Здесь наверху, на помосте, где располагалась вся высшая знать Секхама, все эти действия казались совсем другими. Пения и молитвы, казались ещё прискорбней и жалобней чем должны быть, они походили на стоны или приглушенные вопли. Курения уносились ветром не достигая ноздрей, а краски которыми наносились ритуальные рисунки на тело смывались в неясные, красные и синие пятна. Тайхос сглотнул комок подступивший к горлу и подавил жуткое желание развернуться и уйти, то что он испытывал сейчас он не мог объяснить и себе самому, ведь там внизу лежал его отец. Перед глазами тут же всплывали события которые казалось уже никогда не покинут его, воспоминания, вросшие в кости, ставшие частью твоего внутреннего храма, храма который разорен.

Ад, вот что он вспоминал, не струи и водопады пламени и крови, не раскалённая медная земля, не горящее небеса с которых льётся сера и не воющие в агонии души грешников. Всё это страшило, но лишь на пороге сна, или когда ты и правда был близок к смерти. Нет, он вспоминал город, стены которые казалось трудней взять чем заковать в кандалы море. Вспомнил, холмы вокруг них, усеянные сломанным оружием, сломанными людьми и пепелищами погребальных костров. И карие, тёмные глаза отца в которых читалось бессильные, от того что он не мог взять эти стены. Единственный за всю историю штурмующий Пафамиконы который не смог их взять. Город который не выдержал ни одной осады, раздробил прирождённого завоевателя, его ворота раскололи его отца как орех. Но и это был не ад, как не было его и в воплях, зажаренных в смоле нападавших, или сброшенных со стен, или раздавленных камнями, нет, и даже не в болезнях, голоде дезертирстве и каннибализме, всё это пустяки, спутники войны, назойливые мухи. Ад расцвел позже, после смерти отца, после того как в свирепом отчаяние Тайхос возглавил атаку и понеся чудовищные потери всё-таки взял штурмом стены. Он не праздновал победы, воины не пели песен, и не упивались до полусмерти вином, их царь, лежал накрытый собственным плащом, и ветер уносил от него приторный запах смерти. И только тогда ад засиял всеми своими красками, раскинул свои объятье будто желал приветствовать брата. Город был взят, но как выяснилось позже, основные силы защитников давно покинули его, война кончилась, он не был нужен ни Малой Империи, ни их врагам. Вернее, со времен он абсолютно мирным путём мог бы быть сдан имперцам. Но он был нужен его отцу, как ещё один геройский шрам на груди или боевая царапина на щите. Отец Тайхоса заплатил за это высокую цену, он был принесён в жертву, которой никто не просил. Тогда Тайхос стоял на краю бездны, и она ласково звала его и если бы он был обычным человеком он бы ответил на её призыв. И тогда там внизу возле отца лежал бы и сын. Что есть проще чем просто сбросить с себя груз и отдаться течению.

Но он не был обычным смертным он являлся наследником Секхема, страны вновь ставшей независимой спустя почти тысячу лет ярма, которое хоть и не было тяжёлым, но иногда давало о себе знать. И Тайхос увидел большее благо и меньшее зло, он увидел нужду своего народа и услышал его крик и понял что может ему ответить.

- Думаю было оскорблением звать на похороны твоего отца всю эту челядь.

Тайхос от неожиданности вздрогнул, не оборачиваясь он узнал голос донёсшийся из-за спины. Царица Ниссана, его дорогая мать. Только она могла позволить себе такой надменный тон на похоронах своего мужа и господина.

Принц посмотрел на вершину противоположного холма, где отгороженные несколькими рядами царской гвардии стояли толпы рабов, в простых одеждах и кожаных кандалах. Мужчины и женщины, дети и старики, низкие, высокие, худые или ссохшееся в конец, они пришли скорбеть, но многие из них одним своим видом сами вызывали скорбь. Сегодня большинству невольников было разрешено покинуть мастерские, амбары и стада, и придти почтить своего усопшего господина.

- Они выращивают наш хлеб и пасут наш скот, и это не лишает их способности страдать матушка. - Спокойно ответил Тайхос.

Королева издала странный звук, который если бы не похороны, мог перерасти в смех.

- Покажи мне раба который сожалел бы о гибели своего господина. - Она подошла и стала рядом со своим сыном, положив руки на алую ткань, которой были укрыты перила помоста.

Тайхос искоса посмотрел на неё, не желая встречаться взглядом.

- Отец был хорошим господином.

- Твой отец, как и все другие правители обходился с рабами, наказывал за провинность, казнил за измену. Или он становился хорошим лишь от того что спал с самыми красивыми из невольниц?

Даже после смерти он остался её мужем, но как и прежде не любимым:

- Земля ещё не проняла его тело матушка, подержите все эти оскорбления ещё немного.

- Я не пыталась его оскорбить, - отрезала царица Ниссана. - Просто у каждого из нас в этом мире своё место, на которое нас поставили Боги. Рабы носят кандалы, цари короны, твой отец голых девиц. И если что-то был бы по-другому, я с радостью играла бы свою роль.

Тайхос застыл от удивления, слова острые словно кинжал были одним из драгоценнейщих даров матери. Принц скорей всего ответил бы, будь жив отец, но здравый смысл, довольно быстро остудил его. Тайхос понял, что мать испытывает сына, как дела это всю жизнь. Поэтому он просто отвернулся от неё и спокойно проговорил:

- Я бы отдал свою корону чтобы увидеть, как вы моете отцовский трон.

Легкий смешок, который на этот раз царица Ниссан даже не попыталась сдержать, говорил о том, что она поняла шутку и приняла вызов.

- О, мой сын, ты уже достаточно взрослый чтобы понимать, что не корона на голове делает тебя царём или её отсутствие рабом.

Тонкие как шелковая нить оскорбление матери были привычным делом для Тайхоса, но тем не менее он так и не научился на них отвечать достойно.

- Конечно понимаю матушка, главное колючки под языком и ножи в складках платья.

Тихо проговорил принц, стараясь не выдать своим голосом нарастающую злобу и разочарование.

Ниссана была матерью, но не той, которая ласково утешает после приснившегося кошмара, нашептывая на ухо что любит. Не той которая приносит душистые яблоки и мёд по утрам. У неё бархатный голос, но она не пела сыну песен. Она чудно играла на арфе, но никогда не учила этому маленького Тайхоса. У них не было своего языка, тайн и тайников как это бывает у матерей и детей. Ниссана была львицей абсолютно во всём, она не любила, это у неё заменяли инстинкты, она заботилась о детях, но лишь для того чтобы жила семья, только для сохранения имени. Когда Ниссана была молодой она славилась на всю Империю Сарвисаев своей божественной красотой, и до сих пор ходили легенды о твёрдости её слова и данных ею обетов. Она была уникальной, и от этого Тайхосу было особенно больно, его мать была легендарной женщиной, которую желали и ненавидели тысячи, но он никогда не мог по-настоящему назвать её матерью.

- Я отправляюсь в Аввелон, сегодня вечером, - резче чем собирался, проговорил Тайхос, он даже не видел стоит ли его мать рядом или уже ушла. - Наместник Империи Леовинд собирает союзников трона на совет, несколько дней назад от него пришло послание. Судя по строчкам которые я прочёл, он сильно обеспокоен будущим дочери покойного императора. Малая Империя, может скоро и распадаться, но пока она жива Секхем должен быть верным престолу, как был верен отец.

Принц услышал тихий вздох матери, и он мог поклясться, что она дико злиться. Скорей всего из-за того, что он восхищается отцом даже смерти. Ниссана считала своего мужа Валура плохим правителем.

- Ты думаешь это разумно покидать Секхем, до того, как ты взойдёшь на престол отца? Ты не успеешь уехать, как Реам заполнят волки. - Она говорила тихо и сдержано, цедила сквозь зубы каждое слово, это значило, что она уже знала об этом.

Тайхос прекрасно понимал негодование матери, и не мог её винить, Секхам перестал быть провинцией Империи Сарвисаве. Он стал независимым ой страной, хоть и входил в союз Малой Империи. Но после смерти правителя трон остался незанят, пока незанят.