Ольга часто видела Кондратенко по телевидению, несколько раз — из зала, когда он был на сцене, несколько раз мельком, сталкиваясь с ним в коридорах «Мосфильма», но никогда она не разговаривала с ним лично, если не считать телефонного разговора, и только мечтать могла о том, что настанет день, когда она сможет сидеть с мим в машине и он будет подводить ее к киностудии.
— Доброе утро, Оля, — сказал режиссер, слегка наклонив голову, чтобы видеть девушку, когда она, робев, взялась за ручку дверцы, не решаясь сесть рядом с такой величиной. — Как вам сегодня спалось? Надеюсь, прекрасно, и вы готовы к работе?
Он так добродушно улыбался, что разогнал все Олины страхи, и она, улыбнувшись в ответ, села в машину.
Ее как-то сразу покорила атмосфера простоты и непринужденности, которую излучал этот всемирно известный человек. Но первые минуты знакомства все же были омрачены. Устраиваясь на переднем сиденье рядом с режиссером, Ольга заметила, что за ней, видимо давно, наблюдает соседка — полная женщина пенсионного возраста, наверное вышедшая в магазин и увидевшая, как Ольга подошла не как обычно, к серому джипу, а к белой «Волге». Соседка была с мужем, и он безуспешно тянул ее в подъезд, но она приросла к месту, а когда Ольга захлопнула за собой дверцу автомобиля, пошла им навстречу и изогнулась всем телом, стараясь рассмотреть Олиного знакомого. Увидев Кондратенко, которого вся страна знала в лицо, она ахнула, прикрыла рот рукой и пошла обратно к подъезду, что-то возбужденно говоря своему мужу.
— Ох уж эта мировая слава, — засмеялся режиссер, тоже заметивший Олину соседку. — Теперь пойдет молва, что я завел себе новую очаровательную пассию, и никому ведь ничего не объяснишь… Вот как рождаются слухи… А вы, Ольга, слышали, что я ловелас и сердцеед? — Он вел машину и продолжал шутить. — А вы чего-то испугались?
До Ольги такие слухи доходили, но о ком из известных людей не сплетничают? А сейчас она думала о том, что будет, когда соседка расскажет обо всем всему дому, и что будет, если слухи, искаженные, как обычно, сплетниками, дойдут до ушей ее мужа. И ей стало так неловко под внимательным взглядом соседки, словно она, замужняя женщина, и в самом деле садилась в автомобиль с какой-то определенной целью. Это ощущение, которое смущало ее, возникло из-за того, что она все-таки чувствует вину перед мужем, потому что лжет ему. Но не рассказывать же это Кондратенко? И она, притворно вздохнув, спросила:
— А вы бы не боялись, если бы были начинающей актрисой и сидели в машине с таким режиссером, как вы? Я, даже когда была студенткой ВГИКа, так не волновалась.
— Браво, браво, — засмеялся Кондратенко. — Я даже поверил вам и чуть не взлетел в заоблачные дали от слов молодой красавицы. Но вы — актриса, дорогая, и актрисам доверять нельзя, и смутились вы из-за чего-то еще. Я, кажется, понимаю, из-за чего. Мне, кажется, говорили, что у вас ревнивый муж… Видите, я навел о вас справки. Я вам сочувствую, но я рад вашим эмоциям, они помогут вам лучше войти в роль. Она ведь у вас соответствующая. Сначала — неверная жена, потом — убийца. А, скажу я вам, женщина-убийца с таким милым взглядом, как у вас, это не шутки, да-с. И, главное для вас, пройти пробы. И, может быть, они именно из-за этого инцидента окажутся удачными, и соседка-сплетница поможет рождению звезды…
Слова режиссера, его шутки развеяли Олины страхи. В самом деле, разве важна Костина необоснованная ревность? Важно только искусство, и, может быть, через мною лет она будет в своих интервью с теплотой вспоминать соседку, заставившую ее испытать чувства женщины, обманувшей своего мужа перед тем, как сняться в таком же эпизоде. И ее радовало, что Кондратенко оказался таким простым и милым в общении, что с ним так легко и, вероятно, так же легко будет работать.
— Как ни странно, я чувствую, что это моя роль, — больше не стесняясь его и забыв о том, что она эту роль еще не получила, делилась Ольга своими мыслями. — А говорят, Достоевский, сочиняя своих убийц, избавлялся тем самым от страшною соблазна. Может быть, и у актеров так же? Хотя в себе тяги к убийству я не замечала…
Через полчаса они уже ехали по Мосфильмовской улице. Слева высилось огороженное решетчатым забором пространство — территория «Мосфильма», целый городе павильонами, с картонными нарисованными замками и прудами, рощами и полями сражений — манящий мир, где делалось большое кино. Потом все вот это, искусственное, ненастоящее, будет казаться реальным зрителю, а игра актеров будет казаться правдой. А мастер, который вдохнет жизнь в иллюзию, сидит рядом с Ольгой и выглядит вполне рядовым человеком. Но это тоже до поры до времени, пока не началось таинство творческого процесса, заставляющего превращать в сознании людей картонные стены в каменные, а изображаемые чувства в настоящие, способные вызывать сопереживание, ответные радость и боль в сердцах и душах зрителя.
Это место было давно знакомо Ольге, но каждый раз она словно рождалась заново, пересекая эти священные для любого актера границы.
Попав внутрь, они зашли в маленькое здание, стоящее первым, — в актерский отдел. Пожилая женщина, занимающаяся картотекой, заулыбалась, увидев Кондратенко, и быстро отыскала Ольгины фотографии и карточку с данными.
— Ну а теперь все самое трудное позади, и остались пустяки, — снисходительно и добродушно подшучивал Кондратенко, пропуская Ольгу в другое здание, где проходили кинопробы. Всего лишь предстать перед комиссией и понравиться ей.
Он оставил Ольгу в небольшом холле, где на мягких креслах уже сидели несколько молодых актрис, как поняла Ольга, ее конкуренток. Девушки вскочили, как школьницы, приветствуя появление режиссера.
Он кивнул им, став сразу каким-то недосягаемым и деловитым, и пошел к двери одной из комнат.
— Подождите здесь, — сказал он Ольге тоже деловито и сухо, словно только что не шутил и не смеялся с ней всю дорогу.
Ольга поняла, что делается это для девушек, которые смотрят на них, но даже совместного ее появления с режиссером было достаточно, чтобы они начали обсуждение. И когда Ольга тоже опустилась в одно из кресел, она то и дело ловила на себе изучающие завистливые взгляды, а если девушки, разговаривая между собой, понижали голос, ей не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять, что речь идет о ней.
Молодой парень с длинными черными волосами, которые не мешало бы хорошенько вымыть, появился на пороге комнаты, где скрылся режиссер, пригласил туда одну из девушек. Несмотря на уверенность, что она получит роль, Ольга заволновалась. Когда девушка вышла, настала очередь Ольги. Ольга вошла и очень удивилась, обнаружив, что комиссия состоит из Кондратенко и этого парня, представившегося помощником режиссера. Был еще в комнате оператор, снимающий пробы на видеокамеру. Ольгу это обрадовало, и волнение ушло, уступив место знакомому Ольге чувству актерского вдохновения, когда забываешь самого себя и начинаешь думать и переживать, как того требует твой персонаж. Ольга еще до проб из разговора с режиссером знала, что за сценку ей предстоит сыграть: это был эпизод с главной героиней фильма, в котором ее уличают в неверности и позже она становится убийцей мужа. Что такое пробы, она тоже хорошо знала, и совершенно необорудованная для игры комната, где отсутствовали соответствующие сцене декорации и стояло лишь несколько стульев, не смутила ее. Таковы правила. Актерский талант или его отсутствие легче разглядеть без декораций, в обычной комнате, где актеру предстоит разыграть свою роль, садясь, например, на стол так, как будто это край небоскреба, и смотреть куда-то в стену так, словно ты видишь перед собой марсианский пейзаж. Только потом, если комиссия одобрит, актер отправляется на съемочную площадку, где окажется и небоскреб, и марсианский пейзаж.
Помощник представил Ольге ее партнера, актера Белова, пожилого мужчину, хорошо известного зрителю по множеству кинофильмов и уже утвержденному на главную мужскую роль. От актера, которому незачем было переживать из-за проб, веяло на расстоянии равнодушием к предстоящему процессу, и Ольгу это даже обрадовало.
