После завершения гонений эпохи Диоклетиана и в ходе борьбы за власть между Константином, сыном Констанция Хлора, с его соперниками будущему великому императору удалось добиться реабилитации христианства. В 313 году был издан т. н. Миланский эдикт, согласно которому церкви возвращались конфискованные имущества, драгоценности, книги и т. и., а гонения провозглашались несправедливыми. Однако это ещё не давало христианству статуса государственной или хотя бы привилегированной религии. Оно пока было религией, разрешённой к исповеданию.
Как и любую идеологию, христианскую веру почти с самого начала её существования начали раздирать противоречия, вылившиеся в форму так называемых ересей, ибо, фигурально выражаясь, каждый понимал догматику и учение по-своему. Но особенно «урожайными» оказались для церкви IV и V века, когда сформировались и пышным цветом расцвели ереси, которые в изменённом (причём не всегда) виде существуют и по сей день. Среди них особо следует отметить арианство и несторианство, оказавшие заметное влияние на развитие неортодоксальной жизни последующих времён. Во втором десятилетии IV столетия пресвитер александрийской церкви Арий сформулировал учение, которое в общих своих чертах выглядело так: Бог Сын не тождествен по своим качествам Ногу Отцу, Он может быть только нодобосущным, а не единосущным (как утверждала ортодоксальная церковь) Будучи существом тварным, Бог Сын не может сравняться с Отцом, а следовательно, Его надлежит считать существом более низкого плана, чем Бога Отца. Это учение встретило неоднозначный приём среди христиан восточных районов Империи. Часть духовенства и простых верующих охотно восприняли этот тезис, поскольку он более понятно объяснял ряд догматических положений официальной веры. Остальные продолжали придерживаться старой традиции. Для разрешения этого вопроса, явно перераставшего из чисто церковно-богословского в политический, в 325 году был созван Первый Вселенский собор христианской церкви в малоазийском городке Никея. Инициатива в созыве собора принадлежала самому императору, так как он видел, что разделение его подданных на партии в столь важном вопросе вело к созданию напряжённости и даже прямым столкновениям (подчас вооружённым) сторонников арианства и ортодоксов. В результате по окончании заседаний собора Арий и его последователи были осуждены, часть из них отправилась в ссылку в традиционно приспособленные для этой цели районы Подунавья (нынешняя северо-восточная Болгария), другие после отречения были прощены. Между тем сам основатель ереси не успокаивался, и вскоре его взгляды были приняты на вооружение даже теми, кто, не разделяя в общем-то теологических изысканий александрийца, поддерживал его, думая исключительно о противодействии претензиям римского епископата на главенство (или, по крайней мере, верховный авторитет) в делах веры и церкви. Кроме того, очень быстро религиозные пристрастия сомкнулись с политико-придворными интересами и группировками. Правители различных областей Империи, сыновья Константина Великого Констанций и Валент, после смерти своего отца (с 337 г.) разошлись во взглядах на вопросы догматики. Впрочем, их интересовали отнюдь не теологические тонкости, разбираться в которых они предоставляли придворным советниками по делам христианской церкви да учёным богословам и церковным иерархам. Гораздо больше они стремились обрести устойчивую поддержку у христианского населения; при этом правитель Запада придерживался позиции официальной церкви, а глава Востока — арианской. Именно расхождение в политических целях и устремлениях привело в конечном итоге к расколу в среде восточного духовенства, что не вносило стабильности ни в идеологию, ни в повседневность жизни уже полухристианской Империи. Обе стороны взаимно осыпали друг друга проклятиями, предавали анафеме наиболее активных деятелей церкви, уличали друг друга в неверном понимании текстов Священного писания и произведений церковных авторов I—III веков.
В 343 году масла в огонь подлили отцы собора, состоявшегося в Сердике (ныне София). Одним из правил этого собора был провозглашён приоритет епископа Рима в решении спорных вопросов в рамках всей церкви. Естественно, что многие епископы востока Империи не согласились с подобным решением. Споры между ними продолжались довольно долго и на некоторое время затихли лишь в правление императора Юлиана Отступника, когда была сделана попытка в реформированной форме воскресить и вер путь к жизни язычество. Причём не только в качестве религии, но и как основы культуры. Между тем христианское общество, к которому к концу IV века принадлежало, вероятно, около 80 процентов городского и не более 20 процентов сельского населения Римского государства, продолжало порождать из себя всё новые и новые явления, действовавшие во вред «зданию» самой Империи. Идеология христианства коренным образом расходилась с идеологией Рима того периода, когда формировалось его могущество. И совместить сейчас, на исходе четвёртого столетия, старую систему с новой идеологией без какого-либо вреда для обоих оказалось невозможным. Объективно против языческой Империи было и монашество (как явление), и большая часть самого учения, излагавшегося на страницах произведений церковных писателей. Христианская церковь достаточно отрицательно относилась (в лице своих идеологов) к культурному наследию античности. Многие её представители считали литературное, историческое, мифологическое богатство греческой и римской культур ненужным для истинного христианина, поскольку знание, например, истории языческих богов или стихов Ювенала, либо сочинений Фукидида и Тацита было бесполезно для достижения главной цели христианина — спасения души. Следовательно, отягощать свою память знанием подобных вещей не было никакой необходимости. Тем более что во многих из них во множестве содержались сюжеты, моральное содержание которых резко отличалось от христианских постулатов и не могло привлекать людей в качестве положительного примера.
По этим причинам, а также по ряду других, христианская церковь не смогла «влить новое вино в старые мехи», не смогла содействовать упрочению всей Империи.
В начале 80-х годов IV века христианской церкви удалось добиться новых успехов, которые, казалось, могли принести небывалые положительные результаты. В 381 году на Втором Вселенском соборе в Константинополе была достигнута вроде бы окончательная победа над арианством. Был принят так называемый «Никео-Цареградский Символ веры», который до сих пор используется греко-православной церковью (в том числе и в России). Затем на протяжении нескольких лет император Феодосий издаёт ряд декретов, в которых сначала объявляет христианство единственной религией, затем провозглашает её государственный статус, подвергая при этом язычество официальному запрету. Здесь уместно заметить, что реальное отношение сторонников веры Иисусовой к язычеству, особенно к памятникам культуры, было отнюдь не кротким и терпимым. В это время подвергаются разрушению со стороны христиан десятки языческих святилищ и храмов (последние, правда, иногда приспосабливаются под религиозные нужды христиан), не говоря уже о каких-то памятниках прикладного и изобразительного искусства. Об этом рассказывается — и не без гордости — в произведениях позднейших христианских писателей, особенно западных.
Однако далеко не все жители Римской империи стремились как можно скорее и чистосердечно принять постулаты Священного писания. Борьба христианской и языческой культур, прослеживавшаяся на всех уровнях, не позволяла сплотить подданных императора в одно единое целое, способное преодолеть ставший очевидным внутренний кризис и непрекращавшиеся внешние нападения варварских народов Европы и Азии. Более того, в 395 году после смерти Феодосия Империя делится на две части, Западную и Восточную, бразды правления в которых берут в свои руки Гонорий и Аркадий, сыновья покойного. И христианская церковь в них, да и сами государства начинают развиваться своими особыми путями. Фактически уже с этого времени единой Римской империи не существует. Однако в нашем представлении Западная Римская империя как бы олицетворяет собой древнюю Римскую империю, являясь её преемницей. Хотя на самом деле законными преемниками Вечного города себя считали (после падения Западной части империи в 476 г.) византийцы, жители Восточно-Римской империи. На Западе христианское общество оказалось менее восприимчиво к тонкостям богословских споров, бушевавших на Востоке. Здесь более очевидным был другой, исторический по своему значению процесс. В то время как Рим и вся Италия шатались под ударами варваров, церковь, видя полное бессилие государственных структур в деле организации повседневной жизни Империи, пытается — и не безуспешно — взять эти функции на себя. Так постепенно римский епископ приходит к тому положению исключительности, которое свойственно папской власти на протяжение всего средневековья. Но это будет потом, а сейчас, в V веке, он берет на себя заботы об обороне города, о его функционировании, пропитании нуждающихся горожан и т.д. Не торопясь, шаг за шагом, церковь на Западе начинает возвышаться над умиравшим светским государством. Способствовать хоть каким-то образом сохранению, не говоря уж о процветании, этого государства она, даже если бы и хотела, не могла. Более того, идея крепкого светского государства на некоторое время умирает, и её место заступает начавшее недавно формироваться учение о земной теократии и т. д., основными выразителями которого на Западе явились Блаженный Августин (ум. 430 г.) и римский папа Лев I, который, кстати, защитил город от гуннского вторжения и не дал окончательно разрушить его вандалам. Положение же церкви и христианства на Востоке было принципиально иным. В Византии государство быстро включило её в состав собственной структуры и в дальнейшем на протяжении всего средневековья вплоть до падения в 1453 году Византийская (бывшая Восточно-Римская) империя полностью могла опираться на христианскую церковь почти во всех своих устремлениях. Время от времени восточных христиан продолжали сотрясать различного рода богословские споры, не оказывавшие, однако, разрушительного влияния на всё здание греко-кафолической Церкви.
