Была чудная ночь; горный воздух был как-то особенно легок и чист. Несмотря на усталость, спать не хотелось; мы вышли на балкон и, усевшись на подушки, слушали интересный рассказ нашего хозяина о том, как его народ живет в своих аулах. Вся домашняя работа, хозяйство, работа в огородах и проч. лежит на женах, количество которых зависит исключительно от средств мужа. Мужья покупают жен за деньги или выменивают на лошадей, и тогда сделка проходит гладко и полюбовно, но бывают и случаи похищения в соседнем ауле намеченной в жены девушки, причем в таких экспедициях участвуют и ближайшие родственники, и тогда часто все дело кончается кровопролитием и убийством, переходящими в дальнейшем в кровную месть двух родов. Женщина — раба, не имеющая права ни сидеть за одним столом с мужчиной, ни покидать ограды своей сакли. Мужчины же, как правило, вообще ничего не делают и страшно ленивы. Назначение их — защита своего очага от всевозможных кровных мстителей. Грабеж как средство существования в их жизни совершенно узаконен, особенно если это касается ненавистных соседей их — терских казаков, с которыми чеченцы с незапамятных времен ведут войны. Все мужчины, и даже дети, всегда при оружии, без которого они не смеют покинуть свой дом. Грабят и убивают они преимущественно на дороге, устраивая засады; при этом часто, не поделив честно добычи, они становятся врагами на всю жизнь, мстя обидчику и всему его роду. Торговли они почти не ведут, разве что лошадьми. Край богат и при женском только труде кормит их с избытком. В политическом отношении чеченцы совершенные дети и ни в чем не разбираются. Они слепо преклоняются перед русским царем и в особенности — перед великим князем Михаилом Александровичем, бывшим начальником «Дикой дивизии», портрет которого висит буквально в каждой сакле[30]. Большевизм им непонятен, но чутьем они видят в нем врага, покушающегося на те льготы и права, которые были им дарованы царем. Керенского же они просто презирали и считали «жидом». Идеи Белого движения чеченцы объясняли себе с трудом и вообще относились с недоверием ко всему, что не было санкционировано законным монархом.
Поговорив вдоволь с нашим гостеприимным хозяином, мы улеглись спать; хозяин последовал за нами в комнату и, положив винтовку рядом на подушку, лег на полу поперек двери. Мы пробовали протестовать, но он заявил, что это его право и долг, как хозяин он и весь его род отвечают за благополучие и безопасность гостей.
Проснувшись рано утром, я решил пойти выкупаться в реке Сунже, протекавшей здесь же под обрывом. Каково же было мое удивление, когда я, выйдя из ограды, увидел идущими за мною двух вооруженных сыновей хозяина. Я почувствовал какую-то неловкость и просил их не беспокоиться, но они запротестовали: «Твоя наш гость, и наша должна тебя охранять и ей-богу зла не делает».
Я стал раздеваться; они повернулись ко мне спиной, сели на корточки, зажав винтовки в руках, и в такой позе оба просидели, пока я купался и одевался, после чего снова проводили меня в саклю.
Поднявшись на гору, я остановился и долго любовался. Все было так красиво и необыкновенно: живописно разбросанный среди гор и утопающий в зелени аул имел какую-то особую прелесть, внизу между скал с шумом неслась быстрая Сунжа. Тут же, по узкой тропинке, под гору за водой шла нескончаемая вереница смуглых чеченок в пестрых платках, с высокими медными кувшинами на головах. Шли они медленно, бесшумно, опустив глаза. Все это было торжественно-красиво и так далеко от городской жизни и большевизма...
Напившись чаю и распростившись с нашим милым хозяином, мы, на этот раз уже с конвоем в 8 стражников, на тачанке выехали в следующий аул Алхан-Юрт. Проехав верст десять по красивой горной дороге и дважды пройдя вброд небольшие речки, мы попали в узкое среди скал ущелье; как вдруг из-за камней выскочило несколько вооруженных чеченцев-абреков, загородивших нам дорогу. Но, увидав офицерские погоны, а главное — стражников сзади на подводе, они расступились и пропустили нас, злобно оглядываясь. «Кажется, вовремя нас нагнали стражники, иначе нам бы несдобровать, — сказал ротмистр Феденко-Проценко. — Ведь это все абреки-разбойники, выходившие за добычей». На всякий случай денщики зарядили винтовки, а мы вынули из кобур револьверы.
Подъехав к аулу Алхан-Юрт, мы увидели груду развалин: аул был почти весь сожжен казаками. Мы направились к правлению. Заметив нас издали, нам навстречу с криком бросилась вооруженная толпа. Минута была довольно жуткая; мы немного растерялись; они, очевидно, приняли нас за казаков — своих злейших врагов. Но тут конвой выехал вперед, вышел переводчик и объяснил, кто мы. Нас окружили и долго недоверчиво рассматривали. Мы предъявили предписание о мобилизации 20 всадников-джигитов. Они наотрез отказались. Тогда ротмистр Феденко-Проценко объявил, что это требование Главнокомандующего и что если к 23 июля требуемые всадники не будут выставлены, то будут вызваны казаки. Почувствовав, что за нами сила, жители, поспорив, согласились и, желая, очевидно, сгладить первое впечатление, стали усиленно приглашать нас на какое-то торжество с тем, чтобы мы только остановились в ауле.
Отказавшись, мы уехали дальше и, проделав еще около 20 верст, въехали в чудный богатый аул Старый Артык. Здесь нас поджидал уже сход в полном составе. При содействии старшин и «почетных стариков» мы приняли на этот раз сравнительно быстро, согласно предписанию, 60 всадников. Конечно, все это не обошлось без торговли и просьб, но теперь у нас уже выработалась сноровка и все проходило довольно гладко.
По окончании приема всадников к нам подошел старый чеченец, знакомый по астраханскому походу, ординарец начальника дивизии, находившийся здесь в отпуску, и пригласил к себе. Отлично накормив, он отвел нам богато устланную и увешанную коврами комнату. «Старики аула» беспрерывно приходили, прося о разных поблажках и отсрочках. Видя наше упорство, но желая все же добиться своего, они стали предлагать нам подарки, ценные кинжалы, бурки, седла, но мы отклонили все эти подношения, настаивая на своем.
На следующий день мы были приглашены в гости к одному старику чеченцу. В назначенный час к воротам сакли нашей собралось человек 5—6 вооруженных чеченцев: это был конвой, присланный, чтобы нас сопровождать. Нас широко угостили, было выставлено много кукурузной водки, подавали отлично и своеобразно приготовленных цыплят, плов с кишмишем, шашлык, зелень и еще какие-то очень вкусные блюда. Все родственники хозяина, как это у них положено, пока мы обедали, стояли у стены и созерцали нашу еду.
Часов около 11 вечера хозяин пригласил нас пойти с ним к соседу на свадьбу. В саду на коврах сидели гости, освещенные несколькими факелами. В стороне помещалась невеста, на этот раз купленная, среди своих сверстниц-девушек. На противоположной стороне жених и его друзья танцевали лезгинку с кинжалами во рту. Все танцы сопровождались оглушительной стрельбой в воздух, выражавшей веселье и восторг гостей. Временами начинался общий танец под звуки зурны или гармоники. По обычаю чеченцев, кавалеры танцевали в двух-трех шагах от своей дамы, не смея до нее дотронуться, но стараясь непременно при каждом повороте выстрелить в воздух из револьвера, отчего пальба шла беспрерывно. Неожиданно ко мне приблизился чеченец и, разрядив у самого моего уха свой автоматический пистолет, сказал мне, протягивая руку: «Мой сын будет служить у тебя в эскадроне, твой ей-богу мне нравится». Стрельба у самого уха — это наивысшее выражение симпатии, но от этого начинало уже шуметь в голове.
Среди гостей я заметил одного чеченца, за которым по пятам ходили три других с оружием в руках. Я спросил объяснений у хозяина, оказалось, что это «кровник»: четыре года тому назад во время ссоры он зарезал кинжалом другого чеченца, и теперь весь род последнего мстит ему. В итоге один род должен вырезать другой, и потому-то честь семьи заставляет охранять его.
По знаку хозяина вдруг все смолкло; нам принесли угощение и снова ту же ужасную мутную водку. Жених и невеста ушли в саклю, куда за ними последовали два «почетных старика аула». Прошло немного времени, и «старики» вынесли и предъявили гостям кусок материи с пятнами крови... Ответом на это была бешеная стрельба в воздух и дикие танцы с кинжалами и бросанием вверх оружия. Молодая была принята в семью. В противном случае деньги возвращаются назад и, как нам говорили, по неписаному закону несчастную женщину забивают насмерть. Уже поздно ночью мы возвращались домой, провожаемые всем аулом с факелами и стрельбой.
