С этими мыслями Игорь уснул, а когда на следующее утро Анжи не появился снова, его решимость произнести нечто непоправимое немного подтаяла. Желание высказаться категорично – стало меньше, но не исчезло совсем. Дело в том, что его сестре Варе исполнялось девятнадцать, и она заявила – раз уж её брат «ненормальный», то она должна хотя бы увидеть того, кто послужил причиной.

В детстве Варька была той ещё капризной плаксивой принцессой, но после смерти матери из-за затяжной болезни резко повзрослела – стала саркастичным скептиком, эдакой записной стервой с романтичным уклоном где-то глубоко внутри – чтобы и не найти. Когда у матери случился инсульт, Варя с братом пытались найти родственников, но бесполезно – по материнской линии все умерли, а по отцовской не желали знать «бродяжек» вовсе.

Игорь переживал смерть матери очень тяжело: он был обязан поддерживать сестру, работать и практически круглые сутки надевать на лицо вежливую маску. Приютом казалась только квартира Анжи – это был пятнадцатый месяц их отношений, и перед Андреем кошак не боялся выть от безысходности, рычать от отчаяния, сипеть от тоски. Анжи молчал, а когда любовник ложился головой на его колени, безмолвно перебирал волосы Игоря, непроизвольно заставляя его засыпать. Тогда Андрей запрокидывал голову назад и одними губами молился, вспоминая полузабытые строчки, которые каждый раз перед сном надиктовывала своим сыновьям истинная христианка – мать. Андрей не верил, действительно не верил в Бога, но просил: если там, наверху, кто-то есть, пусть поможет не ему – ему незачем, а тому, кто видит беспокойные сны, стискивая зубы, чтобы в очередной раз взять себя в руки. Он просил помочь единственному человеку – Игорю, так как никто не заслуживал помощи больше, чем осиротевший кошак.

Андрей не ходил с Игорем на похороны, но никогда не отказывался навестить могилу вдвоём.

А ещё у него было какое-то звериное чутьё, позволяющее избегать встреч с родной сестрой любовника.

Когда Анжи, напившегося, в местами подранной, той самой ветровке приволокли друзья, Игорь собирался на работу. Часы показывали девять утра третьего дня, как студент не показывался дома, даже на пары приползая из очередной хаты, в которой оставался на ночь.

Мужчина проигнорировал взгляды далеко не трезвых парней, поднял сонного Анжи на руки и захлопнул перед остальными дверь.

Откровенно говоря, студент мало чем отличался от типичного бомжа: одежда в хлам, мозги – тоже. Андрей не осознавал, где он, скользя взглядом по очертаниям предметов. Тихо ругаясь, Игорь втянул любовника на кровать – там разул, раздел, не брезгуя прикасаться к грязному телу. Он прикинул, удастся ли за оставшееся время побриться, и укрыл парня одеялом.

Наверное, тогда вся обида испарилась, оставив после себя глубокое понимание: Анжи такой, какой он есть. Кто-кто, а он так же кладёт свои невидимые булыжники в неустойчивую стену, и пусть большинство из них довольно лёгкие, однако некоторые настолько тяжелы, что никто другой и не подымет. В такие моменты кто-то иной бросил бы безнадёжное дело, а этот – упорствовал, обдирая пальцы до крови, но миллиметр за миллиметром двигая проклятую каменюку в нужном направлении.

От понимания мгновенно становится легче – словно сбросил со спины многотонный валун; но пока ситуацию не изменить – Анжи смертельно обижен, а тот, кого он считает «врагом народа», стоит рядом, задумчиво смотря на выглядывающие из-под одеяла тонкие пальцы. Игорь не уверен, но, кажется, Андрей когда-то упоминал, что закончил музыкалку.

Сев на их постель, мужчина провел тыльной стороной ладони по щеке парня, скользнул ею к шее, наблюдая за мерно вздымающейся грудью. Кинув взгляд на часы, со вздохом признал своё поражение – ему пора идти. Уходя, он знал, что вернётся в пустую квартиру.

Так и случилось.

Со скрипом стиснув зубы, Игорь бросил рабочую сумку на пол, разулся и, даже не снимая куртки, вышел на балкон.

Сейчас он и сам, чёрт побери, не понимал, что за чувства буйствуют внутри него. Он вообще редко выходил из себя, но здесь…

- Анжи…

Удивительно, это имя многим лучше любой валерьянки его успокаивало. Ушел… опять ушёл, несносный мальчишка. Оживил, достал, довёл до ручки и свалил подальше. Придурок с гигантскими тараканами в голове, но… чем ближе к нему, тем теплее. Тем сильнее влекущее, заманчивое чувство обладания.

Игорь едва удержался, чтобы не закурить. Просто широко распахнул окна балкона и, опираясь на локти, посмотрел вниз. Удержался потому, что при том количестве горечи во рту, вкус сигарет показался бы невыносимо сладким. Игорь не жаловал сладости, она ему претила, если, конечно, дело не касалось Анжи.

Вздохнув, он посмотрел на крыши соседних домов, где мелькали осколки тихо умирающего солнца. Рассеянно вытянул перед собой руку, сжал её в кулак.

Он должен быть сильным. Терпеливым. Хотя бы потому, что служит для Анжи чем-то вроде дракона, ревностно охраняющего своё мелкое сокровище. И как ни крути, Игорь до умопомрачения любит эту роль. Возможно, потому, что для неё не приходится перекраивать характер.

Чтобы успокоиться, потребовалось двенадцать вдохов-выдохов и один жалобный мявк со стороны некормленой животины.

Присев на корточки, мужчина почесал Редиску за ухом:

- Ладно, пойдём, покормлю, раз Анжи плевал на нас с высокой колокольни.

Поднявшись, он пошел в кухню, зная, что котёнок следует за ним по пятам. Там всё осталось таким же, как до его ухода. Значит, Андрей, не евши, выскочил, едва разлепив глаза. Пакость мелкая.

Потерев переносицу, Игорь достал кошачий корм и пачку зелёного чая с потрясающим ароматом. Сегодня он намеревался дождаться блудного засранца, даже если опоздает на работу.

За окном постепенно тух свет. Котёнок умостился на коленях у сидящего на стуле Игоря, по-прежнему не снявшего верхнюю одежду. В комнате тоже темно – уходящее солнце пожадничало, украв последние лучи.

Пару минут назад мужчина распахнул все окна квартиры, и теперь она дышала запахом весеннего ветра, асфальта и аппетитных персиковых булочек.

Соседи снизу всегда делали их по четвергам, пару раз угощая двух живущих вместе «холостяков». Удивительно, но ни у кого не возникало вопросов насчёт совместного проживания молодых людей. Возможно ли, они смотрятся слишком органично, чтобы ориентироваться в пространстве порознь?

Пригубив горького напитка без сахара, Игорь откинул голову назад – на стенку холодильника – и прикрыл веки.

Так прохладно… Выгнать бы из головы дрянные левые мыслишки.

А может, что-то не так в нём самом? Конечно, легче обвинить Андрея, но это не выход.

Ссора – в ней виноваты оба.

Игорь никогда не был по-настоящему мягким или слабохарактерным, просто он – цельный, в противовес раздробленному на куски Анжи-Андрею. Всё сложилось по удивительной схеме «Инь-Янь», только гораздо глубже, сложнее, запутаннее.

Не сказать, что они умрут друг без друга. Например, может ли дерево зависеть от пения соловья на его ветвях? Нет, но если соловей улетит, дерево опустеет – станет ожидать возвращения настолько легко растворившегося в предрассветных сумерках силуэта. Деревья не чувствуют боли или душевных терзаний, но есть в них что-то такое, заставляющее соловья забыть о небосводе, сесть на ветвь, с наслаждением спеть.

Игорь усмехнулся черноте перед закрытыми глазами. Почему-то подумалось, что сейчас идёт снег – хотя на самом деле никакого снега не было. Странное ощущение.

Покрепче прижав к себе задремавшего в тепле котёнка, Игорь упрямо пообещал – он дождётся… Лишь на секунду прикроет веки.

*

Анжи с тихим скрипом закрыл за собой дверь, снял кроссовки. Почуяв хозяина, Редиска проснулась, спрыгнула с какой-то поверхности и засеменила по линолеуму. Остановилась напротив, и Анжи, поняв, что та собирается подать голос, хапнул животину на руки, прижав к себе мордой. Чудовище довольно мурлыкнуло, устраиваясь поудобнее.

Первое, что понял Андрей – температура в квартире мало отличается от уличной. Непонимающе нахмурившись, парень огляделся: всего половина пятого, и Игорь должен спать сном младенца. Андрей быстро собрал бы вещи в универ и ушёл обратно ночевать к приятелю.