— Видите ли, — пояснил Франц, — десятник должен зайти за мной.

— Ах вот как.

— Но я могу и на улице обождать, — предложил он.

— Ну зачем же, пока кто-нибудь другой не придет оформляться, вы можете спокойно побыть тут.

Секретарша, сидя в своем конторском кресле, подъехала к шкафу и вытащила несколько листков из картотеки.

— Этого десятника, с которым я говорил, звали, кажется, Вилек или что-то в этом роде.

— Вихалек, вероятно.

— Да, точно.

— Но ведь он десятник у плотников, — удивилась она.

— Знаю, но он сказал, что пришлет кого-нибудь за мной.

— Да я вам верю, — сказала секретарша и улыбнулась ему.

Францу понравилось, что она без всякой причины так приветлива с ним. Он счел это особенностью городских женщин. И пришел к убеждению, что если Эрна поработает в Вене, в какой-нибудь конторе, то и у нее будет точно такая же улыбка.

— Вы все время здесь? — спросил Франц.

— Пока поселок не готов.

— Да, конечно, — сказал он, немного смущенный своим дурацким вопросом.

— Потом мы вернемся в центральное отделение. Того, кто работает на стройке, по окончании опять переводят в город.

— В какой город? — спросил он.

— Это мы так говорим. Ведь сейчас мы работаем довольно далеко от города. А центральное отделение находится во Втором районе. Вон сзади вас висит фотография.

Франц обернулся и посмотрел на фотографию современного офиса.

— Но мне больше нравится здесь. Обстановка в городской конторе меня просто убивает.

— Да? — удивился он.

Он был зол на себя за то, что не знает, о чем говорить с этой милой женщиной. Поэтому он резко встал, буркнув:

— Кто его знает, когда он явится! — И, коротко попрощавшись, вышел.

Скамейка перед конторским бараком — собственно, это была простая доска, положенная на два ящика из-под пива, — оказалась как раз тем, что Францу сейчас было нужно. Тут он и стал дожидаться, хотя ему не хотелось торчать под окнами конторы. Он сел и закурил сигарету.

Вихалек издали что-то кричал ему, бешено жестикулируя. Франц остался сидеть. Десятник подбежал к нему, сдернул его со скамьи и потащил за барак.

— Ты бы еще в шезлонге развалился! — набросился он на Франца. — И ведь именно тогда, когда здесь двое директоров, самых главных в фирме. Теперь все шишки на нас повалятся.

— Я не знал, — оправдывался Франц. — Вы сами сказали, что за мной кто-то зайдет. Где же мне было дожидаться?

— Не знал, не знал, — передразнил его десятник. — Можно было скумекать, если перед дверью стоит «мерседес».

— Скумекать многое можно, — заметил Франц, считавший, что на него накричали несправедливо.

— Ладно уж, — сказал Вихалек, и Франц удивился, как быстро у этого человека меняется настроение. — Придется тебе еще немножко потерпеть, — продолжал десятник. — Дело вот в чем: там, где ты будешь работать, предстоит перегруппировка. Так что можешь пока спокойно покурить. Только уж не садись на самом виду.

Вихалек показал Францу, где ему сесть. Но тому это вскоре надоело, и он вернулся на прежнее место, чтобы получше рассмотреть «мерседес».

Вихалек чувствовал, что к нему предъявили чрезмерные требования: он должен оказать любезность доктору Секанине (за наличные, разумеется) и своему старому знакомому, Рехбергеру. Любезность заключается в том, чтобы обезвредить другого старого знакомого, а именно Бенду.

Десятник, правда, согласился, когда доктор Секанина сделал его, так сказать, исполнителем своих планов, но согласился не по убеждению, а потому, что привык соглашаться, когда начальство, тем паче такое высокое, чего-то от него требует. А вот точно ли он эти требования выполняет, это уже другой вопрос.

К тому же получалось, что Вихалек намерен оскорбить своих товарищей, десятников-каменщиков, и вмешаться в их дела. Реорганизация бригад каменщиков, несомненно, была грубым вмешательством. Даже прикрытие с тыла — доктор Секанина — ничего не могло тут изменить.

Единственным выходом для Вихалека было все без утайки объяснить обиженным товарищам. В первую очередь Бенде и его десятнику.

Итак, Вихалек пошел к этим двоим и сказал им всю правду. Рассказывал он так обстоятельно, что им пришлось выслушать эту историю пять раз, покуда Мерщнигу — так звали десятника каменщиков — и Бенде не уяснились все взаимосвязи.

Бенда сразу же пришел в дикую ярость и грозился все открыть общественности. Он хотел немедленно настрочить еще одну листовку и распространить среди рабочих «Окружного строительства».

Вихалек пока помалкивал. Он хотел услышать, что скажет Мершниг.

— Можно не сомневаться, — начал тот, — если станет известно, что ты нас информировал, ты вылетишь первым!

— Мне все ясно, — сказал Бенда, немного помедлив. — Итак, опять сложилась ситуация, когда лучше держать язык за зубами.

— Хочешь подвести его? — спросил Мершниг.

— Чего зря языком чесать? — возразил Бенда. — Я же сказал, мне все ясно. Мы тоже будем играть в ту игру, которую выдумали хозяева, но так, чтобы они этого не заметили.

— А ты не видишь другой возможности? — спросил Мершниг.

— Вижу, — заявил Бенда. Но потом сказал: — Пока оставим это.

— Видишь ты другую возможность? Да или нет? — беспокойно допытывался Вихалек.

— Нет-нет, — ответил Бенда и похлопал десятника по плечу.

Однако того не устраивало, что Бенда обходится с ним, словно он как раз тот человек, которого надо опасаться.

— Не надо было вообще ничего тебе рассказывать, — кипятился он.

— Не в этом дело, — сказал Бенда, — а в том, что мы позволяем переставлять нас как пешки. Вот что я имею в виду, понятно?

— Но что же ты думаешь делать? — спросил Мершниг.

— А что было бы, если бы Вихалек не раскололся? Где же еще свидетель, а? Рехбергер, что ли?

Вихалек рассмеялся.

— Как же, дожидайся!

— То-то и оно, что вы сами не знаете, что делать с мошенниками из наших рядов. Так как же вы собираетесь воевать с крупными мошенниками? — спросил Бенда.

— Кончай-ка ты сейчас эту бодягу, — перебил его Мершниг, — она ни к чему не приведет.

— Тогда по крайней мере скажи мне, как теперь быть со всей этой перестройкой?

— Это я тебя хотел спросить, — заметил Вихалек, — ведь в первую очередь она коснется твоей бригады.

— Пожалуйста, — сказал Бенда, — пусть. Двое из моей бригады и так собираются уходить, потому что не поспевают за нами. Убери для начала одного, тогда будем говорить дальше.

— Важно было бы, конечно… — начал Мершниг, но не окончил фразу.

— …чтобы я заткнул своим глотки, — сказал Бенда.

— Никто этого не говорил, — защищался Мершниг.

— Брось! — сказал Вихалек. — Но если один человек хочет уйти из твоей бригады, тогда все в порядке.

— У тебя, может, в кармане другой припасен? — поинтересовался Бенда, пытаясь обратить все в шутку.

Но, к его изумлению, Вихалек сказал:

— Да, ты отгадал.

И он рассказал о молодом каменщике из Бургенланда, который сегодня поутру явился с тремя разнорабочими вместо ожидаемых плотников и которого он определил в бригаду сдельщиков Бенды.

— Браво, — сказал Бенда, — а может, он еще и дальний родственник Секанины?

Этот намек разозлил Вихалека. Он повернулся и пошел к конторе, чтобы забрать Франца Вурглавеца. Но того на условленном месте не было.

Глава пятнадцатая

Бетрай терпит неудачу

Франц между тем вернулся на площадку перед конторой. Отсюда открывался более широкий вид на объекты стройки. Он прикидывал, где бы ему хотелось работать.

Перед бараком сейчас стояли два лимузина: Секанина приехал в служебной машине Хольтера, велев своему шоферу следовать за ним. В одной из машин были открыты две дверцы. Франц уже собрался заглянуть, как там все устроено внутри, но тут из конторы вышел высокий полный человек, сел в машину и уехал.