В 68-м, в эпицентре парижского шухера, литераторы и сочувствующие художники захватили тамошний Дворец Словесности и пытались оттуда «деприватизировать культуру». Сегодняшний авангардный художник не запирается в сквоте, он направляется в замолчавшие из-за бессрочной стачки цеха какого-нибудь гиганта и вместе с рабочими ставит там мистерию «Государство и Революция», разработанную Ульяновым на озере в шалаше. Вход бесплатный. Не явившихся просим не обижаться. Никакой игры. Все настоящее.

Искусство, принятое в супермаркете, в ста случаях из ста гримирует труп. Нам незачем участвовать в этом ритуальном помешательстве, развлекать разлагающихся в галереях и клубах динозавров капитализма. Задача — дать реальности новую художественную форму, соответствующую достигнутому автором уровню свободы. Свобода, выраженная средствами революционного арта, подбирает человека с земли, поднимает его с колен и приводит к восстанию, т.е. к вертикальному социальному положению. Интеллектуальная и художественная активность не является уклонением от физического труда, только если такая активность готовит мутацию окружающего вас социального сырья. В момент такой мутации сырье перестает быть сырьем и делается субъектом собственной истории.

Недавно, пробуя проиллюстрировать степень отчужденности речи в супермаркете, я шутливо предложил одному известному галеристу зарегистрировать нечто вроде мультимедийной игры «личный молитвенник». Нажав кнопку, вы слышите собственный голос, повторяющий ту или иную, выбранную вами заранее молитву. Вы можете заниматься делами и не отвлекаться, однако религиозный долг выбранного вами культа будет строго соблюдаться электронным молитвенником. Он может молиться за вас на всех языках, может воздавать хвалу и уповать молитвами всех известных конфессий и даже самых экзотических племен. Это зависит только от объема его памяти. Молитва может произноситься не обязательно вашим голосом, например голосом любимого проповедника, певца, кинозвезды, это сильно поднимет вам настроение и приободрит. Отныне вопрос «молилась ли ты на ночь?» означает «не забыла ли ты нажать кнопку на пульте?». Впрочем, молитвенник можно спрограммировать на месяц или на год вперед, чтобы не вспоминать о нем слишком часто, было бы в проводах электричество. Если вы впали в меланхолию, вам не придется вспоминать текст или листать душеспасительный томик. В идеале он может молиться вместо вас двадцать четыре часа в сутки всеми возможными способами параллельно, где бы вы ни находились, тогда вы точно не ошибетесь. А звук всегда можно убавить и не слушать его бормотание. Ведь у большинства людей нет времени разбираться в религиозных тонкостях, а попасть точно хочется.

Выслушав этот план, галерист и арт-менеджер всерьез заинтересовались и предложили мне разделить с ними патент, т.к. они берут на себя все техническое обеспечение проекта, да и рекламу в скользких журналах для среднего класса пора начинать уже сегодня. Мои собеседники настолько обжились на полках супермаркета, что давно перестали воспринимать сигналы из другого, неотчужденного пространства. Самое странное, что, разговаривая о чудо-­молитвеннике, они чувствовали себя чуть ли не революционерами. Рано или поздно устройство поступит в продажу, конечно, сначала оно будет предназначено для немых или для тех, кто хочет продолжать славить создателя и после своей физической кончины.

Коммунистические реалисты ориентируются на ситуацию, которой еще нет, но которая должна возникнуть, не на эксплуатируемое медиакратами явление, но на его скрываемую ими же сущность. Коммунизм это высшая форма прекрасного, не нуждающаяся в интерпретации и переводе, как ее понимал Платон.

Читаемый вами текст также построен с помощью дореволюционного, знакового, ветхого, двусмысленного спекулятивного языка.

Коммунисты слова, отказавшиеся от «описания» реальности, потому что единственное бескорыстное ее описание есть решительное изменение землеустройства, ведут работу по выяснению нового языка, работу, параллельную упорному политическому труду их товарищей из революционных организаций. Результаты труда требуются уже сейчас, хотя для миллионов они станут очевидны не раньше, чем будет уничтожено отчуждение, не раньше, чем политическая и художественная параллели пересекутся на баррикаде, обнаружат общую точку в историческом времени.

Освободившись от гнета экономической смерти, живое заявит об освобождении и отмене символов, проблема напряжения между означающим и означаемым будет впервые решена в пользу третьей силы. Третья сила произнесет приговор истории, и этот приговор зазвучит как новый язык, которым будет пользоваться бессмертный коммунистический Адам.

Вы только что проснулись. Или вы только что уснули. Вас окружает зал, люди, они сидят. Это лекция в новом университете. Или суд. Вы один из слушателей. Или выступающий. Возвышаетесь на кафедре. Или сидите, сложив руки. Говорите. Или молчите. Судите. Или ждете приговора. Выберите себя. Или это анонимная интерактивная конференция?

Выступающий, иногда видны сквозь воск лица его кости, начинает. Кажется, что у него нет лица, оно спроецировано, вместе с костями, на белый надутый шар, торчащий из плеч, оно посылаемо лучом проектора с потолка. Все смотрят это лицо как доказательство эксперимента или улику, необходимую суду. Или он смонтирован на экране и в этом зале его вообще нет. Но он начинает:

Антигерой развлекает, сцеживая из стада тот адреналин, который пастуху представляется лишним. Преступление — сырье зрелищ. Овчарка, гоняющая стадо, — вот антигерой для овец. При помощи ежедневной овчарки овцам объясняют, что волк, принявший домашние черты, еще опаснее лесного волка.

Доктор Лектор заставил заткнуться виртуальных ягнят, он умел управляться с тотемными животными психоаналитических культов, питался их плотью, обладал внимательностью, несовместимой с веком, в котором жил, внимательностью жреца. Он читал Марка Аврелия, у которого учился простоте, вскрывающей мнимую сложность убийств, над которыми многие месяцы кумекают потные фэбээровские лакеи. Аристократ и анарх, доктор Лектор не только рисовал углем предгрозовой ветер и составлял из букв шарады, морочащие сыскных. Он ел самовлюбленных детективов и наказывал вертухаев их же дубинкой. Особенно важна вторая половина фильма. Доктор покидает клетку, одев чужое лицо и костюм. Способность к перемене опознавательных параметров («Терминатор 2») или даже к полной прозрачности («Хищник»), необходимое отсутствие личности на время действия доктрины — прием партизана, осматривающего из укрытия ваш социальный вольер. На стороне антигероя Природа, История, Жизнь, Желание, Язык, Текстуальность, Дифференциация. Но партизан отказывается от союзников, этот отказ и делает его партизаном. На стороне партизана всегда вампирическое молчание, вечно хранящее агента-самоубийцу.

Популярный кинематографический маньяк, врачующий психиатрические раны, необходим, чтобы, подобно овчарке, гнать стадо. Вызывать отвращение и страх социализированных овец перед радикально новым, некультурным, потусторонним, приходящим из сред и сердец, не опечатанных цивилизацией.

«Фантастический лес», откуда происходят антигерои, состоит из прошлых исторических грехов, павильонных реконструкций преисподни, панорам античеловеческого будущего или незнакомых планет. Цивилизация для мудаков воспитывает мудаков: «ад это другое». Лежащее за границей опасно и омерзительно для мудаков просто потому, что оно положено за границей. Загипнотизированность «границами» — условие социального мудачества. И если антигерой приходит из-за границ, то герой мудаков это тот, кто эти границы чертит и сторожит.

Изобразить ангелов как зубастых мутантов и непримеримо лишних. Изобразить инородного паразита, обосновавшегося почти в каждом и в любой момент готового выползти, порвав твой телесный скафандр на лоскуты. Вот достойная мудаков цель. Они вкладывают наркомиллионы в голливудскую печь, в компьютерные игры для олигофренов, в парки ужасов, отвлекающие их от собственных отражений в зеркале. Они убеждены пастухом, что стремление за пределы homo бывает исключительно негативным, но они забыли спросить: «Негативным для кого?»