Но Сагара тоже не собирался сдаваться:

- У вас хорошие документы и отличная легенда. Вы умны, и ваша хватка сделала бы честь любому журналисту, но вы не журналист.

- В хрустальном шаре подсмотрели? – Шайн изо всех сил боролся с подкатывающей истерикой, но получалось плохо. Почему ему не верят?

- Возможно, - Сагара, словно чувствовавший настроение и состояние Шайна, пустил в голос немного мягкой усмешки.

- Ну, тогда пусть он вам и расскажет, кто я и откуда, - Шайну пора было остановиться.

- Это было бы слишком просто, - тон Сагары не давал и шанса понять, шутит он или говорит серьезно. – Может, хотя бы скажете свое настоящее имя?

- А чем вам не нравится то, которое у меня сейчас?

- Шайн? Оно вам не подходит. Вы не излучаете свет, а поглощаете его.

- Другого у меня нет, - Шайн только пожал плечами.

- А вы упрямы, - Сагара покачал головой.

Шайн открыл, было, рот, чтобы что-то сказать, но донесшийся с улицы яростный, леденящий душу вопль заставил его захлебнуться воздухом. Что за…

Сагара медленно встал, смотря прямо на Шайна странно и почти нежно.

- Если бы я был склонен к пафосу и не видел вас насквозь, я бы сказал, что хочу показать вам тьму человеческой души. Но не думаю, что смогу удивить вас чем-нибудь. Поэтому просто пойдемте.

Шайн предпочел не комментировать эти слова. Он только послушно пошел за хозяином, борясь с зарождавшейся дрожью. Мандраж, неистребимое любопытство, желание доказать самому себе, что он жив, вели его вперед и помогали бороться. Недавно состоявшийся разговор с Сагарой что-то сдвинул внутри. Расшатал кирпичики в той стене, которую он построил вокруг своего сердца. И теперь сквозь щели просачивались тоненькими ручейками старая боль и глухая тоска. Может, именно поэтому он так упрямо шел вперед. Страх мог помочь снова закрыть щели. Отключить все, кроме инстинкта самосохранения.

Они вышли из дома и снова попали в другой мир. Свет холла, который все так же резал глаза, сменился мягкой, почти убаюкивающей темнотой. Но больше не было тишины. Ночь наполнилась звуками: шорохами, голосами, доносившимися издалека. В ночи пахло хвоей и дымом. Шайн невольно вдохнул полной грудью и улыбнулся, чувствуя, как проникает в каждую клеточку свежий прохладный воздух. Улыбнулся смотрящему на него с удивлением и каким-то странным удовольствием Сагаре, и наконец-то успокоился. Он здесь не просто так. Пусть у него и у Сагары разные цели, это ничего не значит. Если для того, чтобы получить информацию, ему придется присутствовать на сатанинском празднике, то… Ему уже все равно.

Сагара шел по парковой дорожке, еле освещенной висящими на ветках деревьев фонарями, опережая Шайна на полшага и уже не оглядываясь. Но тот был почему-то уверен, что Сагара не забыл о нем. Он знает, что Шайн уже никуда не свернет, а будет идти за ним, как послушная собачонка.

Хорошая, вымощенная битым кирпичом дорожка закончилась внезапно. Шайн внимательно огляделся. Здесь деревья попадались не так часто, и поэтому было явно светлее. Сквозь толстые стволы виднелось открытое пространство, почти все освещенное огнями. Поляна? Та самая, где горела пентаграмма? Шайн повернулся к Сагаре, собираясь задать вопрос, но захлебнулся воздухом. Снова. Люминор, стоявший перед Сагарой и протягивающий ему что-то черное, в неровном свете пентаграммы смотрелся… Страшно и странно. Изломанные тени, мечущиеся по его лицу, делали его похожим на живую маску. Красиво… Страшно… Шайн перевел взгляд на Сагару, надеясь увидеть, как изменилось его лицо, но тот стоял спиной. Шайн ощутил легкий укол разочарования, а потом…

Легкий летний пиджак Сагары, в который тот был одет, упал бы на землю, если бы Люминор, явно ожидавший этого, не успел его подхватить. А потом белая рубашка исчезла под длинным черным балахоном. Шайн только покачал головой. Значит, все-таки он был прав, ожидая увидеть здесь нечто подобное. Хотя… Почему Сагара переодевается здесь, в парке? Или это из-за присутствия Шайна у него так все сбилось? Пообещав себе, что этот вопрос он задаст потом, Шайн решил осмотреть поляну. Сквозь стволы деревьев было видно не очень хорошо, но все же и того, что он заметил, ему вполне хватило. Кажется, вон ту дамочку в ярко-золотом балахоне он видел в том зале, прохаживающейся под ручку вон с тем типом в сером. И все-таки странно у них здесь. Или цвет балахона зависит от положения в иерархии внутри секты? Шайн покосился на Сагару и только сейчас заметил, что Люминор исчез. И, хотя весь вид Сагары не располагал к веселью, Шайну почему-то стало очень смешно. Слишком различалось прежнее поведение Сагары, его слова, действия с ним самим, стоящим сейчас рядом в балахоне глубоко черного цвета. Он, не сдержавшись, фыркнул, и Сагара мгновенно повернулся к нему:

- Вам смешно, я понимаю. Но есть некоторые условности, которые должны быть соблюдены.

- Все это больше похоже на шоу, - Шайн обвел взглядом собиравшийся на поляне народ.

- Это и есть шоу, - от голоса, которым Сагара сказал это, Шайна пробрала дрожь. – Настоящие дела творятся не здесь, не в такое время и не при этих людях. Что бы вы ни увидели или решили, оставайтесь здесь, - резко, отрывисто бросил он, повернулся к Шайну спиной, и, натянув на голову капюшон, вышел из-под тени деревьев на поляну.

Словно вихрь пронесся между людьми, мгновенно расставив их по местам. Монотонный звук, который Шайн еще минуту назад просто не замечал, вдруг оказался пением. Десятки голосов старательно что-то выводили, но слов Шайн так и не смог понять. А потом ему стало не до этого.

Сагара вступил в пентаграмму, и огонь, источник которого Шайн так и не смог разглядеть, затанцевал, словно приветствуя его. Но, стоило ему дойти до середины, как огни погасли. Разом. Все. Серебряный свет, мгновенно заливший поляну, заставил умолкнуть хор, а Шайна – поднять голову. Громадный диск луны висел, как ему показалось, прямо над центром поляны. Там, где стоял Сагара в столбе серебряного света. А потом… Сначала Шайн решил, что ему показалось – край луны словно покрылся черной ржавчиной, которая стала быстро разрастаться. Но четкие контуры ее границы все расставили по своим местам – началось лунное затмение. Диск черного солнца быстро закрывал поверхность луны. Шайн опустил голову, чувствуя, как древний страх вползает в сердце. Глаз поймал какое-то движение, и Шайн напряг зрение – света становилось все меньше, и разглядеть что-либо было все сложнее. И теперь на концах пентаграммы стояли люди. Они, в отличии от других своих собратьев, не смотрели в небо. Кажется, их глаза были просто закрыты. Шайн кинул взгляд дальше, на противоположный конец поляны, искренне ожидая увидеть там приготовленную для ритуала козу или даже человека. Но, кроме черных стволов деревьев, не увидел ничего.

Мрак упал внезапно. Тишина почти оглушила. Шайн слышал только свое сорвавшееся вдруг дыхание. И движение руки перед лицом скорее угадывалось, чем виделось. Шайн замер на месте, отчетливо понимая, что вот к этому он оказался не готов. Он никогда не боялся темноты, даже в детстве, но сейчас… Это было другое. В этой тьме действительно жили все те страшные монстры, какими его пугали в детстве. И… Вой, а потом сразу за ним леденящий душу крик почти парализовали его на месте. Рука взметнулась ко рту сама, чтобы там, в темноте не услышали его дыхания, не нашли его, не пришли за ним. Какая-то часть сознания пищала, что все это – полный бред, чудовищ не бывает, но вторая рука тоже сама тянулась к карману. Телефон, зажигалка, что угодно, лишь бы рассеять эту темноту, от которой ему уже просто плохо. Время… Оно остановилось, или это ему просто так кажется?

Легкое прикосновение к запястью заставило его вскрикнуть. Первобытный страх, ждущий своего часа с начала затмения, отрезал сознание от тела напрочь, беря контроль на себя. Уже мало что соображая, Шайн дернулся. Грудь тут же сдавило стальными тисками, прижав руки к телу.

- Тихо, - кажется, его встряхнули, дернули и только потом оставили в покое. Сжимавшая его грудь сталь исчезла только для того, чтобы, уже расплавленной, пролиться в уши. - Уезжай. Или умрешь.