— Ты обещал позаботиться и о судьбе Игоря, — напомнила она.

— Разве я когда-нибудь не делал того, что обещаю? — Костя был уже в дверях и улыбнулся ей.

Ольга вскочила и подбежала к окну, когда «Фольксваген» Кости уже отъехал. Только из-за того, что слова Марины так потрясли ее, она вновь дала сейчас себя обмануть и не заметила обмана. А ведь в словах мужа было явное противоречие. Все две недели он докладывал ей о том, что Рита в больнице, справлялся у Ибрагима о ее здоровье, а один раз даже лично посетил ее, а выяснилось, что она уже неделю в камере. Значит, если он лжет в этом, он лжет и в остальном. И слова надзирательницы, переданные ей Мариной, которым она не поверила тогда, правда. Зачем Косте сохранять жизнь человеку, которого любит любимая им женщина? Только в том случае, если он глубоко порядочен и благороден, как думала она о нем, а он не такой.

Ольга металась по номеру отеля, ожидая мужа. Услышав, что он возвращается, она села в кресло. Она и не представляла, с каким чудовищем живет. Но, может, она опять ошибается? Она ведь столько раз ошибалась в Игоре, не верила ему.

Костя зашел какой-то мрачный, швырнул плащ на диван гостиной. Сел, не снимая уличной обуви, в кресло.

— Понимаешь, Оленька, все усложнилось, — сказал он. — То ли начальство проведало само, то ли кто-то стукнул, но Ибрагима отстранили от этой должности. На его месте другой, он и русского не знает, говорит через переводчика. Кстати, переводчик в русском тоже не силен. И он принципиален, жесток и принципиален, и выход тут один — побег. Но это очень опасно. Ты понимаешь, милая, на что я способен ради тебя? Ты представляешь, какие еще понадобятся деньги?

— Да, я все понимаю. — Ольга улыбнулась, начиная играть.

Если он лжет, не нужно показывать ему, что ты догадываешься — так будет легче поймать его.

— Я на все готов, — он встал с кресла, перешел к ней, обнял ее, потянулся к ней губами, — а тебе даже кажется странным за это отблагодарить меня поцелуем.

Ольга отшатнулась.

— Я не могу сейчас, как ты не понимаешь, ведь ты умный человек.

— Ты переживаешь за своего друга. Но я делал все, чтобы вытащить его. Тебе передали, что с ним слишком жестоко обращаются, но это не моя вина. Просто его допрашивал уже другой следователь. Я же сказал, Ибрагима отстранили от дела русских, а он по-прежнему брал у меня деньги. Я обманут как сопливый мальчишка, но он поплатится, когда здесь не будет тебя, я с ним рассчитаюсь, — обиженно говорил Костя.

«Вот сейчас все выяснится». — У Ольги сердце выпрыгивало из груди, но она, прижавшись к Косте, сказала:

— Извини, просто я слишком нервничаю. Прости меня. Значит, Ибрагима отстранили давно, а он брал твои деньги?

— Ну конечно! — воскликнул Костя.

Марину выпустили только сегодня, и Абдулла действовал через Ибрагима. Вот все и выяснилось. Ольга встала с кресла, ненавидящим взглядом посмотрела на бывшего мужа.

— Ты все это время врал мне, Костя, и не пытайся больше врать, я знаю больше, чем ты думаешь. Но зачем тебе это, зачем? Я могу понять, ты можешь ненавидеть Игоря. Но чем виновата моя сестра?

— Тем, что она твоя сестра. — Костя тоже встал напротив Ольги, глаза его стали жестокими.

— Продолжай, скажи мне все, хватит этого обмана, — спокойно сказала Ольга, стараясь не вцепиться ногтями в ненавистную, вдруг показавшуюся ей жирной, физиономию Кости.

— А дело в том, что я люблю тебя и хочу, чтобы ты была со мной. Я покупал тебе лучшие платья, лучшие вещи, чтобы ты выкинула из головы своего друга-бандита, но все напрасно. Я обещал тебе спасти твою сестру и его, но на тебя и это не повлияло — ты каждую ночь отказываешь мне, — говорил он. — И ты думаешь, что, пока ты так себя ведешь, пока ты отказываешься быть моей женой, я стану им помогать?

Вот это уже была горькая, настоящая правда жизни, к которой с детства привыкла Ольга. Что-то слишком добрым и бескорыстным предстал здесь перед ней Костя.

— Но зачем я тебе, зачем? — почти простонала она. — Ведь я люблю другого.

— Мне нужна ты, понимаешь, ты, твое тело, твоя внешность. Что за дело мне, какие мысли будут в твоей голове, если ты будешь со мной, а я буду тобой обладать? — усмехнулся Костя. — Да и забудешь ты его, очень быстро забудешь. Ты уже хлебнула лиха и в Москве после расставания со мной, и здесь. А этот парень никогда не сможет дать тебе того, что дам я. Он безработный, и я позабочусь, чтобы его не взяли ни на одну из нормальных работ. У меня большие связи, ты даже представить себе не можешь какие. — В его лице была жесткость. Наверное, так он разговаривает на работе с подчиненными или конкурентами. — Короче, я предлагаю компромисс, — он сел, хлопнув себя руками по коленкам.

«Какие у него противные жирные руки, — подумала Ольга, — и как противно свисает брюшко, несмотря на его походы на теннисный корт».

— Я устраиваю им побег, плачу охране, надзирателям, начальнику управления — всем, кому потребуется, — говорил он, и его слова отдавались в ушах Ольги гулким эхом. — Тебе придется уехать, потому что, если сорвется, от Риты потянется нить к тебе, и могут вторично взять тебя как организатора побега. Итак, ты уезжаешь. Сегодня. Дня через два я возвращаюсь с Ритой. Нужно время на организацию побега, если не удастся выкрасть ее документы, на подделку паспорта. Твой любовник тоже окажется на воле и тоже будет снабжен документами.

— Как я могу тебе верить, что ты не оставишь его там? — спросила Ольга.

— Твоя сестра не станет тебе врать, она встретится с ним при побеге и расскажет тебе все, — ответил Костя. — А ты в Москве возвращаешься ко мне, нам не нужно даже заново регистрировать брак — мы не разведены.

— Костя, вспомни, почему мы расстались, — возразила Ольга. — Я не смогу быть просто домохозяйкой, я не люблю тебя настолько, чтобы просто жить и ждать тебя. Это будет пытка, а не жизнь. И не только для меня.

— Я переменил свои взгляды, ты можешь вернуться в кино, — пожал плечами Костя. — Теперь я достаточно могуществен, чтобы мою жену снимали в первых ролях и не тащили в постель.

— Я не могу вернуться в кино, я бездарна, так сказал Кондратенко, хоть он и вел себя не совсем пристойно, но я ему верю, — возразила Ольга.

— Оленька, сколько раз я говорил тебе, что все на свете продается и все покупается, главное — назвать правильную цену. И у него она была. Сначала он кричал: «Уйдите вон, она талантливейшая из наших молодых актрис!», — потом, по мере повышения суммы, что я ему предлагал, его запал становился все меньше, а потом он даже согласился сыграть сцену твоего совращения, по-стариковски причитая, когда я отсчитывал ему деньги: «Как жаль, кинематограф столько потеряет…»

— Как ты мог… — больше ничего она не могла сказать.

— Мог, я хотел так, и я так сделал, я мужчина, и если я буду поддаваться сентиментальным порывам, я буду не мужчиной, а тряпкой, — сказал Костя. — Конечно, мне было жаль старика…

— А меня… ведь ты никогда меня не любил, если так… — слова куда-то исчезали, да и нужны ли были слова.

А в лице Кости она увидела ту злость и жестокость, что видела тогда, на даче, когда они познакомились. Первое впечатление самое верное. Он и был таким, избалованным сынком богатых родителей, привыкшим получать все, что захочет.

— Любил, не любил? Я тебя хотел, как никого не хотел, особенно когда ты стала сопротивляться и чуть не расколола стеклянную стену зимнего сада. Я предлагал тебе деньги, но на них ты не купилась, — говорил он.

— Потому что не все продается. — Сколько раз они в семейной жизни смеялись, когда она говорила эту фразу. — Я не продаюсь.

— Продаешься, — язвительно сказал Костя, — но не за деньги. За что-то другое — за комфорт, спокойствие, наличие рядом мужа, который снимет твои проблемы.

— Нет, ведь я не вернулась к тебе после разрыва, хотя мне было порой очень трудно.

— Значит, твоя цена другая, — расхохотался Костя. — Знаешь, какая? На той чаше весов, где кладут золото, будет твоя сестра, твой любовник, и ты будешь со мной. Вот твоя цена.