Эльгерент сидел на шатком кресле, закинув ноги на кровать и листая книгу в потрёпанной обложке.

— Странную же память я оставил после себя, — негромко сказал иеронимец, не поднимая глаза. — Я лично обратил в веру сотни людей, я ниспровергал ереси везде, где только видел. Я был вхож в императорские дворцы и любим чернью. А меня запомнили как придурковатого бродягу, сочетавшего браком двух не слишком везучих возлюбленных.

— Конечно, вы этого не делали, — хриплым от слабости голосом ответил маг.

Наконец святой поднял глаза и задумчиво улыбнулся:

— Нет, это действительно было. Те двое… любили друг друга, столь искренне и самозабвенно, что я захотел помочь им, несмотря на то, что этот поступок вверг меня тогда в опалу. Но зато когда тот юноша стал правителем, он сторицей возблагодарил меня.

— Значит, вы сделали это ради выгоды?

— Ты всё ждёшь от меня подвоха? Но, мальчик, никто из людей не может знать будущего, знать, как обернётся тот или иной его поступок. А я, чтобы ты не думал, всего лишь человек. Как и ты, хотя, признаюсь, ты едва ли не убедил братьев святого огня в обратном.

Лукреций с трудом сел, опираясь на дрожащие руки. Его пальцы… что ж, глупо было ждать, что они так быстро восстановятся. Сейчас пальцы были обмотаны бинтами, и тягучая, на грани терпимого боль говорила о том, что бинты пока лучше не снимать. Святой проследил за взглядом юноши.

— Прости, одного ногтя ты всё-таки лишился. Но они, я слышал, со временем вырастают вновь. Как ты себя чувствуешь, мальчик?

— Я всё ещё в Дольхене? — спросил Лука, проигнорировав вопрос Эльгерента.

— Да. Доминик как раз в это время договаривается о твоей передаче, дружелюбно улыбаясь, ответил святой.

Маг нахмурился:

— Зачем вам вообще нужно было привлекать Инквизицию? Вы хотели запугать меня? Наказать за исчезновение. Но в этом не было моей вины! Ваш… ваш союзник заставил меня!

Взгляд Эльгерента тут же утратил добродушие, став пронзительным.

— О ком ты?

— Вы знаете. О Енохе. Вы… неужели вы не в курсе этого?

Эльгерент промолчал, но даже это молчание многое сказало Луке.

— Он… он предал вас. Действовал за вашей спиной, — поражённо произнёс юноша.

Эльгерент же был напротив, подчёркнута сдержан, ничем не выдавая обуревавших его эмоций.

— Что с ним теперь?

— Не знаю, — соврал маг.

Едва ли Эльгерент поверил ему, но допрашивать дальше Лукреция не стал. Магу даже показалось, что святой держится с ним гораздо более осторожнее, чем раньше.

— Поговорим позже. Скажи, почему ты решил, что именно Доминик стоял за твоим арестом?

— Те монахи, что пришли за мной, так мне сказали!

Эльгерент нахмурился, но снова ничего не сказал.

Так как монахи были рады избавиться от проблемного заключённого, Доминик Бромель достаточно быстро смог получить Лукреция обратно. Правда, едва ли то, каким образом его отвезли в резиденцию епископа, могло магу понравиться. В то время, пока Его Преосвященство со своим спутником, так оставшимся для инквизиторов неизвестным, с комфортом передвигались по городу в удобной карете, Лука был заперт в тесном саркофаге, который, судя по тому, как трясло и кидало Луку, был просто закинут в повозку, и то и дело ударялся о её борта. Маг, не знавший о беде, постигший по его вине Дольхен, воспринимал своё помещение в каменный ящик как издевательство и персональную месть со стороны епископа Пожалуй, не будь способности чернокнижника заперты, здоровье, а то и жизнь Бромеля, сейчас была бы под грозой.

Пока Лукреций набивал новые синяки, Эльгерент и Доминик имели более чем интересный разговор.

— Тёмный сказал мне, что это именно ты натравил на него псов престола, — прямо сказал Эльгерент, как только они остались с Домиником наедине. — Ты от меня что-то скрыл или он врал?

— Скорее, ошибался. Впрочем, как и братья ордена огня, — мрачно ответил Бромель, нервно перебирая в руках чётки с серебряными и изумрудными бусинками. — Они, представь себе, тоже считали, что это я рассказал им об одержимом маге, и даже сказал, где его можно найти. Лично пришёл к заместителю Паолоса с просьбой, в которой он мне не мог отказать. Правда, помимо брата Колина, меня никто не видел, и обратился я с просьбой к нему в то время и в том месте, где меня просто не могло быть.

— Ты хочешь сказать..?

— Я не такой дурак, чтобы привлекать внимание инквизиторов к нашему подопечному, — огрызнулся Бромель, сведя тонкие брови на переносице. — Те чётки, что ты мне дал, они реагировали на те ужасные миазмы, что поглотили Дольхен, но рядом с Колином они просто прожигали мне руки. Могли ли быть такое, что на помощника Паолоса могли повлиять тьмой? Существуют ли такие заклинания, которые позволяют выдать одного человека за другого, притом сделать это так ловко, что на это поведётся даже инквизитор?

Эльгерент в задумчивости пригладил бороду.

— Некоторые маги, из магистров, так могут. Правда, одурачить их поделкой можно только простолюдинов, а тут сработал гораздо более искусный мастер. Да и чётки реагируют не на простую магию, а лишь на ту, что была испорчена тьмой. А среди тёмных, способных на подобные трюки, я не знаю никого. Хотя… постой. Я помню, Енох рассказывал мне, как в руки братства попадала одна молодая колдунья, способная принимать чужие обличия. Но она давно мертва. Как же её звали? Как же… О, я вспомнил! Маргарита Ульке, дочь Медеи Орфы. Но она не одно столетие мертва.

— Значит, кто-то из её рода. Может быть, даже сама Медея, — мрачно предположил Доминик.

— Возможно. Я так и не смог найти старую ведьму, — задумчиво ответил Эльгерент.

Доминик Бромель как будто собирался что-то сказать, даже открыл рот, но святой остановил его:

— Потом. Если в дело действительно замешан ведьмовской ковен, то нам стоит быть осторожнее.

Епископ возмущённо выпрямился.

— Это моя вотчина — едва ли ведьм хватило бы наглости разместиться у меня под носом!

— Поверь, у Медеи хватило бы, — усмехнулся святой. — Эта женщина не только одержима тьмой, но ещё и безумна.

Когда Луку наконец извлекли из саркофага, он был настолько вымотан, что даже не мог говорить. Но вот на злость его силы хватало. Жаль только, что его источник, епископ Бергель, благоразумно избегал юного чернокнижника. Об этом заблаговременно позаботился Эльгерент, гораздо лучше представлявшего, какую опасность сейчас представляет Лукреций.

— Видишь ли, с его точки зрения, это ты обрёк на не самое приятное времяпровождение в Дольхене. Поэтом именно ты являешься сейчас главным источником раздражения.

— И что, так ли уж нужно бояться мальчишки? Он с самого начала терпеть меня не может, но пока я вполне жив и здоров!

— Тогда он не вошёл в полную силу, — возразил Эльгерент. — Нежели ты своими глазами не видел, во что превратился Дольхен?

Оба енохианца находились в малом зале храма, куда не пускали простых прихожан, но где священники могли сами в молитвах обратиться к Богу. Впрочем, сейчас в зале, кроме Доминика и Эльгерента, никого не было, и они могли свободно говорить о той проблеме, что их мучила больше всего.

— Я не столь разбираюсь в тёмном искусстве, как вы с Енохом, но разве колдуны… разве обычные тёмные маги могут обладать такой силой? Даже инквизиторы, которым регулярно приходиться иметь дело с тёмным отродьем и демонопоклонниками, даже они оказались в затруднении. И Енох… ты говоришь, что Учитель возможно исчез из-за мальчишки. Но не можешь же ты искренне верить, что он мог его убить!

— Убить? Едва ли. Не так-то просто убить того, у кого нет плоти. Но Лукреций явно знает больше о судьбе Еноха, чем мы.

— Тогда почему бы тебе не выбить это из него?

Эльгерент, до этого стоявший спиной к епископу, и изучавший старинную фреску с изображением Иеронима Защитника, наконец повернулся к Бромелю. В неровном свете свечей лицо святого, обычно добродушно-весёлое, выглядело непривычно задумчивым.

— Потому что если я прав по поводу источника силы мальца, то лучше бы нам не выводить его из состояния равновесия. Насколько я понял, он пока не может полноценно управлять доставшимися по наследству способностями.