Лавель легко коснулся рукава Шварца, обращая на себя внимание старшего коллеги.

— Брат Йохан, я вижу, вы поняли, кто перед вами, — негромко сказал он, так, чтобы его не слышали отошедшие в сторону святые псы. — У меня, если честно, нет объяснений, что мой… что этот человек делает здесь. Но он действительно не маг. Полагаю, он просто хотел помочь Лукрецию, а это… это создание решило вмешаться. Насколько я понимаю, демон весьма опасен, и братья ордена не знают, как его усмирить. Так не лучше ли, во избежание новых жертв позволить им уйти?

— Думаю, вы, Лавель, не очень объективны сейчас, — вежливо ответил церковный следователь, аккуратно отцепляя от себя чужую ладонь, и стараясь не глядеть во взволнованное и огорчённое лицо Лавеля.

Глухо загрохотал гром, а в воздухе ощутимо потянуло сыростью. Шварц посмотрел в сторону волхвовавшего Жерара.

— Тем более, что наш Лекой скоро решит проблему с лисьим огнём, — продолжил Йохан задумчиво.

— Что вы имеете в виду?

С небес хлынул ливень, заливая всё вокруг кроме небольшого сухого пятачка, на котором Лукреций Горгенштейн сосредоточенно что-то чертил. Синее пламя, до этого поднимавшееся почти в человеческий рост, зашипело, начав съёживаться.

У Йохана Шварца не было ни грамма магического таланта, но теория магии и её возможности его интересовали хотя бы по долгу службы. Поэтому когда около года назад начали происходить странные события, связанные с синим пламенем, Шварц, как и Петер Зингер когда-то, обратился за разъяснениями к магистру Гидеону. И вот наконец-то это знание пригодилось Шварцу.

То, что пламя, являясь по сути лишь иллюзией, не подчинялось физическим законам, Йохан знал, поэтому совсем не ждал, что ливень сможет его затушить. Но знал он и то, что у аривейского духа огня, которым на самом деле являлась лисица, есть свои слабости. Дитя пустыни, питаясь теплом и огнём, плохо выносило высокую влажность и слабело от воды. Дождь должен был истощить её силы, а значит, скоро этот юноша с разноцветными глазами и совершенно горгенштейновским лицом, останется без защиты. И тогда разговор с ним будет же совсем другой…

«Вот только бы побороть эту дурацкую дурноту». Несмотря на то, что молитвы инквизиторов защищали иеронимцев от «гнили», полностью избавиться от её влияния было сложно. Некоторые из инквизиторов уже почти шатались, да и трагичные, полные неизбывной муки лица говорили о том, что мысли в их голове бродили не самые счастливые. Впрочем, как и у Шварца, хотя он не уставал себе напоминать, что это только результат тёмного проклятья, а не его истинные чувства.

Шварц подставил дождю лицо, почти чувствуя, как смывается с его кожи неприятная липкая плёнка, а дышать становится легче. В голове постепенно прояснялось.

А между тем вокруг чернокнижника постепенно собирались водяные потоки мутной воды, отсекая мага от окружающих его людей. Так это видели большинство инквизиооров. И лишь Паолос, Шварц и маги могли наблюдать то, что происходило на другом плане — как от ручейков воды отделяются тёмные, скользящие тени и устремляются к ногам Лукреция Горгенштейна. Тьма возвращалась к своему источнику, вот только обратно Лука получал гораздо больше, чем когда-то невольно отдал. Тьма напиталась людскими страхом, ненавистью и отчаянием, наполнилась пороками и похотью города, и где-то там, под всем этим, всё ещё таилась злобная воля Медеи Орхи, многоликой ведьмы…

По знакомой улочке Делия Лекой спешила к дому Горгенштейнов, опасаясь, что кто-нибудь из членов семьи Томаса не успел уехать из города. А ведь особняк Горгенштейнов стоял достаточно близко, чтобы они могли подпасть под медленно, но неотвратимо расползающееся проклятие. По крайней мере, улочка, по которой она сейчас шла, была на удивление тиха, а те, на кого она наткнулась, едва ли были живы…

Поэтому внезапно метнувшийся к ней силуэт, плохо различимый из-за сплошной пелены дождя, застал её совершенно врасплох. Ведьма лишь успела испуганно взвизгнуть, прежде чем чья-то рука зажала ей рот.

— Тихо, Дели, не трону…

«Уф-ф-ф, не инквизитор», — было первая мысль ведьмы, но стоило ей осознать, кто именно сейчас волок её в подворотню, как она забилась в чужих руках ещё сильнее.

Грубо толкнув Делию к стене, Равель с раздражением взглянул на девушку, прижимая к себе укушенную ладонь.

— Ты чего, дурная что-ли?

Небо осветила ещё одна вспышка молнии, позволив ведьме лучше разглядеть лицо Рави, с которого уже сошёл ведьмовской морок. На удивление спокойное и вменяемое лицо, не считая печати досады. Впрочем, для человека, которого сначала ударили по голове, а потом укусили, он выглядел вполне мирно.

— Ты… пришёл в себя.

— Во всех смыслах. Даже не хихикаю, — на редкость сдержанно для своей вспыльчивой натуры ответил воин. Он казался усталым, хотя где-то на дне синих глаз ещё горела искорка ярости. — Где Медея?

Равель стоял слишком близко к Делии, почти прижимая своим телом к стене. Ей даже казалось, что она может слышать ровное биение его сердца. «Медея поймала дикого зверя, вот только не смогла, или не захотела, его контролировать».

— Я не знаю. Она исчезла, после того, как наложила проклятье.

— Проклятье?

— Да. Не знаю, планировала она это заранее, или решила воспользоваться моментом, но город она прокляла знатно.

— Что она сделала?

— Долго объяснять, — нервно ответила Дели. — Коротко говоря… все умрут. Если Лука, конечно, не сможет это остановить. Послушай, может дашь пройти?

— Хочешь сбежать? — презрительно спросил воин, даже не думая освобождать путь.

— Нет, хочу спасти хотя бы кого-то! Томас сказал, что не все ваши домашние успели уехать. Конечно, ты можешь мне не верить, но…

— Я не буду тебя останавливать. Иди.

К счастью, Делия оказалось слишком мелкой и незначительной добычей для дикого зверя. Сейчас Рави отслеживал совсем другую ведьму, вздумавшую оставить его с носом.

«Но перед этим…»

Равель вернулся к тому мест, где он оставил свой трофей.

— Ох, вы уже очнулись, Ваше Святейшество. Полагаю, будет уместно представиться ещё раз. Меня зовут Равель Горгенштейн… Надеюсь, ваши верёвки не сильно трут?

Это была не слишком удачная ночь для Равеля. Но для Доминика Бромеля всё складывалось гораздо хуже.

Дождь иссяк так же резко и неожиданно, как и начался. Жерар тяжело осел, растерянно посмотрел на свои дрожащие руки, потом на небо, как будто не веря, что у него всё же получилось, и наконец-то вырубился.

Почти в тот же самый момент всполохи синего пламени вокруг Августина растаяли, оставив его без защиты. Сжимая в руках лисичку, мошенник рванул, пытаясь избежать удара инквизиторов, но не успел. Вокруг щиколотки обвился кнут, заставив Ави потерять равновесие и упасть. Стараясь не раздавить Лейлу, Ави развернулся в воздухе, упав не на живот, а на плечо, тут же хрустнувшее.

Сверху его накрыла металлическая цепь, неприятно обжёгшая кожу юноши холодом, но Лейле, кажется, пришлось гораздо хуже. Лисица в объятиях Августина панически заскулила — освящённое серебро могло ей повредить. Августин сжался в клубок, прикрывая подругу:

— Тихо, тихо…

Заметив перед собой небольшой просвет, он рывком передвинулся, выталкивая Лейлу наружу.

— Беги!

Сверху на него обрушился удар, ещё один, и ещё… А потом всё потонуло в синем пламене, не обжигающем, а напротив, дающем успокоение и избавляющем от боли.

Синяя вспышка неподалёку едва не стоило Лукрецию потери концентрации.

«Если я не справлюсь, мы все погибнем. Нельзя отвлекаться». Стиснув зубы, тёмный маг вернулся к своему заклинанию. По щиколотку в грязной воде, он пытался впитать как можно больше силы, не обращая внимания на шёпот в своей голове, становившейся всё громче и громче.

ВПУСТИ МЕНЯ. ОТКРОЙ МНЕ ДВЕРИ. ВПУСТИ.

Он должен был трансформировать во что-нибудь Тьму, пока она окончательно не поглотила его. Но… на самом ли деле маг боялся этого, или желал? Чем больше вливалась в него сила, тем сложнее ему было избежать соблазна. Поддаться своей богине, стать полностью её…