- Эй… - чей-то мягкий голос заставил его замереть. Ему… не послышалось? Шайн совсем по-детски шмыгнул носом и, пользуясь тем, что одеяло надежно скрывает его от чужого взгляда, быстро вытер лицо. А потом медленно потянул одеяло вниз.
Теперь в спальне горел свет. Мягкий, рассеянный. Но Шайн его даже не заметил. Йатер… Он был так близко и… Нежное лицо улыбалось, но застывшие скорбные морщинки около рта заставили сердце Шайна почему-то сжаться. Пытаясь стряхнуть с себя непонятное чувство, которое появилось, как только Шайн понял, кто перед ним, он отвел взгляд от лица и опустил его вниз. И снова застыл. Маленькая ладонь лежала на подушке рядом с его головой, и он, не соображая, что творит, потянулся к ней. Коснулся губами кожи, а потом потерся об нее, как котенок, выпрашивающий ласку. Сознание билось в истерике, пытаясь понять, почему мир вдруг начал покрываться трещинами. Желая облегчить ему задачу, Шайн закрыл глаза. Рука, от которой веяло теплом, исчезла, чтобы лечь на его плечо.
- Не бойся… Посмотри на меня.
Этот голос… Лишал воли. Заставлял верить. Повинуясь ему, Шайн поднял ресницы. Заглянул в льдисто-голубые глаза и… умер. Весь мир вдруг стал этим голубым льдом. Заполнился им. Мир, а вместе с ним и сознание, затрещал и наконец разлетелся на осколки. Острые, режущие. Они падали куда-то вниз и там собирались снова. Но рисунок уже получался другой. Время застыло, словно ожидая, когда рисунок сложится полностью. Но… Пока это была всего лишь мозаика. Кусочки, сложенные по одному, известному только им порядку. Их ничто не скрепляло, не притягивало друг к другу. Разбитый мир Шайна лежал у его ног. А потом… Теплые губы коснулись его губ. Мягко, осторожно, словно прося разрешения или пробуя на вкус. И осколки тихо зазвенели. Задребезжали, ворча на то, что появилась сила, которая начала притягивать их друг к другу, лишая покоя. Шайн только обреченно закрыл глаза. Чужие губы осмелели, и… Мир снова стал целым. Другим, не таким. Но целым. Из него исчезло все. Все, что наполняло его. Прежняя жизнь, боль, страх, потери и неудачи. Только ОН… Ангел с бело-черными волосами, чья улыбка дарила тепло, а глаза – замораживали. Быть рядом с ним… Пожалуйста…
- Я никому тебя не отдам… - тихий шепот Йатера – как ответ на его молитву. – Никому. Никогда. Ты только мой.
И как печать – ожог поцелуя.
========== Глава 2. Коридоры памяти ==========
Йатер в последний раз глухо простонал и обессилено рухнул вниз. Шайн принял в объятия его еще дрожащее тело и прижал к себе. Ощущение бархатной кожи спины под ладонями было просто восхитительным. Горячее дыхание согревало шею, и Шайн прикрыл глаза, наслаждаясь минутами тишины и абсолютного спокойствия. Через пять-десять минут Йатер решит, что одного раза ему мало и все начнется сначала… Но сейчас, пока любовник ослаблен полученным удовольствием, можно просто полежать, прижимая к себе горячее тонкое тело.
Словно услышав его мысли, Йатер тихо вздохнул, осторожно высвобождаясь из держащих его рук, скатился с Шайна и лег рядом. С мгновение смотрел молча прямо перед собой, а потом повернулся к нему и очень нежно провел по щеке, убирая прядь волос:
- Я все еще не могу поверить, что ты здесь, рядом со мной, - его голос, в котором сейчас опять звенели хрустальные колокольчики, Шайн был готов слушать вечно.
- Что мне сделать, чтобы ты поверил наконец в это? – этот разговор они вели не впервые. И каждый раз Шайн чувствовал себя так странно… Желание быть с Йатером успело стать физической потребностью. А сделать все, чтобы его мальчику было хорошо… Но странно, как же странно он чувствовал себя внутри, когда эти слова срывались сами собой с его губ!
- Ничего, - Йатер придвинулся еще ближе, почти вжимаясь в него всем телом. Так, словно хотел стать его частью. – Просто будь со мной. Позволь мне любить тебя.
Шайн только прикрыл глаза, гадая, откуда внутри взялась эта обреченность. Но руки Йатера уже ласкали его тело, и Шайн только выдохнул сквозь стиснутые зубы. Каждый раз, когда Йатер начинал свои игры, Шайн спрашивал себя, откуда в этом хрупком на вид юноше столько сил и страсти. А потом эта страсть выжигала из головы все мысли, заставляя кипеть кровь, и он забывал об этом. До следующей ночи, до новой ласки. А еще иногда, когда рассудку почти удавалось заявить о себе, он думал о том, почему он, именно он? Йатер был с ним, всегда только с ним. Доводя его и себя до изнеможения, выматывая удовольствием и болью. Чтобы утром обессилено рухнуть на кровать и забыться глубоким обморочным сном.
Но сейчас рассудок только бился в новой агонии – ласки Йатера всегда были до умопомрачения точны и изыскано извращенны. Он знал тело Шайна, как свое собственное, и беззастенчиво пользовался этим знанием, каждый раз заставляя его срывать голос и… умолять. Тело словно жило само по себе. Билось под умелыми руками, выгибалось под жаркими губами, покорно принимало в себя чужое желание. Захлебывалось воздухом, царапало спину Йатера, пытаясь заставить того прекратить эту пытку. А потом снова и снова разбивалось на тысячу кусков, опаляя сознание взрывом сверхновой звезды.
Позднее утро застало Шайна в постели. Разбудившее его солнце заглядывало в окно и слепило глаза. Шайн поморщился и отвернулся. Еще вчера вечером тяжелые портьеры наглухо закрывали окно, а сейчас… Йатер опять распахнул их, забыв, что Шайн терпеть не может солнечный свет. Да и любой яркий свет, если уж на то пошло. Шайн не знал, просто не помнил, всегда ли была эта нелюбовь, почти отторжение, или появилась совсем недавно. Он просто знал, что свет приносит дискомфорт. Глаза не слезились, да и дымиться, как вампир, он не начинал, но чувствовал себя… очень плохо. И по возможности старался держаться в тени. А Йатер… всегда забывал об этом. Он… любил свет.
Шайн провел рукой по лицу и откинул одеяло. Вставать не хотелось. Жизнь в этом доме была слишком… никакой. Но ему нравилось. Нравилось слоняться по коридорам, комнатам и саду (если только на улице было пасмурно) без дела, просто так. Нравилось забираться с ногами в кресло библиотеки и, хрустя яблоком, читать какой-нибудь роман, сюжет которого он забывал, как только закрывал книгу. А иногда в библиотеку заходил Йатер, и тогда смысл того, что он только что прочитал, ускользал от Шайна гораздо раньше. Йатер… Без него было плохо. Шайн мог выдержать вдали не больше трех часов. А потом начинал, скрипя зубами от сжигающей изнутри потребности, судорожно метаться по дому в поисках хрупкого юноши с черно-белыми волосами и льдисто-голубыми глазами. А когда наконец находил… Замирал на мгновение, смотря на него во все глаза, а потом, дождавшись легкой разрешающей улыбки, подходил и осторожно обнимал. Прижимаясь всем телом, впитывал его запах, пульс, ощущение его присутствия. Получал жаркий поцелуй, от которого начинали болеть губы. Жажда проходила, тоска растворялась. Но лишь на время. Еще на три часа. А потом начиналось все сначала. Их полные страсти и огня ночи лишь делали все хуже. И с каждым утром время, которое Шайн мог прожить БЕЗ Йатера, становилось все меньше.
Шайн подошел к окну, резким движением задернул портьеры и направился в ванную. Взгляд скользнул по маленькой изящной статуэтке, стоявшей возле самой двери. Она была здесь вчера? Почему-то он ее не помнил. В последнее время память вообще играла с ним в странные игры, но его это не беспокоило. Он все время что-то забывал, но считал, что если он этого не помнит, то это и не нужно. Рассудок, правда, все время пытался с ним спорить, но с каждым днем его голос становился все тише. И Шайн искренне наделся, что скоро он вообще исчезнет. Он… лишь делал ему больно. Шайн не знал что именно болит, но… Чувствовал боль и этого было достаточно, чтобы не пытаться разобраться в причинах, а просто желать ее исчезновения. Только, когда рядом был Йатер… Это неприятное ощущение пропадало без следа.
Шайн включил воду и встал под тугие струи. Ощущение прикосновения к его ставшей в последнее время слишком чувствительной коже было восхитительно-болезненным. Шайн еле слышно застонал сквозь стиснутые зубы. Да… Он мог бы простоять так вечно. Но недовольно заворчавший желудок дал знать, что с такими планами он в корне не согласен. Шайн только вздохнул.
