С просторной тренировочной площадки они увидели, что в здание что-то угодило, что-то словно вырвало из него кусок и загрязнило всё внутри. Однако на взрыв бомбы это было не похоже, и Лемон готов был поклясться, что видел пятнышки голубого свечения в месте попадания. По мере того, как пара приближалась к окраине полигона, потрескивание пипбака Мисти постепенно утихло. Совсем скоро они пришли к элегантной фигурной ограде из железа, за которой лежало кладбище.

Взглянув на могилы, Лемон нахмурился:

– А это что такое, во имя всего святого?

Мисти помотала головой:

– Ну, это вообще… странно.

Посреди кладбища выделялось место, непонятным образом чересчур яркое. Чересчур живое.

– Это что – цветы? – спросила Мисти.

Настоящих цветов она, скорее всего, никогда и не видела. Во всяком случае, таких больших. В садах 69-го росли только травы, деревья и овощи, поэтому кроме их цветения рядовой житель стойла мог увидеть цветы лишь на библиотечных изображениях.

Лемон кивнул, подходя ближе. Одну из могил серьёзно… изменили. Плита, накрывавшая её, была убрана, а вместо неё перед надгробием был выложен круг из камней. Внутри круга кто-то уложил чернозём и разбил прелестный маленький цветник.

Заворожённый видом, Лемон подошёл ближе и протянул копыто к одному сочно-красному цветку.

Утробный рык отвлёк его. Когтистая лапа замахнулась на него, но гуль увернулся.

– Ты что тут дэлаитэ? – рыкнул огромный прямоходящий пёс. – Ат тэбя нэсёт яд пусташай. Нэ асквырняй эта мэста!

– Адская гончая?! – вскрикнула Мисти, быстро поднимая Лемона на ноги. Никто из них не заметил, как появилось существо, что и неудивительно – их внимание полностью занял цветник на могиле.

Лемон покачал головой:

– Нет. Этот похож на тех, какими я их и помню.

Пёс не сводил с них злого взгляда:

– У-ха-ды-тэ.

Лемон Фриск поглядел в ответ так же:

– Я никуда не пойду. Это могила моей сестры.

– Понэ нэ пр-р-рав, – рыкнул Пёс, не сводя глаз. – Это магыла Алмазнаго Пса. Магыла прэдка.

– Это могила Коллин Кальцит, – не отступался Лемон. – Только я её так никогда не называл. Когда я знал её, я звал её Старшей Сукой.

– Ты… ты эта проста с камня прачытал сэйчас, – ответил Пёс. Однако уже не так уверенно – все надписи на надгробии были полностью скрыты растительностью.

– Прочитал? Прочитал?! – Лемон шагнул вперёд, Пёс невольно отшатнулся. Гуль с прищуром глядел на него, указывая копытом на торчавшее из зарослей надгробие. – Да я лично высекал там её имя, щенок!

Он кивнул в сторону ряда могил:

– Вот, смотри! – он уже едва не рычал сам. – Пупырь, Дикоглаз, Сено-Солома, Старшая Сука, Кирпич ^[1], – поочерёдно указывал он на могилы. – Именно под такими именами они бы хотели, чтобы их запомнили. И если бы с ними тогда был я, а выбрался бы кто-то другой, то здесь была бы и моя могила. И на ней над бессмысленным «Лемон Фриск» было бы выбито «Дергун».

Лемон глядел на Пса и уже без труда представлял, как кровь бьёт ему в виски. Он глубоко вздохнул и заставил себя успокоиться.

– Они все – мои братья и сёстры, и ты не можешь запретить мне отдать им дань памяти у их могил.

Пёс моргнул.

– Э-э… ну ладна, – наконец сказал он и снова строго взглянул на Лемона. – Тока цвиты ны трогай. Очэн крупкие. А ты вэс пр-р-ратравлэный.

Гуль вздохнул и кивнул:

– Да. Я знаю.

Мисти поглядела на Пса, потом на могилу, и подошла к ней ближе:

– Это просто невероятно. Как тебе такое удалось?

Пёс зарычал:

– Ты тожы ны падхады! Эта сад, цвиты ны для йиды!

Единорожка отступила:

– Хорошо-хорошо, не буду, обещаю! – она бросила ещё один взгляд на могилу. Она и не думала об этих цветах, как о еде, да и есть что-то, растущее на могиле, она считала весьма неправильным, пусть этой могиле уже и двести лет. – Только… как тебе вообще удалось здесь что-то вырастить?

– Я – Алмазный Пёс. Зэмля и камэн – наша стыхыя. Гавару з зэмлёй. Гавару с растэныями. Дэлаю, чтоб расли, – Пёс указал когтем на Лемона. – Он можэт панымаит, он – зэмнапонэ. Ты – нэт.

– Вообще-то, – заметил Лемон, – у Мисти в роду есть садовники. А вот я зелёным копытом никогда не слыл, извини.

Он оглянулся:

– А здесь есть кто-то ещё из ваших?

Пёс кивнул:

– Ест, в горадэ. Туча псов. Но я пришол суда, глядэт за магилай. Другие псы нэ заботыт ана. Другие псы нэ растят нычиво. А я пряма как Старса дэлаю, панымаиш, да?

– Она была садоводом? – Мисти слегка удивилась.

Лемон кивнул:

– Я бы сказал, что это одна из тонких сторон её натуры, да вот только я не видел её злей, когда инструктор вышвырнул папоротники из нашего барака. Это тот редкий случай, когда он взбесил её не на шутку, – гуль оскалил зубы в широкой улыбке. – А уж как он пожалел об этом – мама не горюй!

– Что она сделала?

– Она сочла, что ему подойдёт… ботаническая месть. Она достала где-то ядовитую шутку и оставила красивенький голубой цветочек у него на столе.

– Погоди, она и правда существует? Я думала, её только для тех комиксов выдумали.

Лемон рассмеялся:

– Ещё как существует. Творит всякие магические неудобства, и обычно они как-то соответствуют ситуации. Зелень эта и правда была с чувством юмора.

– И что этот цветок с ним сделал?

– Его грива и хвост превратились в копну листьев. А потом и Старс взялась за дело. Каждый раз, как сержант обращался к ней, она начинала с краткого совета по уходу за своими листьями. «Что-то они у вас порыжели, вы им достаточно света даёте?» Эти замечания его прямо с ума сводили, особенно потому, что говорились абсолютно откровенно и всегда к месту. Где-то через неделю Старс наконец оставила у него книгу с рецептом противоядия… и снова посадила в бараках папоротники, – гуль заулыбался. – И мы уже базовую прошли – а они стояли.

– Ух ты. Хороша.

– Только она ведь и знать не могла, какую шутку цветок сыграет, – сказал Лемон. – Те советы всякие стали просто приятным довеском. Ну, а когда мы в первый раз увидели нашего сержо в листьях… скажу так, алмазный пёс с огромным оскалом улыбки – зрелище очень страшное.