— Я говорил, что совсем не стоит торопиться. Вы могли бы пострадать.
— Вы правы, Доминик, — сухо, и несколько недовольно ответил невидимый человек. — Но кто же знал, что мальчик так силён? Тобиас конечно был бесполезен, но зато и вреда не мог причинить.
Горгенштейн торопливо опустил глаза, стараясь не выдать свои эмоции. Нежели это «святой брат» говорит о Тобиасе Гохре, чернокнижнике, запертом сейчас в кукле? А ведь проклятый старик не рассказывал ему ни о чём подобном, чему только что Лука был свидетелем.
— Пожалуй, на этом довольно. Я устал. Уведи мальчишку, Доминик, — приказал голос, и епископ поспешно кивнул, заставляя Луку подняться с постели.
— Ещё увидимся, Лука. — подмигнул ему Эльгерент на прощание.
Маг замялся, но всё же спросил:
— А это правда, что вы покровительствуете крепким бракам? Моя матушка говорила…
Святой рассмеялся, и хотел уже что-то сказать, но увидел постное выражение епископа и пожал плечами.
— Я бы, пожалуй, рассказал, но не хочу выбивать из тебя остатки религиозности. Будь умным мальчиком, Лукреций, и слушай не только свою матушку, и тогда может всё для тебя закончиться хорошо.
Если до недавнего времени Лукреций Горгенштейн относился к своим неприятностям с известной долей терпения, перерастающим подчас в равнодушие, то последние события задели его уж всерьёз. Ощущение собственной неуязвимости, свойственное обычно юным особам улетучилось в один момент, оставив Луку с ужасающим пониманием того, как он мало может сделать.
Отказаться? Бромель и Ортега Литран уже наглядно показали, что будет с Лукой, вздумай он брыкаться и диктовать свои условия.
Сбежать? У епископа весьма неплохие связи, он достанет где угодно. Разве что только бежать на земли к язычникам, но там к магу-чужеземцу едва ли отнесутся радушно, а если и приютят, то только с намерением выжать из него как можно больше.
Ещё можно было бы настучать на епископа. Дескать, за спиной выше стоящих иерархов Доминик Бромель участвует в тёмных ритуалах… А то, что свои дела Бромель проворачивал именно за спиной церковных властей, Лука сомневался всё меньше. Даже было кому стучать: если Лекой прав, то Йохан Шварц был не только преподавателем теологии в Орхане, но и дознавателем папского престола, независимым от воли епископа. А значит, вполне мог не только поверить Луке, но и довести расследование до печального для епископа финала.
Вот только Лукреция при этом тоже никто не пожалеет, а скрыть свои «особенности» при хоть сколь тщательном церковном расследовании удастся едва ли. Как-то Шварц ради острастки рассказал нерадивым студентам-магам, что бывает с теми, кто использует запрещённую церковью магию. Так-то Лука был не слишком чувствительным, но представив описываемые методы дознания на себе, здорово тогда обеспокоился.
А ещё эти «святые братья»… Нет, конечно было ясно изначально, что союзники Бромеля не будут простыми людьми, но то, что они возможно и вовсе не будут людьми, Лука и предположить не мог.
В первую очередь, конечно, Лука кинулся допрашивать магистра Гохра. Дескать, когда и где он встречался с Эльгерентом. И получил самое что ни на есть искреннее и неподдельное удивление. Кукла чесала макушку, перебирала имена церковников, которых магистр знал при жизни, но ничего толкового сказать не могла.
— Да я как бы перед церковью то старался не светиться… иначе бы едва ли умер своей смертью. И тебе советую держаться подальше. Ты ведь не привлёк к себе лишнего внимания? Нет, нет? — встревоженно спрашивал Гохр, опасаясь за своего единственного поставщика живительной крови. Смерть Луки стала бы концом и для магистра.
Лука решил на первый раз поверить Гохру, пообещав себе ещё раз вернуться к этой теме.
Как только ему выдалась свободная минутка и доступ в школьную библиотеку, он решил выяснить немного о личности Эльгерента. И… ничего. Хотя прошло лишь несколько веков, свидетельств современников святого не было. Они лишь легенды и народные сказания — в народе мученика любили. А вот официальные церковные источники отзывались о нём скупо, да и сама канонизация произошла спустя аж целых два столетия после смерти Эльгерента. В тоненьком «Житии…» о смерти мученика было написано весьма размыто — дескать, сгорел вместе с самим городом, а затем на мести его смерти выросли алые кусты роз. Интересно, товарищи Эльгерента по посмертию не называют того за глаза «розочкой»?
В общем, белых пятен было более чем достаточно. Почему хотя бы Эльгерента зовут учеником Вефелии, тогда как она, если судить по датам, умерла гораздо раньше чем тот мог родиться? Или почему он нигде помимо самого Жития не слышал о Шелгоре, который якобы и был сожжён мучеником? Ведь он описывается как «обитель пороков, где на тысячи грешников приходился лишь один ревнитель». Многотысячный город! Даже сейчас во всей Гортензе помимо столицы Улькире, где по последней переписи население достигало рекордных полумиллиона, городов-тысячников набиралось едва ли дюжину, а в те времена и вовсе их можно было пересчитать по пальцам одной руки! И всё же — ни одного упоминания ни о Шелгоре, ни о его жителях.
— Попробуй поискать в других источниках. Возможно, в землеописании тех лет ты наткнёшься на название нужного города, — посоветовал ему Жерар Лекой, поинтересовавшись как-то, чем занят его младший приятель.
— Сам знаю, — огрызнулся Лука, на самом деле даже не вспомнивший о существовании книг по географии. Не то, что он был глуп или что-то вроде того, но он всю жизнь жил в столице, и в отличии от Томаса, или того же Равеля, плохо представлял, что представляет собой мир вокруг него.
Впрочем, ни одна из книг, которую нашёл Лука, не дала ему необходимой информации. Да, было парочку исчезнувших городов, но виной тому были или стихийные бедствия, или эпидемии чумы, которые не единожды прокатывались по землям иеронимцев. Но ничего о полном сожжении в наказании за грехи.
— А карты, карты ты пробовал? Даже если информацию о том несчастном городе и подчистили в каких-то целях, по расположению города можно многое узнать, — ещё раз предложил Жерар, уже из чистого интереса следившего за суматошными, и на удивление бестолковыми метаниями Лукреция. Того в последнее время было не узнать. От хладнокровного и расчётливого молодого человека почти ничего не осталось.
Тот на мгновении замер, а затем мчался допытывать несчастного и уже замученного библиотекаря на наличие карт. Через пол часа он уже что-то старательно перерисовывая, то и дело чихая и поднимая клубы пыли. Жерар брезгливо держался подальше, держа у лица носовой платок. За годы обучения в Орхане сын мельника поднабрался манер, и хотя он всё ещё не походил на изнеженного аристократа, деревенщиной его уже давно не называли. Более того, с лучшим на сегодняшний день учеником Орхана приятельствовали даже снобские дети князей и баронов. Ещё бы — всё шло к тому, что талантливого юношу могли взять помощником придворного мага, а там, с амбициями Лекоя, тот вполне мог и сам со временем занять это место. Впрочем, у Жерара оставалось ещё время понять, что именно он хочет. А что до многочисленных приятелей… Жерар Лекой не дичился людей, как Лукреций, но и сближаться ни с кем не спешил. Хотя бы потому, что в глубине души он был согласен с юным чернокнижником: жизнь их одноклассников была чрезвычайно пресной, а то, что они получали в школе магии, было лишь куцыми остатками от истинных знаний. С Лукой было гораздо интереснее, тем более когда тот наконец немного раскрылся перед ним. Впрочем, раскрылся не до конца — искренность явно не была в природе Горгенштейна.
— Если бы не твоя обострившаяся паранойя, — проворчал Жерар, — то ты бы мог просто обратиться к историку. Но нет — преподавателям ты не доверяешь, да и мне, как оказалось, тоже. А ведь мы почти родственники!
— Ты не захочешь узнать о том, что я видел, — не поднимая глаз, ответил Лука.
Лишь через несколько часов, когда он возвращался к себе в комнату, сказанные между делом слова Жерара дошли до его разума. Это какие ещё родственники? Впрочем, Лекой давно уже ушёл, и не мог ответить на незаданный вопрос, так что Лука вскоре выкинул это из головы. Тем более что подсказка Жерара всё-таки сработала!
