плечами Блинкер. – Гаварылы, когда пэщэру выкапалы, что туда вныз нычиво нэ залэтело, – взгляд пса устремился к центру города. – Гаварылы, что падлитэла.

– Подлетело? – задумался гуль.

– Да, падлитэла. Нэ знаю, чево эта значыт. Падлитэла ат взрыва? Илы падлитэл снаряд. Нэ знаю, эта очэн старый ыстория, маглы и расковэркат. Всэ думалы, что будэт зэлоная смэрт. Нэ галубая. Ныкто и падумат нэ мог.

Блинкер, щурясь, взглянул на облачную завесу:

– Сонцэ ужэ высако. Я должон ытти назад.

Взглянув на пару, он добавил:

– Псы в горадэ хочут пакоя. Вы их ны трогай – и аны вас ны трогай. Аны нэ таргуют. И паням нэ давэрают. Аны сваю песчеру рылы – за вашу шер-р-рстерню их нэ пустылы. Вот и нэдалублывают.

– Значит, они… не будут нас трогать, если мы сами не будем проявлять агрессию? – спросил Лемон.

– Чэво нэ будэтэ?

– Ну, нападать на них. Они не будут трогать нас, если мы не будем трогать их?

Пёс кивнул:

– Да. Ны трогат. А как вашы ымэна?

– Моё – Лемон Фриск, – ответил гуль, – а это – Мисти Клауд.

– Лэман. Мисты. Панятна, – Блинкер поднял поднял лапу тыльной стороной вперёд. – Крэпкава грунта, путныки! – он развернулся, опустился на четвереньки и побежал в город.

– Крепкого грунта! – крикнул гуль ему вслед.

– Крепкого грунта? – недоумевала Мисти.

– Чтобы туннели не рушились, – ответил с улыбкой Лемон. – Не слышала разве о пегасьем пожелании «чистого неба»? – однако на лице Мисти ничего не изменилось, и улыбка его померкла. – А, да. Наверное, нет.

Мисти медленно кивнула:

– Но суть я поняла. Это у них такое пожелание доброго пути, да?

– Именно!

– А что за жест лапой?