И все же через какое-то время судьба как будто улыбается Францу. Ему удается вырваться от Хёльблинга, и не куда-нибудь, а в большой мир, на крупную столичную стройку, которую ведет солидное акционерное общество. Здесь он зарабатывает немного больше, появляются у него и новые друзья.

Поначалу Франц, человек наивный и по-детски простодушный, вовсе не подозревает, в какой водоворот разнонаправленных интересов и усилий он попал на своей новой работе. «Живодерня» — так говорят об этом строительстве рабочие, и действительно, все производственные процессы построены здесь таким образом, чтобы выжать из тех, кто работает, максимум, оплатив их труд по минимуму. «Социальная гармония», «социальное партнерство» — подобные слова, по существу, ничего не значат, это лишь удобные демагогические формулы, позволяющие маскировать истинное положение дел. А социальное угнетение при этом так и остается социальным угнетением. И даже внешне вполне респектабельный, всегда спокойный и корректный инженер Хольтер оказывается в итоге ничуть не лучше прожженного интригана Секанины. У них ведь общие цели и общие интересы, которые никак не согласовываются с интересами рабочих. И уж конечно, ни о какой «гармонии», ни о каком «классовом мире» не может быть и речи перед лицом надвигающейся забастовки — тут уж все средства хороши, лишь бы спасти запланированные прибыли, лишь бы удержать рабочих в пределах повиновения.

Реальное содержание сложившейся на стройке ситуации Франц осознает лишь с большим трудом. Многое так и остается для него тайной за семью печатями. Ему, пролетарию первого поколения, нелегко даются даже самые азы профсоюзной борьбы, к примеру ему не совсем ясно, что такое производственный совет, отстаивающий интересы рабочих, и почему рабочим необходимо держаться всем вместе. И уж тем более нелегко поять Францу, какие противоречия могут существовать и существуют внутри самого профсоюза, как нелегко отстаивать последовательную и бескомпромиссную позицию. И не случайно именно Франц оказывается в какой-то момент той самой пешкой, которая может помочь руководству стройки сделать свою большую игру. В планах, разрабатываемых Хольтером и Секаниной, ему отводится особое место, в нужный момент он должен сыграть роль «компрометирующего материала» на своего бригадира, профсоюзного вожака Бенду, давно уже доставляющего немало забот администрации. Ведь Бенда — талантливый и умелый организатор, человек умный, рассудительный, хорошо понимающий нужды рабочих и задачи их борьбы.

Франц же, погруженный в собственные заботы, предпочитает попросту не думать о таких вещах. Его главная цель — как можно скорее построить дом, чтобы его ребенок, который вот-вот должен появиться на свет, со дня своего рождения имел собственную крышу над головой. Теперь лишь об этом все помыслы Франца. В строительство Франц вкладывает не только все имеющиеся у него скудные средства, не только свое здоровье и силы, но и — в каком-то смысле — свое будущее. Он еще не понимает, что в тех условиях, в которые он поставлен, эта задача объективно не может иметь решения.

Некоторые критики упрекали Шаранга за то, что развязка романа производит искусственное впечатление. Искусственность эта, однако, кажущаяся. Как художник, Шаранг исходит из конкретной, живой действительности, и лишь она диктует ему развитие описываемой ситуации. Случай, который ставит в центр романа писатель, действительно экстремальный, но вполне вероятный, как вероятны и все сопутствующие ему обстоятельства.

Франц Вурглавец не так уж много ждал от жизни. Его надежды были самые простые, самые насущные. Стать хорошим рабочим и начать прилично зарабатывать, жениться, построить дом, пусть небольшой и скромный, воспитать ребенка — вот, собственно, и все, что нужно было Францу для того, чтобы могло возникнуть ощущение удавшейся жизни. О прочем он и не задумывается, даже отпуск у моря кажется ему мечтой почти несбыточной. Но в том-то и дело, что несбыточным для Франца оказывается даже то, что он считал реальным. Строительство дома откладывается на неопределенный срок, уже ясно, что ко времени рождения ребенка денег скопить не удастся, а тут еще перспектива долгого тюремного заключения… Теряет смысл сама жизнь.

Но Франц еще пытается сопротивляться. Он снова и снова рассчитывает, как скоро по возвращении из тюрьмы он сможет достроить дом и сколько потребуется для этого усилий и средств. Он ведь привык все точно рассчитывать, так его воспитали, так поступают все окружающие, и это уже не черта характера даже, а жестокая необходимость, одна из возможностей выжить. Кельнерша Мария, к примеру, «рассчитывает» свою связь с вербовщиком Бетраем, она занимает важное место в ее планах на будущее: ведь с помощью Бетрая Мария надеется выгодно устроить свои дела. Получив брачное предложение, она тут же решает проверить имущественное положение своего возможного жениха. Франц и Эрна тоже то и дело «рассчитывают» свое будущее, вычисляют свои будущие доходы и прикидывают, когда они смогут позволить себе то или другое, сколько времени понадобится им на устройство «приличной» жизни. Все это не какая-то чрезмерная меркантильность, не свидетельство ограниченности — это норма жизни в обществе, которое не может дать человеку уверенности в завтрашнем дне. И потому, когда Франц вынужден замазать краской свои выкладки на стене тюремной камеры, он тем самым как бы замазывает и основное содержание своей жизни…

Конечно, история Франца Вурглавеца не самая типичная история. И будь она рассказана изолированно, сама по себе, она осталась бы грустной историей незадавшейся судьбы. Но, повествуя о «взрослой жизни» Франца Вурглавеца, уместившейся всего в несколько месяцев, писатель вводит в роман социальный фон, который дает иное освещение и всем рассказанным в книге индивидуальным историям. Лишенная перспективы, жизнь Франца Вурглавеца оборвалась. Однако есть и другая альтернатива. Для маленького человека, такого, как Франц, оказывается невозможным принципиально изменить, улучшить условия своего существования, если пытаться сделать это в одиночку, рассчитывая только на себя. Но это вполне реально, если бороться всем вместе. Профсоюзный вожак Бенда и его товарищи прочно стоят на ногах, они-то умеют отстаивать свои права, хотя и понимают, что борьба эта не из легких, что в ней могут быть и жертвы, и поражения. И все-таки это возможность другого, истинного пути для Франца и подобных ему, возможность, которая — в этом писатель уверен — рано или поздно станет действительностью. Приближению этого момента писатель-коммунист Михаэль Шаранг помогает и своими книгами.

Осенью 1977 года Михаэль Шаранг, один из активистов Общества дружбы «Австрия — СССР», побывал в Советском Союзе. В газете «Фольксштимме» были опубликованы его путевые заметки, тепло рассказывающие о знакомстве писателя с нашей страной и ее людьми. Знакомство это продолжается. Теперь советским читателям предстоит прочесть роман Михаэля Шаранга.

Н. Литвинец

Часть первая

Глава первая

Важный день в жизни Франца Вурглавеца

Франц Вурглавец крепко спал, хотя уже пробило восемь. Давно рассвело, и было так светло, словно каждый дом и каждое дерево специально подсвечены. Свет заливал деревню, как это бывает лишь в безоблачные утра.

Но Францу снилось, что за его окном висят черные дождевые тучи и потому он надевает плащ поверх нового костюма и даже берет у отца большой зонт. Ему снилось, что он подходит к окну, чтобы отодвинуть тучи. Но тот человек, который вчера вечером по телевизору предсказывал, что сохранится плохая погода, стоял на дворе, не давая Францу прогнать тучи.

И тут во сне у него возникла идея: «Если я войду в тучи, они лопнут и прольются. Да так, что эта скотина промокнет до костей».