— Да как вы можете?! — Ольга вскочила как ужаленная, прошлась по кабинету несколько раз, бессильно опустилась в кресло, вглядываясь в лицо Кондратенко.
Еще недавно оно ей так нравилось. И мешки под усталыми глазами, и глубокие морщины на лбу и около губ — все это делало его привлекательным, говоря о нем, как о человеке, который отдает все силы работе и безмерно устает. Ольга боготворила его как творческую личность и совсем не думала о нем как о мужчине. А как мужчина он показался ей отталкивающим.
— Я ведь ваши фильмы еще ребенком видела, я ими жила, — говорила она. — А вы такое говорите… Это же грязь…
— Ах, Оля. — Режиссер вдруг опустился перед ней на колени и обхватил руками ее ноги, плотно сжал их, не давая встать и уйти. — Милая Оля, какая грязь? Откуда? Если и есть грязь, то лишь та, которой вы поливаете меня, старика. Ну как вы могли подумать, что я ищу какую-то выгоду для себя? Бог с ним, с этим миром кино. Ну да, здесь царят такие законы, как и везде, и все друг с другом спят, чтобы чего-то добиться. Это нормально, ничего просто так нигде не делается, а искусство — это жертвенность, вот и жертвуют. Но у нас с вами все будет совсем не так, совсем не так! Я искренне люблю вас, чисто, от всего сердца. Давайте будем вместе, создадим творческий союз двух сердец. Одного — старого, доброго и любящего, другого — молодого, нежного, порывистого. Я буду вашим кормчим в мире кино, я сделаю вас настоящей звездой, и никто не посмеет сказать, что здесь замешана грязь… Никто не скажет, что я ради постели продвигаю бездарность…
Ольга, окаменев, слушала его и не могла вымолвить ни слова. Его лицо, усталое, доброе и насмешливое, которое она с детства видела в кинопанорамах, прижимаясь к ее коленям, то смотрело на нее снизу вверх, то пряталось, тычась носом, в ее ноги. Отчаяние, отвращение, ужас — все смешалось в ней, а он вдруг поднялся и, видя, что она сидит недвижимо, пытался ее поцеловать. К ее губам прикоснулись мягкие мокрые губы, и она уловила неприятный старческий запах. Сбросив оцепенение, она оттолкнула его, желая подняться, но он с непонятно откуда взявшейся юношеской ловкостью просунул правую руку ей за спину, а левую — между ее стиснутых колен и, приподняв ее, повалил на диван, навалясь сверху и вновь прильнув губами к губам. Ольга схватила его за плечи, стараясь с силой оторвать от себя, но тут хлопнула дверь, и Ольга замерла, услышав знакомый голос мужа.
— Ага, вижу, репетиция в самом разгаре, — зло произнес он. — А я все никак понять не мог, отчего же находиться на репетициях близким людям не положено… Не принято, так ты сказала, дорогая супруга?
Владимир Владимирович сразу обмяк, сполз с дивана так, словно его сзади ударили, и сел в кресло, состарившись лет на двадцать, как-то ссутулившись и прикрыв голову руками, будто обороняясь от нападающего. Но бить его никто не собирался. Константин стоял у двери, плотно прикрыв ее за собой, засунув обе руки в карманы своего длинного пальто, и даже не смотрел на него — его взгляд, выражающий презрение и брезгливость, был направлен на жену, все еще лежащую на диване с задранной юбкой.
Когда Константин широким шагом быстро пересек кабинет, направляясь к дивану, Ольга, вскрикнув, испуганно закрылась рукой.
Но Константин не ударил, он взял ее за руку и дернул, поставив на ноги.
— Не бойся, я, к сожалению, не бью женщин, даже таких, как ты, — сказал он, поправляя ее юбку, потом принес ей шубу, брезгливо сказал:
— Одевайся.
У Ольги дрожали руки, она никак не могла попасть руками в рукава.
— А вы, — Константин властно взял ее под руку, повернулся к Кондратенко, все еще сидящему в кресле, — вы мне отвратительны со всем вашим искусством, хоть виноваты вы и меньше, чем моя жена.
За ними захлопнулась дверь, потом ворота «Мосфильма». Ольга покорно шла рядом с мужем, села в джип. Костя сел за руль и закурил, достав пачку сигарет, хотя курил только в исключительных случаях — если курили его деловые партнеры, от которых он зависел.
— Ты понимаешь, надеюсь, что такая жена не нужна ни одному мужчине, — выкурив вторую сигарету, наконец заговорил Костя.
А джип продолжал стоять у мосфильмовских ворот.
— Костя, поехали домой, я тебе все объясню, — сказала Ольга.
— Не нужно ничего объяснять, я ведь все видел. — Костя нервно засмеялся. — Нужно было зайти попозже, вы бы уже разделись… Но с меня достаточно и того, что между вами было… Ты обнимала его, целовала…
— Костя, но все не так, я отталкивала его, а не обнимала, он насильно уложил меня. — Ольга заглядывала в холодные глаза мужа.
— Вот что. — Костя вдруг зло посмотрел на нее, повернувшись к ней всем корпусом. — Мне ли не знать, что, если ты не хочешь мужчину, ты будешь бороться как пантера… Ты найдешь способ не быть изнасилованной. На даче моих родителей ты хорошо соображала, когда собиралась разбить подсвечником стеклянную стену, чтобы сработала сигнализация и приехала милиция… А здесь тебе было достаточно крикнуть, и тебя бы услышали люди. Так что не морочь мне голову, а то я забуду, что ты женщина, и не сдержусь.
— Костя, милый, я ни в чем не виновата. — Ольга положила ладонь ему на руку, но он отдернул ее. — Ну что мне сделать, чтобы ты поверил мне?
— Поверил? Ты думаешь, я не знаю, что он ухаживал за тобой и заезжал за тобой в наш дом? Уже даже мои сотрудники в курсе твоего романа, знают, что вы встречаетесь за моей спиной…
— Но это неправда, между нами ничего не было, — настаивала Ольга.
— Даже если и не было, то лишь потому, что мне это надоело, и я решил вам помешать. И так или иначе, а мне не нужна жена, которая подрывает мою репутацию. — Костя включил двигатель и нажал на газ. Машина поехала.
— Ты… ты из-за этого подашь на развод? — побелевшими губами спросила Ольга.
— Да, если ты еще раз переступишь порог какой-нибудь киностудии, — ответил Костя.
— Но это же глупо, ведь это простая ошибка, не все режиссеры такие, — молила Ольга. — Костя, я умоляю тебя, подумай сам. Это моя жизнь.
— Подумать только, — зло засмеялся Костя. — И это вместо того, чтобы умолять меня о прощении после того, как я… — он оборвал фразу, махнув рукой.
— Но, Костя, я не смогу без… — начала Ольга и проглотила конец фразы. Костя резко затормозил, так что джип тряхнуло, и, если бы не ремень безопасности, Ольга не удержалась бы на сиденье.
Костя вышел, открыл дверцу с той стороны, где сидела Ольга.
— Выйди, пожалуйста, — спокойно сказал он.
— Зачем? — Ольга выполнила его просьбу.
— Если ты не можешь без этой грязи, без секса со своими режиссерами, партнерами, продюсерами, то твой дом вон там, — он показал пальцем в сторону мосфильмовского городка, повернулся, сел в машину, захлопнув обе дверцы.
Ольга, оторопев, смотрела на него сквозь стекло автомобиля, не веря происходящему. Ей казалось, что это происходит не с ней или что она видит дурной сон и сейчас проснется.
— А если ты поймешь, что не сможешь без меня, позвони, и телефон, и пейджер ты знаешь. А я всегда готов выслушать тебя и простить, — сказал он, опустив стекло, потом он медленно поднял его, и машина уехала.
«Этого не может быть», — думала Ольга, и ее мысли совпали с мыслями мужа. Ольга, которая все еще не могла двинуться с места, увидела, что машина возвращается. Джип затормозил рядом с ней, и Ольга, улыбнувшись, подошла к дверце, подергала ручку, но она не открывалась. Если он не хочет ее впускать, то зачем приехал?
— Я совсем забыл, — сказал Костя, опуская стекло. — Ты больше со мной не живешь, так что верни ключи.
— Возьми. — Ольга опять попала во власть тягучего странного сна.
— Прощай, — сказал Костя, — но, если передумаешь, звони. — Он поднял стекло, и машина сорвалась с места, на этот раз скрывшись окончательно.
Ольга еще долго стояла в оцепенении, не веря случившемуся. Но февральский пятнадцатиградусный мороз постепенно привел ее в чувство. Ольга, привыкшая ездить на машинах, давно уже не относилась к одежде как к чему-то утилитарному. Да, в общем, и одевал-то ее муж, привозя ей из загранкомандировок красивую дорогую одежду. Шуба из голубого соболя была не только безумно дорогой, но и теплой. Даже о том, что в морозы носят головные уборы, Ольга не вспоминала давно, и сейчас стояла на ветру, под хлопьями снега без шапки, и изящные полусапожки тоже не спасали от холода. В сумочке было немного денег, их хватит на то, чтобы нанять такси. А куда она поедет на этом такси? Близких подруг у нее не было. Она — человек семейный, а Костя любил после рабочего дня тишину и покой, и его раздражало присутствие в доме посторонних. Самую близкую подругу Ольги — Вику — он вообще запретил приглашать к ним в дом, даже на праздники, когда собирались его друзья.
