— Ну… Комачи тоже просит прощения.

Она страшно вежливо поклонилась. Я невольно усмехнулся.

— Никаких проблем. Я тоже тебя прощу. Я же твой старший брат, в конце-то концов.

— Боже, как высокомерно!

Мы дружно фыркнули. И отхлебнули кофе. Даже без сахара, молока и сгущёнки он казался вкусным.

Комачи поставила кружку на стол.

— Так что случилось?

— Долгая история.

— …Ну и хорошо.

Она подошла к дивану и уселась рядом со мной.

Мой длинный, очень длинный рассказ подошёл к концу. Я рассказал, что случилось в школьной поездке и о предстоящих выборах в школьный совет.

Комачи принесла из кухни ещё кофе и поставила на стол перед диваном.

— Понятно… Ну да, на тебя похоже. Но знаешь, только я тебя понять и могу. Потому что мы так долго живём вместе, что я уже научилась понимать.

Я потянулся за кружкой. Комачи не пожалела в кофе сахара и молока, так что он был уже не горячим, а тёплым.

Она села рядом и отхлебнула кофе. А затем подняла голову.

— Иначе я подумала бы, что ты дурак, и посмеялась бы. Даже подумала бы, что ты безнадёжен, но… Мне было бы немного грустно.

Комачи подтянула ноги на диван и обняла колени.

— Но другие тебя не поймут. Они вообще ничего не поймут, но я думаю, им тоже будет больно.

Я и не ищу ни у кого понимания. Пожалуй, это можно назвать самодовольством. По правде говоря, я ведь не ради кого-то действовал. Конечно, никто не поймёт и не посочувствует.

Единственное исключение – моя младшая сестра Комачи. Грустно улыбающаяся.

— Ты добр ко мне, но только потому, что я твоя сестра… Не будь я твоей сестрой, ты бы и не подумал со мной сблизиться.

— Не, даже не знаю…

Я задумался.

Комачи, которая мне не сестра… Ого, кто эта прекрасная, изумительная девушка с такими талантами? Сразу представляется, как я кончаю с собой после её мгновенного отказа. Точно, от такой надо держаться подальше…

Понятно. Но такого никогда бы не случилось. В первую очередь, я даже представить себе не могу, чтобы Комачи не была моей сестрой. Да и я вообще ни с кем не схожусь, сестра мне Комачи или нет…

Нет, Комачи есть Комачи. Не никакого смысла предполагать, что она не была бы мне сестрой.

— Ладно, не будем об этом. Хотя я рад, что ты моя младшая сестра. О, а это сразу много очков Хачимана.

— Б-братик!..

Комачи закрыла лицо руками, словно пытаясь скрыть повлажневшие глаза. И даже носом шмыгнула. Но тут же перестала притворяться и переключилась на сарказм.

— Ну, не будь ты моим братиком, я бы к тебе и близко не подошла, не говоря уже о всём прочем.

…Э? Она всё ещё злится? Хватит, это уже на домашнее насилие смахивает.

— Нет, погоди, но ведь есть же во мне что-то хорошее, а?

— Не-а, совсем ничего. Боже, надоело уже. Достал.

Не надо было так далеко заходить… Ты совсем своего старшего братика расстроила. Да ещё с такой серьёзной физиономией.

Нет, совсем она не милая…

Я мрачно щёлкнул языком, а Комачи вдруг улыбнулась и пихнула меня локтем в бок.

— Но так мы просто показываем друг другу свою любовь после пятнадцати лет вместе. Ого, сколько это очков Комачи!

Было бы, если бы не всё, что ты наговорила до того.

Но как ни странно, слова Комачи почему-то казались убедительными.

— …Ну да, после пятнадцати-то лет…

Конечно, это серьёзное время. Как минимум, для не моей не слишком милой сестрёнки, которая так их ценит.

Моё плечо вдруг ощутило тяжесть. Я глянул на Комачи и увидел, что она привалилась ко мне.

— И ещё пятнадцать лет. Нет, гораздо больше.

Это определённо о перспективах. Если я пятнадцать лет лажу с Комачи, есть вероятность, что найдётся кто-то, с кем я тоже смогу поладить.

Нет, сейчас для меня это фантастика.

— Завязывай с софистикой.

— А я твою софистику сколько слушала? — Сердито буркнула Комачи. А затем ткнула меня в щёку пальцем. — Слушай, есть сейчас и есть потом! Понял?!

— У-угу…

Она удовлетворённо кивнула и убрала палец. А затем помрачнела.

— …Всё это касается не только тебя, но и Комачи. Мне в самом деле нравятся Юи-сан и Юкино-сан. Вот почему я очень не хочу, чтобы клуб распался. Потому что тогда мы все разойдёмся в разные стороны.

Если ты каждый день с кем-то видишься, это ещё не значит, что вы ладите. А если не видеться с тем, с кем ладишь, вы друг от друга отдалитесь. Не могу объяснить эту обратную пропорциональность отношений, основанных на чувствах.

Лёжа головой на моём плече, Комачи негромко заговорила.

— Так можно что-то сделать ради меня, ради моих друзей?

— …Ну как откажешь своей младшей сестрёнке.

Я замечательный старший брат, который ради сестры в лепёшку расшибиться готов.

Комачи дала мне ответ.

Не будь его, я бы, наверно, ничего и не делал.

Она дала мне причину, которую я искал. Причина, по которой я хочу защитить это место и это время.

Комачи улыбнулась.

— Угу, всё ради Комачи. Комачи такая эгоистка. Ты просто не можешь сказать «нет»!

— И правда.

Я с силой потрепал её по голове. Комачи взвизгнула и замотала головой вместе с моими руками.

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста.

Гордо ответила она. Я убрал руки и посмотрел на часы.

— Пожалуй, спать пора. Поздно уже.

— Ладно, спокойной ночи.

— Угу, спокойной ночи.

Комачи поднялась и ушла в свою комнату.

Я проводил её взглядом и снова завалился на диван.

Проблему и причину с ней разбираться я теперь понимаю.

Но по-прежнему не понимаю намерения Юкиноситы. Потому и не мог до сих пор ничего сказать.

Я не согласен с методом Юигахамы. Хотя и могу понять – он похож на мои.

Мои действия не требуют самопожертвования. Не надо заблуждаться.

Я оказываю ограниченную помощь, сконцентрировавшись на эффективности, и стараюсь изо всех сил. Что-то из этого определённо получается.

Вот почему с моей субъективной точки зрения мои методы превосходны.

Но если есть объективная альтернатива, от превосходства не остаётся и следа.

Даже во взглядах сочувствия и жалости отражается обычный нарциссизм. Жалость и сочувствие позволяют смотреть на человека сверху вниз. А жалея самого себя, ты сам себя и унижаешь. И то, и другое мерзко и отвратительно.

Но есть и нечто более объективное, чем сочувствие и жалость.

Только буквально уткнувшись носом, я это понял.

Я просто не хочу, чтобы кто-то страдал.

И это совсем иное чувство, нежели жалость или сочувствие.

Поэтому я ни за что не назову её действия самопожертвованием. И другим не позволю.

Так что же может сделать Хачиман Хикигая, чтобы Юкино Юкиносита и Юи Юигахама не становились председателями школьного совета?

Настало следующее утро после примирения с Комачи.

И с самого утра я размышлял. О том, что же может сделать Хачиман Хикигая.

Но придумать ничего не получалось, и я даже испугался, что так серьёзно к этому отношусь. А? С-странно… Вечером мне казалось, что я могу всё…

Если подумать, роскоши большого выбора в данной ситуации нет.

К примеру, предположим, что я сам выдвинусь кандидатом в президенты школьного совета. И что тогда? А ничего – мне даже подписей в поддержку не собрать.

Попытаться помешать их кампании? Бессмысленно, если заниматься этим самому. К тому же, клевета и злословие на листовках – это не то, что просто бросить несколько неприязненных слов. Не хочу никого обманывать и подставлять девушек под удар.

Только две вещи приходят на ум, и одна из них – мешать им действовать… Просто удивительно, как мало я могу.