«Теперь я знаю, — писал он, — как все пойдет у нас дальше. Оснований для отчаяния нет. Здесь у меня достаточно времени, чтобы решить все наши проблемы. Я люблю тебя».
Эрна поначалу подумала, что Франц подшучивает над ней. Потом сказала себе: мое письмо было слишком резким, и нечего удивляться, что Франц так на него реагировал.
Возле кровати лежала куча вещей, которые она собиралась передать Францу при следующем свидании: вещи, купленные ею и родителями Франца, и книгу, которую она нашла в его комнате. Учитель Штадлер подарил ему эту книгу к свадьбе. Видно было, что Франц еще не читал ее. Книга называлась «Теневая сторона»[3].
«Теневая сторона, — подумала Эрна, — надеюсь, ничего печального…»
По прошествии трех недель одиночного заключения двое надзирателей сообщили Францу Вурглавецу, что завтра его вновь переведут в общую камеру, поскольку рецидива не было и он хорошо вел себя.
— Но стены в камере вы, разумеется, должны привести в порядок, прежде чем уйти, — сказал один из них, — потому что нигде не положено сдавать квартиру в таком виде.
Он указал на исписанную стену и в знак того, что все видит, отодвинул койку.
Другой принес ведерко краски, кисть и стремянку.
Франц объяснил им, что не хочет уходить из этой камеры, так как здесь он начал разрабатывать план, необычайно важный для его дальнейшей жизни.
— Не валяйте дурака, — сказал надзиратель, — вы же каменщик, вам это раз плюнуть.
Франц просил, если возможно, принести ему бумаги и дать немного времени, чтобы все переписать.
— Работайте, работайте, — сказал надзиратель, — у нас и так забот хватает.
Они ушли, дверь камеры осталась открытой. Оба вышагивали по коридору взад и вперед. Сначала Франц побелил те места на стене, где он ничего не писал и не рисовал. Работая, он пытался запомнить написанное. Но не мог сосредоточиться и, казалось, даже позабыл те цифры и выкладки, которые знал наизусть. Он боялся, что, закрасив все, забудет и весь свой благоразумный план.
Вдруг он заметил, что не слышит больше шагов, и выглянул в коридор. Оба надзирателя стояли у окна и курили.
Воскресным утром учитель Штадлер прочитал в бургенландской газете, что 5 ноября в камере Маттерсбургской тюрьмы повесился каменщик Франц Вурглавец, двадцати одного года от роду.
Учителя что-то кольнуло. Он пошел в ванную, где его жена мыла голову, и показал ей сообщение.
— Ну, мало ли Вурглавецов, — сказала она.
— Но его тоже зовут Франц, — возразил он, — и он тоже каменщик, и ему тоже двадцать один год.
Фрау Штадлер не поверила, что повесился именно тот Франц Вурглавец, которого знал ее муж.
— Он или его жена непременно бы сообщили тебе, если бы он попал в тюрьму, — заметила она. — Ты же только в сентябре был у него перед свадьбой. Говорил он что-нибудь о судебном деле?
— Ни слова.
— Ну, вот видишь.
Штадлер уселся в гостиной и еще несколько раз перечитал сообщение.
Если сегодня 9-е, значит, 5-е было в среду. Достаточно времени, чтобы его жена известила меня.
Он вспомнил, что ни разу не видел Эрны. Так почему же она должна его извещать? А родители Франца? Их он однажды видел и твердо знал, что им известно о дружеских отношениях между ним и Францем. Но это были старые люди, которые в такой ситуации — при условии, что Франц действительно повесился, — даже и не вспомнят о том, что надо бы его, Штадлера, известить.
Штадлер отыскал приглашение на свадьбу, где, как он вспомнил, была девичья фамилия Эрны. Потом заглянул в телефонную книгу, нет ли среди немногих жителей Сент-Освальда, имеющих телефон, фамилии Винтерляйтнер. Да, рядом с фамилией даже значилось: «Секретарь общины». Штадлер набрал номер и спросил, не может ли он поговорить с фрау Эрной Вурглавец.
— Она больна, — ответила фрау Винтерляйтнер.
— Серьезно больна? — спросил Штадлер и добавил, что он добрый знакомый мужа Эрны.
— Она больна, — недружелюбно повторила фрау Винтерляйтнер, — и не может говорить с вами.
— Видите ли, — сказал Штадлер, — я хотел справиться о Франце. Наверно, вы могли бы мне помочь…
— Увы, — произнесла фрау Винтерляйтнер и повесила трубку.
Штадлер бросился к своей машине и поехал в Сент-Освальд, к родителям Франца. Оба старика неподвижно сидели у стола, в ответ на его приветствие они лишь кивнули. Он мог уже ни о чем не спрашивать.
Похороны, узнал он, завтра, в понедельник.
Но один вопрос он должен был задать. Знают ли они, почему Франц покончил с собой?
Старики этого не знали.
notes
1
Зарубежная повесть. М., «Прогресс», 1978.
2
С ограниченной ответственностью. — Прим. перев.
3
Имеется в виду роман современного австрийского писателя Франца Иннерхофера. — Прим. ред.