- Кто это тут шатается, вам что не видно что я вымыл пол, или вам всем плевать на старика Танта. - Здоровенная толстая тень упала на Маркега.

Это был управляющий столовой, здоровенное и уродливое человеческое существо, которое испытывает наибольшее удовольствие в том, что издевалось над слабыми и теми, кто ему дан в подчинение. Говорили что он приставал ко всем кухаркам работающим у него, и те кто отказывал ему в его "ухаживания" всегда украшали синяки и ссадины. Тант особо ненавидел Маркега, потому что он по его словам был "выскочкой, которого стоит поставить на место", он называл его "наземным червяком" и "беспризорным псом".

- А это ты сопляк, и где это ты шлялся допоздна? Развлекался со своими дружками? - Тант был мертвецки пьяным, и его мелкие глаза, тонувшие в складках жирной морды, лукаво светились. - Хотя прости я совсем забыл, у тебя ведь нет друзей.

Он захохотал, плюясь слюной и всё его жирное тело затряслось множеством складок. Маркег обычно пропускал мимо ушей его оскорбления, ведь он всё это говорил из бессилия, от того что он безнадёжно застрял на месте и не имеет возможности выбраться из своего же дерьма. Маркег развернулся и зашагал по лестнице не произнеся и слова.

- Не смей ко мне оборачиваться спиной пёс, я не твой учитель отшельник я этого терпеть не собираюсь.

Маркег застыл, и медленно обернулся.

- Вот так то лучше, значительно лучше! Старина Тант расскажет о тебе всю правду, которую никто вокруг не замечает или не хотят замечать. - Он еле стоял на ногах, раскачиваясь из стороны в сторону, его штаны на половину слезли и висли где-то у колен.

Маркег спустился на несколько ступенек.

- Мне кажется что вы слишком близки со своим учителем, даже через чур не находишь. - Он снова заржал, так что затряслись стены, не опасаясь, что может разбудить преподавателей спящий наверху.

Маркег сделал ещё пару шагов в низ, абсолютно бесчувственный.

- Мне кажется, что вы любовники, что старый извращенец пялит тебя прямо в задницу. Что скажешь, я прав?

Маркег миновал ещё несколько ступеней и остановился, так чтобы его глаза и глаза Танта были на одном уровне.

- Ты ступил на опасную стезю Тант, я бы посоветовал тебе умолкнуть.

Управляющий прямо-таки затрясся от злости, его мясистые кулаки сжались походя на здоровенные молоты.

- Ты мне не указ мразь, ты никто, ты плевок который я вытираю тряпкой.

Маркег видел, что Тант на пределе, что-то или кто-то особенно сильно вывел его из себя.

- Кем же ты был, что ты оказался здесь, кем были твои родители, что отдали тебя в объятия кровожадного волка. - Тант увидел по глазам Маркега что попал в точку, что парня это задело. - Твой папаша, наверное, был ничтожество, пьяницей который колотил твою мамашу, которая в свою очередь была шлюхой, отдающейся за еду ...

Не известно, что Тант хотел сказать дальше, а Маркег даже не успел подумать, что делает, как его пальцы сложились в нужной последовательности и в воздухе вспыхнули иероглифы, осветившие комнату. Раскалённый до бела порыв ветер, разбрасывающий искры ударил в грудь управляющего. Воздух заполнил густой и сладкий запах ефира. Толстяка подбросило в воздух и кинуло через всю комнату, на лету он сломал несколько столов и раскрошил с десяток стульев. Когда он ударился о стену, казалось затряслось всё здание, он сполз на пол, тяжело дыша. Тант посмотрел на свою руку, она была залита кровью будто с неё содрали кожу, от кисти до плеча она вся была в глубоких порезах, словно к ней приложился тигр.

Маркег уже бежал по ступеням, его лицо горело. Да что же сегодня за день, с утра его терзали воспоминания и сожаления, потом он выставил себя идиотом перед Аннисой, а под конец впервые вышел из себя. И что натворил, изуродовал этого урода, Маркег сцепил зубы, внутри гнев ещё горел, но его очаг уже затухал. Маркег влетел в свою комнату как раз тогда, когда на шум в низу поспешило несколько преподавателей. Он захлопнул дверь и прислонился к ней спиной, закрыл глаза. Он твёрдо был убежден, что Тант заслужил то что получил, но для Маркега это был проигрыш. Он сорвался, эмоции взяли верх и даже не дали ему возможности их усмирить. Он посмотрел на свою комнату, тут, как и всегда было как у осла в стойле. А внизу вопил Тант, скорей всего руку ему придётся отрезать.

Юноша помотал головой, волосы всё ещё были влажными, он подумал об Аннисе, она там за городом, выходит мокрая и голая из горячего источника. Возможно он и одинок, но не так как думают все вокруг, это было его одиночество, интимное одиночество.

Начало

Дождь не переставая продолжался уже третий день к ряду. Он барабанил по растрескавшейся земле, камням и чахлым сухим растениям. Превратил в мешанину из грязи и мелких камешков предгорную дорогу по которой с тех самых пор как на неё упали первые капли, верхом двигались двое путников. Дождь, пожалуй, самый упрямый ублюдок, даже для тех, кто думает что может уговорить его прекратиться с помощью молитв или танцев с мертвыми зайцами вокруг костра. Не говоря уже о этих двоих странниках, которые всем своим видом, говорили, что им нет дела как до молитвы, так и до дождя.

Один из них медленно поднял голову вверх к горным вершинам. С непонятным упорством глаза скрытые капюшоном уже целых три дня рассматривали линию которая обрисовывала острые пики, за которыми начиналось небо. Фурханские горы, если так можно было сказать являлись самыми "необычными" горами из всех существующих. Необычные формы вершин, необычно высокие, изрезанные необычно змеящимися ущельями. По сравнению со всеми виденными путником горами, они казались переростками в группе подростков, которые из-за своей силы были причиной вполне естественных страхов, а соответственно и отчуждения. В некоторых местах крутые склоны имели абсолютно гладкую, будто стена поверхность, что наталкивало на совершенно нелепые мысли, будто они могли быть рукотворными. Аллан, так звали одного из всадников, смотрел на них как завороженный, но не потому что любовался ими, а потому что чувствовал, что они как и он, не те за кого себя выдают, что глазам предстает лишь оболочка, которая скрывает полость внутри, заполненную Бог знает чем, но только не тем о чём можно просто взять и догадаться. Его ярко зелёные глаза начали слезиться, сегодня был прекрасный день, для чего угодно, но только не для того чтобы долго смотреть на что-то, отражающее солнце.

Аллан не оборачиваясь почувствовал взгляд своего спутника, который отставал на целый корпус лошади. В самой странной компании он вполне мог оказаться самым странным. Молчаливый в самом полном смысле этого слова, осторожный и всегда напряжённый. Казалось, что он всегда кого-то выслеживает, постоянно что-то ожидает, всегда готов к движению, словно под кожей были натянуты жгуты, а не человеческие мышцы. Аллан знал, что вокруг на много километров нет никакой опасности, он смог бы увидеть врагов и спереди, и сзади, и вверху в горах и даже если бы они находились внутри самих гор. Этот день позволял ему забыть об осторожности, и видеть неосторожность других. Но его товарища этим не успокоишь и не удивишь, он ваалентонец, к тому же должно быть самый упёртый и гордый из них.

Они ехали без привалов почти с самого утра, не останавливались ни на минуту, хотя темп был размеренными и спокойным. Они просто возвращались в свои земли, которые покинули два года назад, двигаясь по этой самой дороге, только тогда этого походило на побег. Аллан знал эту дорогу очень хорошо, она была подобна старому приятелю или скорей любовнице, она постоянно менялась, но в тоже время оставалась верной. Аллан посмотрел на лево на Северные равнины, бескрайний океан обожженных ветром степей, волнистых с твёрдой почвой, с жесткими растениями. Он не заметил, как лошадь пошла в верх, дорога изогнулась и потащилась в гору. Наступал вечер, дождь продолжал лить и о том, что солнце садилось можно было судить лишь по тому, что вокруг смеркалось. Аллан слегка повернул голову назад для того что бы привлечь внимание своего спутника, а после вытянул руку и пальцем указал куда-то в сторону: