Машина не смогла остановиться у перекрестка: отказали тормоза. Минута — и автомобиль занесло на тротуар. Прохожие отшатнулись. Перед радиатором осталась только маленькая девочка. И вдруг чьи-то руки схватили девочку и подняли ее вверх, выше радиатора. В следующее мгновение грузовик прижал спасителя к стене.

Герману Денисову, студенту Казанского университета, ампутировали ногу. В больницу к нему приходили товарищи, студенты и преподаватели, знакомые и незнакомые. Каждый хотел помочь чем только мог. В каждом говорил настоящий друг. Но это уже новая история…

Было около трех часов ночи. Федор Кацайлиди, начальник смены, обходил котельный цех, проверяя работу агрегатов теплоэлектроцентрали «Казахстанская Магнитка». Внезапно раздался взрыв. Рев и свист оглушили Федора. В адском грохоте трудно было сразу понять, что произошло. Цех заволокло раскаленным паром. Находившийся под давлением в сто десять атмосфер, нагретый до температуры более пятисот градусов, пар вырывался из оторванной перекидной трубы, соединяющей выходной коллектор с паросборной камерой.

Надо было как можно скорее ликвидировать аварию, иначе остановится теплоэлектроцентраль, воздуходувная станция, а за ней и домна. Федор бросился в горячий туман.

Дышать становилось все труднее. Но вот рядом с Кацайлиди появились еще люди. Комсорг цеха Раиса Швило пробралась к дистанционному приводу и отключила поврежденный котел от общей магистрали. Слесарь Александр Новожилов вместе с машинистом Артуром Ределем на ощупь, обжигая руки, сумели перекрыть форсунки. Борьба длилась пятнадцать минут. Постепенно рев пара затих.

В эту ночь в цехе дежурила в основном молодежь, комсомольцы. И нет ничего удивительного в том, что они вышли победителями из трудного испытания. Разве могло быть иначе?

Р. Потапов

ПОЕДИНОК

Рисунки Н. Недбайло

Солнце, наконец, село. Невыносимый зной сменился душными сумерками, и заросли, словно вымершие днем, начали постепенно оживать. Из дупла старой туранги[3] вылезла маленькая совка. Она взъерошила перья, встряхнулась и затукала: «Гу… гу… гу…»

Каждый вечер звучал в зарослях этот сигнал наступления ночи.

Под деревом, в густой траве закопошился заяц. Он то принимался усердно грызть зелень, то настораживался, ворочал большими ушами в разные стороны — слушал. Где-то рядом в залитых водой эриантусах[4] плескался, хрюкал и чавкал выводок кабанов. Воздух был наполнен треском цикад и непрерывным кваканьем лягушек, блаженствующих в жаркой испарине затопленных джунглей…

Внезапно крик совки оборвался. Что-то большое зашевелилось в листве раскидистой туранги. Совка расправила крылья и, бесшумно взмахнув ими, исчезла в густеющих сумерках. Заяц перестал есть и нехотя заковылял прочь. В листве тускло блеснула чешуя, и вниз по стволу скользнуло тело огромной змеи.

Старая кобра, покинув дневное убежище, отправилась за добычей…

В последние дни кобре приходилось туго: вода согнала ее с обжитых мест и все время шла за ней, не давая нигде прочно обосноваться. Сегодня утром, когда кобра вплавь пересекала большой открытый плес — затопленные сенокосы, — на нее напал орел-змееяд. Заметив его, кобра выставила, словно перископ, голову над водой и злобно зашипела. Орел пикировал несколько раз, но схватить змею не решался: он не умел брать добычу на воде. Едва плес кончился, кобра юркнула в густые тростники. Отогревшись на тростниковом завале, она поползла дальше и добралась, наконец, до леса, Но любимые ею убежища— прохладные дупла у оснований деревьев — оказались затопленными грунтовыми водами. Весь день пролежала она голодная в густой листве туранговой кроны, следя за раскаленным солнечным диском.

И вот наступила ночь. Из-за деревьев медленно выплыла кроваво-красная луна. Словно досадуя на это, отчаянным всхлипывающим воем залился выводок шакалов. Кобра тихо ползла по теплой земле. Выбравшись на кабанью тропу, пробитую в зарослях, залегла рядом с ней. Вдруг прямо на змею наскочила большая мышь. Она успела только слабо пискнуть.

Когда взошло солнце и подсушило росу, кобра снова пустилась в путь и скоро оказалась на вытоптанной поляне. Здесь стояли какие-то постройки, бродили люди, лошади, куры. Сильно пахло мышами. Осторожно пробираясь среди колючек, змея достигла одного из навесов и, тяжело перевалившись через край щели, скользнула в объемистый ларь, набитый овсом. Ее внезапное появление вызвало панику среди серых крыс. Прежде чем перепуганные грызуны успели разбежаться, кобре удалось прикончить одного из них…

Кобра обосновалась на центральном кордоне заповедника «Тигровая балка». Кордон, затерянный среди влажных зарослей обширной вахшской поймы, жил своей обычной жизнью. Стояло самое тяжелое время года — середина июля. На заоблачных памирских вершинах солнце плавило вековые снега, и бурные потоки наполняли грохотом узкие ущелья. Вода ворочала на своем пути гигантские валуны, сокрушала берега и, вырвавшись из каменного плена гор, разливалась по плоским жарким долинам, затопляя окрестности.

Вот и сейчас больше половины заповедника скрылось под водой; русло Вахша едва угадывалось среди многочисленных озер. Вода стояла вокруг центрального кордона, превратив его в островок.

Изо дня в день термометр упорно показывал в тени +42, и только ночью, словно нехотя, ртуть опускалась до +36. Испарения делали зной невыносимым. Днем жизнь на кордоне замирала. Почти раздетые, обливаясь потом, мы лежали в плотно закупоренных помещениях. Оживали к вечеру. Одни отправлялись на рыбалку, другие — на обход участков, третьи продолжали научные исследования, прерванные дневной жарой.

Но сегодня всем нам пришлось отказаться от своих планов. Подчаливший объездчик сообщил, что неподалеку от центрального кордона в наносном иле Вахта завяз олень. Во время летних разливов, затопляя пойму, Вахт несет массу ила. Оседая в тихих заводях многометровым слоем, ил, немного подсохнув, превращается в трясину.

Мы запаслись веревками, досками и тронулись к месту происшествия. Завидя нас, олень забился в студенистой трясине, пугливо кося налитыми кровью глазами. Подбирались к нему по широким доскам, брошенным в вязкую грязь. Возились до темноты, то и дело увязая сами. Наконец вытащили. Олень долго лежал на боку, время от времени тщетно пытаясь встать. Затекшие ноги не слушались его. Но вот он кое-как поднялся и, покачиваясь, побежал в заросли. Мы покричали и помахали ему вслед.

Вернулись на кордон в полной темноте. Не снимая перепачканной одежды, бросились в озеро. Вода была теплой, почти горячей. Чтобы промочить горло холодной влагой, ныряли на трех-четырехметровую глубину. После водной процедуры с невероятной поспешностью забрались под накомарники. Об ужине никто не хотел и думать — так свирепо кусались комары. Казалось, появись в накомарнике дырка — внутрь ворвется звенящая, кусающая масса и вмиг обгложет тебя до костей. Лишь один паренек решил соорудить яичницу. Он отправился в курятник, отыскал в темноте гнездо, но был остановлен зловещим шипением. Словно ужаленный, выскочил он наружу.

— Варанга! Варанга!

Когда луч карманного фонаря осветил курятник, мы успели заметить мелькнувшее в щели под стенкой тело кобры…

Через несколько дней один из дежурных мыл посуду на берегу озера. Случайно подняв глаза, он увидел сантиметрах в двадцати голову огромной кобры. Парень от неожиданности присел, потом тихо-тихо попятился и опрометью кинулся за ружьем. Как он ухитрился промазать, стреляя почти в упор, понять трудно. Но когда на звук выстрела все выскочили из дома, кобры не было.